"Фантастика 2024-94". Компиляция. Книги 1-26
Шрифт:
Поняв, что великий князь уже принял решение, Бегильдеев прекратил убеждать меня в том, что подразделения 9-й кавалерийской дивизии не могут вести бои без своего командира. Генерал-лейтенант начал вполне грамотно излагать свои мысли об устройстве лагеря для военнопленных. Затем мы согласовали порядок взаимодействия, если все-таки австрийцы предпримут попытку прорваться к Ковелю с запада. Естественно, группа Бегильдеева не в состоянии отразить атаку даже одного пехотного полка. Конечно, дзоты с оставшимися там пулеметами самокатчики генерал-лейтенанта займут, и казачьи разъезды будут контролировать прилегающую территорию, но фронт слишком широк, и более-менее крупное и боеспособное подразделение противника без труда может прорваться к станции. На этот случай нужно было прислать подкрепление из Ковеля. Австрийцы поймут, что в Ковеле происходит что-то не то, не раньше чем через сутки, а снять с фронта и направить в город боеспособные части у них займет гораздо больше времени. Так что дня три-четыре у нас будет, чтобы зачистить Ковель и сконцентрировать силы на самых опасных направлениях. Глядишь, за это время и Брусилов организует контрудар в направлении
Я описал Бегильдееву свой план и этой задумкой, несомненно, воодушевил его. Раньше он знал только детали, а теперь перед ним открылись такие горизонты, что захватывало дух. Генерал-лейтенант был профессионалом и понимал, что таким апперкотом мы можем поставить Австро-Венгрию на колени. Когда я понял, что Бегильдеев сделает все, чтобы наша операция по взятию Ковеля удалась, я прекратил давить на князя, чтобы он перестал думать как комдив, а сосредоточился на конкретной задаче по обеспечению безопасности западного фланга корпуса. Наша беседа сразу же обрела конкретное содержание. И дольше всего мы обсуждали, как будем связываться между собой. В общем-то, проблем со связью не должно было возникнуть. Австрийская инфраструктура не была разрушена – телефонная и телеграфная связь, и не только с Ковелем, продолжала функционировать, правда уже под нашим контролем. Кроме проводных линий связи имелись и искровые радиостанции. Расстояние до Ковеля было небольшое, так что связь можно было поддерживать, пользуясь даже штатными антеннами. А дивизионная радиостанция в распоряжении Бегильдеева оставалась. Радиоузел не поменял своей дислокации, после отбытия на боевую операцию всех подразделений и большинства штабного люда он так и располагался в бывшем лагере 9-й кавалерийской дивизии. Кроме вопросов связи, мы с комдивом-9 наметили и пути отхода его группы, в случае если на этом направлении австро-германцы будут наступать большими силами. И тут замедлить наступление противника должны были пленные австрийцы. Не бросят же наступающие своих попавших в плен собратьев на произвол судьбы. А значит, передовые наступающие части потеряют темп, а может быть, и мотивацию к наступлению. Если небольшое количество русских захватило такой сильный укрепрайон и большое количество пленных, то они очень опасны, и наступать нужно с осторожностью и мощной огневой поддержкой. А в такую слякоть по местным дорогам протащить даже одну тяжелую батарею очень непростая задача.
В конце концов, наше импровизированное совещание подошло к концу, и я, попрощавшись с генерал-лейтенантом, больше не отвлекаясь, направился к своему командирскому «Форду». С Бегильдеевым мы говорили не только о стратегических проблемах, но и решали, казалось бы, мелкие вопросы. Но некоторые из них меня сильно волновали. Вот, например, я себя чувствовал как-то неуютно, когда не ощущал за своей спиной присутствие Первухина. Я уже настолько привык к денщику и его ненавязчивой, а иногда и навязчивой заботе, что сейчас бывший работник обслуживающего персонала НИИ Мозга себя и накормить бы не смог. Тем более в этом времени не существовало супермаркетов и прочих изысков XXI века. А еще я знал, что Дима прикроет мою спину в любом случае, если даже ему самому будет грозить гибель. Вот я и поручил Бегильдееву направить своих людей к казармам укрепрайона и заняться там организацией лагеря военнопленных. Десантное отделение ефрейтора Никонова и моего денщика немедленно отправить догонять автомобили мехгруппы, следующие в Ковель. Когда шел к «Форду», ужасно хотелось забраться в кузов и поискать в мешках денщика чего-нибудь калорийного. Я знал, что у запасливого Первухина имеется фунта два черной икры, пирог с визигой, да и много других вкусностей. А организм великого князя только рано утром потребил чашку чая и один бутерброд. А была уже середина дня, и брату императора очень хотелось хоть что-нибудь перекусить. Но, конечно, я преодолел себя и не стал рыться в вещах денщика, а забравшись в кабину, достал из стоящего там портфеля с бумагами припрятанный пакет с монпансье. Только после этого приказал Максиму разворачиваться и выбираться с площади. Я думал, что мы остановимся около командирского автомобиля поручика Хватова не больше чем на минуту, именно на то время, которое потребуется, чтобы приказать командиру мехгруппы начинать движение в сторону Ковеля, но идеальный ход операции остался только в моих мыслях. На самом деле мехгруппа была не готова к немедленному выступлению. И дело было не в людях, а в технике. Вернее в цепях на колесах. А если сказать точнее, в задержке выступления мехгруппы был виноват я – предложенная мной конструкция оказалась не очень надежной, многие цепи, установленные на задние колеса автомобилей, были повреждены. И сейчас в мастерских станции и во всех кузнях поселка шел ремонт тех цепей, которые можно было восстановить, и изготовление новых взамен утерянных. Сначала я подумал, что моя память дала сбой, когда рисовал чертеж злосчастной цепи, или я что-то напутал, когда показывал, как они устанавливаются на колеса. Но когда я посмотрел на одну из самых поврежденных цепей, то понял, что моя память ни в чем не виновата, все дело было в некачественном металле. Мало было в этом времени качественного металла, а тем более в деревенских кузнях. А в основном мы заказывали цепи в деревенских кузнях, вот они и разваливались, даже при не очень большой нагрузке. Вот, например, для «Форда» цепи были изготовлены в Петрограде, на Путиловском заводе из хорошей стали, так на них нет ни одного повреждения или признаков усталости металла.
Задержка имела лично для меня и свой плюс, я наконец-то смог утолить свой животный голод. И никакими-то там монпансье, а настоящим горячим обедом. Мы с поручиком Хватовым посетили расположенную невдалеке харчевню. А потом появился и Первухин, но я не стал его загружать своими поручениями. А узнав, что мой денщик так и не обедал, занятый подготовкой боксов
для содержания пленных, дал ему сто крон, добытых им же, и отправил обедать в ту же харчевню, где недавно был с Хватовым. При этом заявил:– Дима, на эти деньги ты должен накормить всех, кто вместе с тобой занимался моим поручением в казармах. И не экономь, накорми людей по высшему классу. Тут цены не кусаются, и сто крон на это хватит. Местные торговцы все еще с удовольствием принимают австрийские деньги. Их нужно быстрей тратить, а то через неделю они превратятся в цветные фантики. И еще, долго в харчевне не сидите. Через час чтобы все были здесь. Поручик обещает, что через час все цепи будут установлены на колеса. А ты знаешь, что господин Хватов болтать не любит.
Первухину повторять не пришлось, он воскликнув:
– Благодарствую, государь!
Схватил сотенную купюру и чуть ли не бегом направился к автомобилю десантного отделения ефрейтора Никонова, а я с чувством, что сделал что-то хорошее, забрался в кабину «Форда». Устал я, и хотелось просто отдохнуть, ни о чем не думая, а тем более не изображать из себя великого князя, генерал-лейтенанта и великого стратега.
Максима в кабине не было, и, слава богу, не нужно было что-нибудь приказывать, командовать или просто разговаривать. Можно было сбросить с себя маску великого князя, помолчать и даже подремать. Лепота, одним словом. Но отключить мозг и как-то забыться не удалось. Правда, мысли были не о деле, а о всякой чуши – о том, какое же я произвожу впечатление на окружающих меня людей начала двадцатого века. Веду ведь себя не так, как должен вести себя аристократ, представитель дома Романовых. Общаюсь с нижними чинами не так, как генерал, а как какой-нибудь подпрапорщик, выгнанный из университета. И как заводской мастер лезу со своими поучениями, как что-нибудь наладить или отремонтировать. Вон даже руки стали как у мастерового – ободранные, с намечающимися мозолями. Не такие, как были в момент моего вселения в тело Михаила Александровича. Так я и продолжал бы себя грызть, если бы в голове не всплыла фраза, как-то брошенная водителем Максимом:
– Вы, Михаил Александрович, чисто Петр Первый. Не гнушаетесь грязи и работы простолюдина. При этом еще и в боях пулям не кланяетесь. Я когда учился в университете, состоял в антимонархическом кружке. А после того как посмотрел, как вы ведете себя в боевой обстановке, да и просто в жизни, стал сторонником самодержавия. Да за вас любой боец спецгруппы готов свою жизнь положить!
Тогда я посчитал это высказывание реакцией эмоционального пацана на события, случившиеся на станции Лазаревская под Нарвой, а вот сейчас они помогли мне восстановить душевное равновесие. Мысли, первоначально бродившие в голове как попало, описав круг, все-таки вернулись на магистральную линию. А именно на действия корпуса, начавшего выполнять авантюрный план, возникший в голове дилетанта в военном деле, бывшего сержанта. Как уже не раз бывало, сущность Михаила, воевавшего много лет и получившего громадный военный опыт, опять попыталась воздействовать на сущность сержанта. Опять обозвала основную сущность идиотом и безответственным авантюристом из будущего, который загубит жизни подчиненных ему людей. Одним словом, всячески мешала главной сущности размышлять над возможными опасностями, которые могут ожидать корпус, когда он займет Ковель. Кстати, вредоносная боковая сущность теперь не сомневалась, что корпус все-таки возьмет Ковель. А совсем недавно весь мозг проела своими гнусными прогнозами. Вот и пришлось ей об этом напомнить. А еще то, что она – такая грамотная и образованная – профукала империю, и Бог ее за это покарал пулей, которая снесла полчерепа славного генерал-лейтенанта. И приходится идти на авантюры, чтобы хоть как-то нормализовать ту ситуацию, до которой довела страну вся эта «голубая кровь».
Всю эту интеллектуальную перебранку внутри головы прекратило появление Первухина. Мой денщик явился, чтобы доложить, что распоряжение великого князя выполнено и сто крон потрачены. По выражению его довольной физиономии можно было предположить, что деньги потрачены не только на еду. Но я не стал проводить расследование, а кивнув, приказал:
– Ну, давай тогда занимай свое боевое место в кузове. И кстати, ты взрывчатку в железный ящик положил? Не будут динамитные шашки по кузову болтаться?
– Как можно, Михаил Александрович! Я же до ранения сапером служил и знаю, как с взрывчаткой обращаться.
– А я знаю, что у тебя свербит что-нибудь взорвать. Вон в сарае у нашего дома в Житомире поручик Хватов обнаружил пять динамитных шашек. Я пошел в баню, а его послал за приготовленными тобой березовыми вениками, так вот под ними он нашел твою динамитную заначку. Я уже не стал тогда тебе за это вставлять, а вообще нужно было. Матренины пацаны могли найти динамит и устроить в резиденции великого князя неплохой фейерверк. Ладно, Бог миловал, но ты заруби себе на носу – больше никаких заначек. Весь динамит должен храниться в одном месте – в железном ящике, в кузове.
– Так тогда я приготовил динамит для выполнения вашего задания – устроить бутафорские взрывы во время учений 9-й дивизии. Выезжать нужно было рано, вот я и положил динамит в сарае. Но обещаю, государь – больше я так делать не буду.
Первухин попытался еще что-то сказать, но не успел. Появился Хватов и что-то буркнул моему денщику, и тот мгновенно испарился. Поручик доложил, что цепи на колеса установлены и мехгруппа готова начинать движение. Ну что же, мне оставалось только сказать:
– Командуй, поручик! «Форд» будет двигаться, как обычно, за четвертым автомобилем. Все, действуй, увидимся в Ковеле.
Хватов козырнул и направился к своей командирской «Шкоде». Как только он отошел, в кабину забрался Максим, и через несколько минут мы тронулись.
На удивление дорога в Ковель была вполне приличная. Конечно, по меркам этого времени. Не полоса грязи, а хоть и разбитая, но зато гравийная. И по ней можно было двигаться без всяких цепей. Я когда это увидел, сразу же приказал Максиму подать сигнал клаксоном – это была команда колонне остановиться. Когда к «Форду» подбежал ничего не понимающий Хватов, я заявил: