"Фантастика 2024-94". Компиляция. Книги 1-26
Шрифт:
Я так разошелся, что пока мы добирались до станции, устроил для водителя и одновременно командира спецгруппы целую политинформацию с элементами сведений, известных только людям из XXI века. Максим, конечно, об этом не догадывался, парень думал, что ему доверяют информацию, известную только генералам. Добирались до станции мы больше часа, и это на автомобилях, при этом буксовали не очень-то часто. Так что всадники Ингушского полка довольно сильно отстали. Но я не беспокоился, что они не сразу найдут станцию, проводниками у них были казаки, входившие в команду прапорщика. Оказывается, эта команда была сформирована командованием специально, чтобы отыскать Михаила Александровича и проводить его до бронепоезда, подготовленного для эвакуации императора из зоны боев. Предполагалось, что как только Особая армия пробьется к Ковелю, Михаила срочно перевезут на бронепоезде в Луцк, а затем в Петербург. Я, можно сказать, поломал эти планы. Во-первых, был не в Ковеле, а во главе мобильной группы, сам вышел в боевые порядки XXXIX армейского корпуса. А во-вторых, добравшись до присланного за мной бронепоезда, не поспешил срочно покинуть на нем зону боев, а задержавшись, развил бурную деятельность.
Я не собирался появляться в Петрограде, как бедный родственник, которому повезло, что он сорвал банк в рулетку. Если я собирался внушить уважение говорливым политиканам, то должен был появиться во главе своих нукеров. Которые, если надо, по щелчку императора язык отрежут особо говорливым господам. А всадники Ингушского конного полка для этой роли подходили идеально. Брутальные горцы в бурках и лохматых папахах, обвешанные оружием, имели страшную репутацию для столичных обывателей и депутатов Госдумы. Конечно, она была раздута прессой, но для моих целей это было даже хорошо. Не будет таких уж охов да ахов, если эти дикие горцы порежут пару сотен каких-то там социалистов, писак и пропагандистов, выступающих за смену режима. Списки опасных для
Так что когда мы добрались до бронепоезда, я не сел в специально прицепленный к нему бронированный пассажирский вагон, а приказал занимавшему должность начальника станции капитану с перебинтованной рукой изыскать три эшелона, чтобы можно было перевезти конный полк и десять автомобилей. Если их нет на станции, то телеграфировать в Луцк, чтобы эшелоны как можно быстрее прислали. Да, к моей радости, на станции был телеграф. И я направил телеграмму в Житомир, военному коменданту станции, чтобы срочно переслали сюда все телеграммы, приходившие на мое имя, которые я не получал. Служба связи в штабе корпуса была отлажена хорошо, и я надеялся, что скоро смогу прочитать все неполученные телеграммы Каца. На этой же станции, еще со времени отступления от Ковеля, дислоцировался и штаб XXXIX армейского корпуса, и через полчаса, после того как отправил телеграмму в Житомир, я познакомился и с его командиром генерал-лейтенантом Вербицким. И этот генерал подтвердил факт того, что Николай II отрекся от престола в пользу своего брата Михаила Александровича. Но окончательно я понял, что придется действовать по плану № 3, когда этот генерал дал мне прочитать имевшуюся у него размноженную на гектографе копию этого отречения, подписанного в присутствии генерала Алексеева и представителей Думы – Гучкова и Шульгина. Текст этого отречения я прочитал несколько раз, и один абзац буквально врезался в мою память, вот он: «…Мы передаем наследие Наше Брату Нашему Великому Князю Михаилу Александровичу и благословляем Его на вступление на Престол Государства Российского. Заповедуем Брату Нашему править делами государственными в полном и ненарушимом единении с представителями народа в законодательных учреждениях на тех началах, кои будут ими установлены, принеся в том ненарушимую присягу».
Хорошо, что я читал это отречение, сидя в кресле в кабинете у командира корпуса, а то точно бы не устоял на ногах. Когда рушатся твои мечты о спокойной беззаботной жизни, трудно оставаться бесстрастным. По крайней мере, у меня после прочтения этого приговора моей аристократической свободе закололо сердце, и я перестал чувствовать свои ноги. Только кружка горячего чая вернула жизнь и энергию в тело русского самодержца. Да, именно так я иронически стал себя называть.
Вот после этого я и позволил себе некоторые действия как истинный император. А именно начал повышать в звании некоторых своих, так сказать, приближенных. В первую очередь, конечно, Первухина. Во-первых, он был самым приближенным, во-вторых, недавно он мне дал изумительно вкусные пирожки. Это шутка, конечно, но монарх я или как, а значит, имею право на слабости. Но конечно, не в пирожках дело, а в том, что я не хотел отдалять от себя Диму – а в ближайшем кругу императора ефрейторам не место. Вот и пришлось продиктовать вызванному в кабинет Вербицкому несколько распоряжений нового императора. Конечно, я еще официально не принял на себя этот сан и коронацию в первопрестольной. Но указы и распоряжения диктовать начал, при этом подписывался как Михаил II. Со званиями не мелочился – присвоил своему денщику сразу чин поручика, Максиму – капитана, а Хватов стал полковником. И многих наградил Георгием 4-й степени. По совету Вербицкого в указе было написано – за геройские действия при взятии Ковеля. Какие фамилии помнил по предыдущим боям, тех писарь и вписал в этот указ. Конечно, достойных быть награжденными было гораздо больше, но фамилии всех я физически не мог помнить. Решил, что их будут награждать по принятой процедуре. В общем-то, вопрос о награждениях и присвоениях новых званий всплыл из-за Хватова, Максима и Первухина. Без ощущения, что где-то рядом находится Дима, а также Максим, я уже не мог, а вот Хватову я хотел поручить очень важное дело. А полковнику все это будет гораздо легче осуществить. Конечно, генералу будет еще легче, но до такого самодурства я еще не дошел. Генерал-майоров я присвоил командирам Ингушского и Кабардинского полков, так как было за что, и они подросли всего на одно звание. А Хватов всего два месяца назад был прапорщиком, затем, перепрыгнув несколько званий, стал поручиком, а теперь я присваивал ему звание полковника. И опять парень в своей карьере скакнул через несколько ступеней. Может быть, это неправильно и самодурство монарха, но я доверял Хватову и знал его обязательность и честность. А ему я собирался поручить сделать то, что не успел сам. А именно направить несколько эшелонов с продовольствием в Петроград. А это я считал очень важным. Конечно, после того как монархия в России не самоликвидируется, история однозначно поменяет свой вектор. И революции вряд ли будут возможны, даже при сегодняшней полной деградации элит. Но все равно напряжение в обществе существовало, и вряд ли оно исчезнет после смены монарха. Значит, новый монарх должен хоть как-то задобрить народ. Слова, политические уступки, пропаганда в духе XXI века, фейковые партии и прочие изыски моего времени это, конечно, хорошо, но людям нужно дать нечто материальное. А раздача рабочим Петрограда и Москвы продуктовых наборов – это будет очень сильный ход нового царя. Продуктов в Ковеле много, наверняка хватит кормить рабочих обеих столиц месяца два, не меньше. И отобьет охоту у спекулянтов создавать дефицит товаров первой необходимости. А там, глядишь, и до организаторов сбоя работы транспорта и прочих фактов саботажа доберемся. А они есть даже сейчас, а в феврале 1917 года возрастут многократно. Так что нежданно-негаданно я оказался в очень непростой ситуации, утешало только одно, все-таки это лучше, чем оказаться в ссылке в Перми. Здесь можно хоть как-то побарахтаться, а там полный абзац и вслед за этим смерти многих миллионов моих соотечественников. Нет уж, как ни будет трудно, но барахтаться буду.
Так я думал, попивая чай в огромном купе бронированного вагона, прицепленного к бронепоезду. Все дела, которые наметил, с грехом пополам были сделаны. И самое главное, вслед за бронепоездом следовало три эшелона с силовой поддержкой. По всем доступным мне данным вскоре XXXIX армейский корпус Особой армии пробьется к Ковелю и соединится с частями 2-го кавалерийского корпуса Багратиона. Да, я своим распоряжением назначил Дмитрия Петровича Багратиона командиром корпуса вместо себя. Как только Особая армия соединится с корпусом Багратиона, в дело вступит полковник Хватов, и эшелоны с продовольствием начнут гнать в Петроград и Москву. Я был уверен, что бывший командир спецгруппы этого добьется. Ведь, кроме железного характера и хватки, он обладал высочайшими полномочиями. Времени, пока мы ожидали подхода эшелонов под загрузку Ингушского полка и автомобилей мехгруппы, было много, и я долго думал, в какой форме наделить полномочиями Хватова, чтобы он мог пробить все препоны, которые несомненно вырастут на пути эшелонов с продовольствием. Злонамеренных действий германского генштаба никто не отменял. И я вспомнил о такой форме, как мандат. Вот и написал Хватову такой мандат, где полковнику было разрешено без всякого суда и следствия расстреливать саботажников, мешающих или тормозящих движение эшелонов с продовольствием. А еще я сейчас жалел, что не оставил с Хватовым спецгруппу. Это была бы реальная помощь Хватову в столь многотрудном и ответственном деле. Но тогда пересилила забота о собственной безопасности, а сейчас было уже поздно. Да и привык я к Максиму, не хотел его отпускать даже для важного дела.
Не допив даже чашки чая, я опять достал пачку листов бумаги, на которых были наклеены телетайпные ленты с телеграммами, которые посылал Кац в мое отсутствие. Из них можно было понять, почему Николай II все же пошел на такой шаг, как отречение от престола. Телеграмма, которая пришла в тот же день, когда я с мехгруппой пробился в тыл австрийцев, была почти что истеричной. В ней мой друг сообщал, что все принятые меры оказались бесполезны и Распутина все-таки убили. Хотя Кац знал, что я отправляюсь в рейд по тылам неприятеля и нахожусь далеко от телеграфа, но он как маньяк присылал телеграммы с призывом бросить все и срочно приезжать в Петроград. Там после убийства Распутина начало творится нечто подобное, что и в нашей истории. После смерти Распутина ухудшилось состояние цесаревича. Все-таки старец реально положительно воздействовал на здоровье наследника. Предупредил Кац и о подозрительном копошении в Думе. И опять призывал срочно приезжать в Петроград. В день, когда Николай II отрекся, Кац направил телеграмму – все катится в тартарары, ты обязан, чтобы не допустить самого страшного, действовать по плану № 3. Пойми, Михась, никто кроме тебя не сможет остановить этот Армагеддон. Так что мой друг думал так же, как и я, и это была единственная положительная эмоция, которую получил, прочитав телеграммы Каца. Да и стук колес навевал невеселые мысли. Было так грустно, что я не выдержал и достал бутылку шустовского коньяка. После третьей рюмки настроение повысилось. И я начал ассоциировать то, что будет, с тем, что было. А что? На фронт я ехал в вагоне, также прицепленном к бронепоезду. Первухин тоже сидел в купе-кухне,
как и сейчас. Спецгруппа находилась тоже в том же вагоне. Все было так же, как тогда, только звания у людей поменялись, да и наград стало намного больше. Никто не погиб, хотя дел наворотили много, так и в Петрограде таких дел наворочаем, что история точно станет более милостива к России. С этой мыслью я решительно отодвинул бутылку и начал доставать из пухлого портфеля документы. Нужно было работать, а не коньяк пить. До приезда в Петроград требовалось вникнуть в огромное количество документов. И в конце концов определиться с тем, кто же будет главнокомандующим Русской армии.Олег Кожевников
Император
Глава 1
Император!.. Неужели я стал императором, царём, мать твою! Всё это никак не укладывалось в мозгах. Ну ладно, пусть я попаданец, человек из двадцать первого века, но не монарх же, не помазанник Божий, и вообще демократ и против любого диктата. Вот же ситуация! Загнала в такой угол, что сделать ничего нельзя – только принимать корону и становиться монархом! Простой технарь из НИИ мозга становится самодержцем России, это нонсенс – идиотизм какой-то. А всё Кац с его непомерными научными амбициями виноват. Правда, я сам хорош – согласился поучаствовать в, казалось бы, безобидном эксперименте своего друга и в итоге оказался в теле брата Николая Второго, Михаила Александровича, в 1916 году. Сначала я балдел, оказавшись в теле брата императора. Ещё бы – из мальчика на побегушках оказаться в теле аристократа, у которого куча прислуги, к тому же генерал-лейтенанта. Да я мог есть чёрную икру ложками, а запивать её выдержанным французским коньяком. Вот только знание истории, вложенное в меня учёбой в школе двадцать первого века, мешало насладиться своим положением. Ещё бы, я знал, что в России скоро произойдут революции, и после Октябрьской великого князя Михаила Александровича шлёпнут в Перми. Как тут радоваться жизни и тому, что ты стал «голубой кровью», если знаешь, что это очень ненадолго. Ведь мне было из истории известно, что через год Михаила Александровича сошлют в Пермь. А там местные чекисты по-тихому шлёпнут великого князя и его секретаря Джонсона. А именно меня и Каца. Да, мой друг, заваривший всю эту кашу, спасающийся от начавшей меняться истории, тоже кинулся в этот водоворот. Меня он внедрил в тело Михаила Александровича в силу случайных обстоятельств, а сам нырнул в разум Джонсона, полностью осознавая, что он делает. Выхода у парня не было – история после моего исчезновения из хронографа начала меняться.
Да, сначала было чудно и непривычно. Ещё бы – стать таким значительным человеком, как брат самого императора, это было для обычного человека ударом по психике. Ну а потом, как ни странно, мне эта ситуация понравилась. И немалую роль в этом сыграла жена Михаила Александровича – Наталья. Большой искусницей в любовных утехах оказалась эта проказница. Теперь я понимал великого князя, который нарушил правила семьи Романовых – брат императора не имел права венчаться с девушкой не королевских кровей. А Михаил это сделал – бесшабашный был человек, настоящий гвардеец Кирасирского полка. В 1907 году у флигель-адъютанта, штабс-ротмистра, командира лейб-эскадрона, случился роман с женой его подчиненного, поручика Вульферта – Натальей. Роман был бурный, а в 1910 году у них родился сын Георгий. Михаил был благородный человек, верный своим обещаниям, и он тайно вступил с Натальей в морганатический брак в Вене в 1912 году, обвенчавшись в сербской православной церкви Св. Саввы. Этим он нарушил все устои семьи Романовых и попал в опалу. Михаил был уволен со всех должностей и постов, ему было запрещено возвращаться в Россию, и он жил с женой в Европе. Даже имения великого князя находились под секвестром. Одним словом, наказали великого князя за венчание с простолюдинкой Натальей Сергеевной (урождённой Шереметьевской) по полной программе. Но когда грянула война, Михаил забыл про обиду и, верный долгу перед родиной, написал письмо своему брату Николаю Второму с просьбой зачислить его в действующую армию, чтобы он встал на защиту родины. Николай Второй пошёл ему навстречу, но назначил Михаила командиром самой проблемной в русской армии Туземной кавалерийской дивизии. В дальнейшем в ходе войны за нрав её всадников прозванной в народе «дикой». Вот так блестящий гвардейский офицер и генерал оказался в России в самой гуще Первой мировой войны. Несмотря на всю тяжесть этой войны, на бесконечные бои и отступление 1915 года, он не сбежал обратно в Англию, а продолжал нести тяжёлую ношу русского офицера. Дрался с неприятелем храбро и заслужил за бои в Карпатах орден Святого Георгия 4-й степени. То есть стал георгиевским кавалером, а это многое значило в глазах фронтовиков. И не только для них, на императора Николая Второго это тоже подействовало, и он назначил Михаила Александровича командиром 2-го кавалерийского корпуса.
Непрерывные бои, недосып, питание чёрт знает чем негативно подействовали на здоровье великого князя – у него начала развиваться язва желудка. Да у любого бы человека от такой жизни начались сбои в организме. А тем более у аристократа, привыкшего к хорошей кухне. Когда приступы язвы стали уже нестерпимы, а бои после самой острой фазы, «Брусиловского прорыва», в котором корпус под командованием Михаила активно участвовал, несколько стихли, великий князь направился на лечение в Петроград, к лучшим докторам империи. Вот там, в загородной резиденции царской семьи в Гатчине, и произошёл перенос моей сущности в тело великого князя. Виновник этого события, мой друг м. н. с. Института мозга Кац (Кацман), тоже оказался в этом времени. Его сущность вселилась в тело секретаря великого князя – Джонсона. Но если я попал в тело Михаила Александровича случайно – в ходе неправильно пошедшего эксперимента, затеянного моим другом, то сам Кац целенаправленно вселил в тело Джонсона свою сущность. Испугался парень, когда моё тело куда-то испарилось из хронографа, а из ниоткуда рядом со зданием Института мозга возникли громадные небоскрёбы. Мой друг начал догадываться, что произошло, когда у него самого исчезла часть руки. Кац понял, что история, а значит, его родная реальность изменилась, он сам не родился из-за того, что родители, скорее всего, не встретились. Да и вообще, вполне вероятно, из-за смены истории они могли и сами не родиться. После того как мой друг появился в теле Джонсона и рассказал мне о своих выводах, я, естественно, испытал сильнейший шок, потом отчаянье, а затем жажда жизни всё-таки взяла верх. И мы с Кацем начали думать, как бы исхитриться обмануть историю и не допустить, чтобы наши сосуды жизни, а именно тела великого князя и его секретаря Джонсона, закончили свои дни так же, как в нашей бывшей реальности – с простреленными черепами, закопанными на пустыре недалеко от Перми. Вот выполняя эти планы, после череды событий и колоссальных усилий как моих, так и со стороны Каца, я и оказался в этом бронированном вагоне в качестве самодержца Российской империи. Не хотел этого, всё делал, чтобы Николай Второй остался на троне, но не смог: история вещь неповоротливая и упрямая, её с кондачка и на ура не повернёшь. Вот и пришлось, чтобы история не пошла той же дорогой, что и в моей реальности, подставиться и взвалить на свои плечи тяжеленный груз ответственности – стать монархом Российской империи.
Груз ответственности придавил меня основательно – всю дорогу до Петрограда я судорожно рылся в захваченных из штаба Особой армии документах, пытаясь понять, что же мне теперь делать. Ещё раз перечитал компромат на элиту Российской империи, переданный Кацу, а значит, мне бундовцами. Аналитическая служба этой еврейской организации провела гигантскую работу, не хуже Моссада двадцать первого века, но подсказки я так и не нашёл. Наоборот, пришёл в полное уныние – не нашёл ни одного человека из всей элиты Российской империи, которому можно было доверять. Сплошная гниль и разложение. Каждый плёл свои узоры в политике, наверное, эти люди думали жить вечно, и как будто их представление о развитии страны было единственно верным. А я-то знал, что это не так. Что через пару лет эти политиканы окажутся сметены народным гневом. И все их благие намерения, у кого они, конечно, были, не более чем пшик перед расстрельным взводом пролетарского трибунала. Безумно было жалко народ, идущий на заклание под предводительством этой практически выродившейся и сгнившей элиты. Нужно было сделать нечто такое, чтобы растрясти это гнилое дерево Российской империи. Но не так, как это было сделано большевиками, а аккуратно, чтобы не повредить корневую систему империи. Море крови, выпущенной из народа после Октябрьской революции, первоначально дало обновление элиты и вдохнуло жизнь в трухлявую основу империи, и это дало возможность выиграть ВОВ, но затем без подпитки от корневой системы, которую основательно повредили свалившиеся на Россию невзгоды, страна в моей реальности снова попала в полосу стагнации. Вот и нужно было продумать свои шаги, чтобы не попасть в поток истории, повторяющий прежнее течение реки времени. Умом я всё это понимал, но, как собака Павлова, мог только гавкать на подсунутые историей реалии.
А как, спрашивается, можно коренным образом изменить историю, если для этого практически ничего нет? Ни знаний, ни кадров, ни ресурсов, одно только желание. Нет, вру, было знание, принесенное из моей бывшей реальности – туда не ходи, будет больно. Но этот ресурс я уже использовал – принял скипетр, не позволив развалиться монархическому режиму в России. По крайней мере, избавил себя и Каца от ссылки в Пермь. Но вот что делать дальше, я не знал. Ведь положение в стране так и оставалось катастрофическим – война продолжалась, солдатские бунты готовы были начаться от малейшей неудачи на фронте или демонстрации рабочих в тылу. А рабочих продолжали подзуживать всё та же элита и германские агенты влияния. И чёрт ногу сломит, вычисляя, кто там иностранный агент, а кто искренне желает, чтобы родина, наконец, начала процветать. Многие думают, что именно самодержавие тянет Россию на дно зловонного болота. А скинув цепи самодержавия, она как сокол устремится ввысь к солнцу, к демократии. Но я-то знал, что этими благими намерениями выстлана дорога в ад.