"Фантастика 2025-103". Компиляция. Книги 1-17

"То, что с Беркофом пересекаетесь, догадываюсь. Он же проводит замеры студентов", — пробормотал я вслух, вспоминая, как тот самый профессор Беркоф методично проверял каждого из нас на "магические способности ".

Артемьев кивнул.

"Да. В мире магической преступности, а тем более в дворянской среде, надо знать всё о потенциальных нарушителях и вероятной угрозе Империи… и императору."

Его голос стал тише, но каждое слово звучало, как стальной клинок.

Я почувствовал, как сжимается желудок.

"А вы уверены, что я не растреплю никому то, что сейчас узнал?" — вдруг спросил я.

Артемьев пристально посмотрел на меня, и в его взгляде мелькнуло что-то хищное.

"Не растреплете. Вы же хотите отомстить за товарищей?"

Я замер.

"Это… террористы из «Гнева Матушки-природы»?" — резко вырвалось у меня.

"Да, те самые", — подтвердил Артемьев. "Агент у нас неопытный — сам себя подорвал, работая со взрывчаткой. Я привез его к Зильберштейну, а тут Беркоф звонит… и вас упомянул. Так что, волею судеб, вы едете со мной. Сейчас."

Я кивнул, но внутри всё сжалось.

"А зачем у меня отобрали телефон?" — поинтересовался я.

Барон усмехнулся.

"Думаешь, воина из проекта «Витязи» отпустят в доспехе гулять без слежки? В век современных технологий следят за устройствами. Вот твой телефон и прослеживают. И не надо никому знать, что ты был у Зильберштейна. Так надежнее."

"Понятно", — пробормотал я.

А сам подумал: как хорошо, что, когда ездил в Выборг, засветился у Юли. И ночевал в гостинице… Телефон с собой на дело не брал.

Дальше мы ехали молча, каждый погруженный в свои мысли.

За окном машины мелькали огни ночного города, но в душе у меня было темно и тревожно.

Мы вышли возле небольшого особняка в старинном стиле — аккуратная кирпичная кладка, чугунные решетки на окнах, но при ближайшем рассмотрении в стеклах угадывался едва заметный голубоватый отблеск защитных заклятий.

Похоже, у Зильберштейна и дома оборудована лаборатория. Явно фанатик своего дела.

Меня передернуло от внезапного холодка, пробежавшего по спине при мысли о том, какие неучтенные, нерегламентированные эксперименты мог проводить профессор в этих стенах, куда не заглядывали бдительные инспекторы университетского совета. В официальной лаборатории каждый этап, каждый реагент, каждый подопытный объект был на счету, но здесь, в этом уютном особнячке с видом на старый парк... Кто знал, какие границы науки он позволял себе переступать под покровом домашнего уюта?

Особенно красноречивым было то, что именно ему Имперская безопасность доверяла лечение своих лучших агентов - а это говорило о многом. Ведь в ведомстве не терпели дилетантов и не прощали ошибок. Если после ранений, полученных при выполнении особо деликатных миссий, агентов везли сюда, а не в оборудованные по последнему слову техники правительственные клиники, значит, профессор действительно был единственным, кто мог справиться с самыми сложными случаями.

Эта мысль немного успокоила меня, хотя легкое ощущение того, что я сейчас окажусь участником чего-то выходящего за рамки обычной медицинской практики, не покидало. В конце концов, если даже спецслужбы закрывали глаза на некоторые... нестандартные методы профессора, значит, результаты оправдывали средства. Главное, чтобы сегодня все прошло без осложнений.

Пройдя через узкую садовую калитку, мы вошли в дом через черный ход. В воздухе витал слабый запах антисептика и чего-то металлического — возможно, реактивов.

Да, действительно, было бы куда подозрительнее, если бы меня засекли в медицинской академии в такое время. А так — просто забыл что-то у профессора. Невинно.

Мы спустились по узкой лестнице и оказались в пристройке без окон. Стены были обиты звукопоглощающими панелями, а по потолку тянулись провода и магические контуры.

Ну хоть не подвал, — с облегчением подумал я.

В комнате нас уже ждал Зильберштейн. Его седые волосы были растрепаны, а на перчатках виднелись темные пятна — то ли кровь, то ли реагенты. На кушетке лежала девушка в изорванной и окровавленной одежде.

Я присмотрелся — и через пару секунд узнал ее.

"Марина?!" — не сдержался я.

"Да, Марина", — сухо подтвердил Артемьев. "Спасибо, кстати, тебе. После твоего предупреждения мы и взяли ее в разработку."

Я фыркнул.

"Да, похоже, Марина — мастер взрывотехник. В ее руках всё взрывается", — грубо пошутил я, стараясь скрыть дрожь в голосе.

"Профессор, я готов", — сказал я, снимая куртку.

Зильберштейн повернулся ко мне, и в его глазах мелькнуло что-то вроде старой привычной усмешки.

"О, мой любимый подопытный!" — он хлопнул меня по плечу.

Я вздохнул и лег на соседнюю кушетку, покорно позволяя подключить к себе провода. Холодные металлические наконечники впились в кожу, и по телу разлилось знакомое покалывание.

Перекачка шла медленно. Я лежал, глядя в потолок, слушая прерывистое дыхание Марины. Через несколько часов ее хриплые всхлипы сменились ровным, спокойным сопением.

"Всё, молодой человек. Вы свободны", — наконец объявил Зильберштейн, отсоединяя кабели. "И не говорите Марине, что вы были для нее донором. Она не должна знать об этой процедуре. Всё-таки нелегальщина."

Он помолчал, затем добавил тише:

"Одно дело — я проявил свои магические способности. Другое — засветить тебя, Петр."

Я кивнул, потирая онемевшие руки.

"Хорошо, профессор. А она сейчас не проснется?"

"Не проснется. Всё под контролем", — он повернулся к Артемьеву. "Казимир Витальевич, верните этого охламона, откуда взяли."

Я не удержался:

"А будет ли мне какой-нибудь бонус?"

Зильберштейн хмыкнул.

"Посмотрим через несколько дней. Я ее способности не проверял, а Казимир Витальевич говорит, что не помнит, какие у нее ядра."

Забрав телефон у Беркофа, я вызвал такси и вернулся домой под утро, едва волоча ноги от усталости. Город в это время был пустынен и тих, лишь редкие фонари мерцали в предрассветной дымке, словно чужие глаза, следящие за мной из темноты.

Обессиленный, я плюхнулся на кровать, даже не раздеваясь, и решил — сегодня никуда не пойду. Пусть весь мир подождет. Дождусь вечера, а там — в академию, за документами.

Вечером все прошло без сучка и задоринки. Секретарша, еще вчера смотревшая на меня с подозрением, сегодня молча протянула аккуратно сложенную папку с печатями. Но самое интересное началось, когда я нарочно задержался у кабинета Ледянской.

Она стояла у окна, стройная и холодная, как всегда, но, когда я небрежно бросил: «Алиса, кажется, мы теперь коллеги по экспедиции», ее пальцы слегка дрогнули, сжимая перо. А глаза... Ах, эти глаза! В них мелькнуло что-то между яростью и.. интересом? Она быстро взяла себя в руки, но я уже видел — от меня ей не отделаться.