"Фантастика 2025-104". Компиляция. Книги 1-36
Шрифт:
— И каждый вечер, в час назначенный
Иль это только снится мне…
Дама слушала, восторженно вздыхала, держа своего чтеца с хриплым голосом за руку и мечтая, видимо, о халявной банке «Ягуара». Эх, оказывается, как мало надо, чтобы впечатлить женщину… Помню, когда я еще работала продавщицей в магазине, дня не проходило, чтобы к вечеру не нарисовалась какая-нибудь колоритная парочка: похмельный люмпен с двумя банками «Охоты крепкой», читающий прямо в очереди стихи кого-нибудь из классиков, и его подруга, жадно ему внимающая. Правду, видимо, говорят: «Классика — великая вещь!». Жаль, что сейчас и среди трезвенников-то читающих — немного. Поэтому и пишут зачастую хуже самых отсталых троечников. Над сообщениями в мессенджере, которые нам слал СБ-шник Петр Михайлович, мы с Клавдией Ильиничной и Аллочкой смеялись до слез: «В крации
— Пожалуйста, скорее! — поторопил меня старичок, заметив, что я снова задумалась. — Мне, право, жутко неудобно перед Вами, барышня. — Засохнет, потом не отстирается.
Отогнав ненужные сейчас воспоминания, я опустила взгляд обратно на плащ. Там расплывалось некрасивое коричневое пятно. Повинуясь совету незнакомца, я быстро приложила платок к месту, на которое пролила кофе. Второй рукой я так и продолжала держать надкусанный медовик. М-да уж, не повезло мне. И недели не прошло, как я его себе купила. Новенький, красивый, по фигуре, приятный на ощупь, из хорошей ткани.
Уволившись из ненавистного магазина, работе в котором я отдала целых тридцать лет своей жизни, я устроилась на работу в другой магазин — неподалеку от метро, правда, не старшей продавщицей, а уборщицей. Должность меня ничуть не смущала: работа была непыльная, относились ко мне замечательно, платили столько же, сколько на прежнем месте, а работы было — всего часа на три-четыре в день. А еще я стала вязать вещи на заказ и уже успела сварганить несколько шарфиков и шапочек. Потихоньку пошли заказы, и вуаля — всего за три месяца на одних только шарфиках я себе заработала на симпатичный плащик. Да уж, выгуляла обновку, ничего не скажешь… И стирать его нельзя: на ярлыке внутри — значок, обозначающий: «Только химчистка!».
Старичок продолжал стоять возле меня с понурым и очень виноватым видом. Мне его даже стало жаль. Надо же, как переживает. Помню, незнакомый парнишка, который пару лет назад хорошенько сбил меня прямо возле магазина, катаясь на самокате, даже глазом не повел и умчался в закат. А этот — другой, совестливый. Ладно, где-то дома у меня завалялся кусочек отличного финского мыла — бывшая коллега Аллочка привезла когда-то давно, когда ездила в Иматру «шопиться». Оно любую гадость выведет. Попробую аккуратно застирать, авось не испорчу.
Я осторожно отняла платок. Надо же: пятно исчезло без следа! И никакого финского мыла не понадобилось. Чудеса, да и только! Не веря своим глазам, я вновь взглянула на старичка.
— Получилось? — повеселел он, забирая у меня платок. На нем я краем глаза заметила инициалы: «А. Н». — Ну и отлично! Еще раз прошу извинить старика! — Он шутливо подставил мне локоть. — Не сочтите за наглость, но позвольте Вас проводить? Кажется, Вы потерялись? Вид у Вас какой-то загадочный.
Дожевав остатки медовика, я растерянно заморгала. Потерялась? Как это понимать? Я всю жизнь в Питере живу. Не то чтобы я прямо знаток города, но Казанский собор с Исаакиевским точно не перепутаю, Неву с Мойкой — тоже, в метро неплохо ориентируюсь, и вместо проспекта Просвещения в Шушары не уеду. Да и фразы: «Я на Ваське» или: «Поедем на Болты» меня не повергнут в ступор.
— Спасибо! — вежливо отказалась я. — Мне недалеко тут, на «Адмиралтейскую».
— Адмиралтейскую? — протянул дедушка, задумчиво поправляя очки в роговой оправе. — Не знаю такой станции, барышня.
— Это станция метро рядом с Исаакиевским собором, давно уже открыли, — напомнила я уже более дружелюбным тоном. Настроение улучшилось. Плащик чудесным образом вновь стал чистым, а значит, никакого повода расстраиваться нет. Общество пожилого мужчины меня ничуть не напрягало. Напротив, мне с ним было интересно. Чувствовались в нем одновременно и интеллигентность, и житейская мудрость, и детская непосредственность. Правду говорят, наверное, что достойные люди и стареют достойно.
Может быть, если бы старичок держался как-то по-другому, я бы насторожилась и отправила его восвояси (мало ли в мегаполисах сумасшедших и извращенцев), но он был безукоризненно вежлив и почтителен, и совершенно не внушал опасений. Чем-то этот персонаж удивительно напомнил мне Андрея, мужа Лидии Павловны, в другой реальности — моей бойкой черноглазой подруги Лидочки. О своем таинственном путешествии во времени я так никому и не рассказала, хотя частенько его вспоминала.
— Душенька, так
Вам на вокзал, в Ленинград едете! — хлопнул себя по лбу мужчина. — Простите старика, не сообразил. Не знаю я ничего про тамошнее метро, поэтому и не вспомнил. Мне в Ленинграде только разочек удалось побывать, еще до войны. С супругой моей ненаглядной, Аннушкой, поехали мы туда сразу после свадьбы, в 1924 году. Метро там еще не построили. Мы тогда еще наводнение застали. Ух и жуткое зрелище было! Собирались мы с нею гулять по улицам чинно, под ручку, а пришлось на лодках переправляться. А лодка та — возьми и перевернись: людей в нее много слишком набралось. Я Аннушку еле успел за косу вытащить. До берега вплавь добрались. Она с тех пор жуть как воды боялась до самой своей кончины. Ни в озере, ни в море купаться не хотела, только ножки аккурат мочила свои белые. Даже в бассейн ее зазвать ни разу не удавалось. А я так один и живу с тех пор, не могу ее забыть, каждый день вспоминаю…Я слушала размеренную, спокойную, льющуюся, как ручеек речь старичка, наслаждалась старыми речевыми оборотами, и отчаянно пыталась вспомнить, где же я его видела. Что значит «в Ленинград едете? И где я, собственно, нахожусь? Нет, то, что мой собеседник назвал Питер Ленинградом, меня ничуть не удивило — так делают многие пожилые люди, для них это название намного привычнее, чем "Петербург». Но сколько же лет дедушке, если он застал крупнейшее наводнение в Ленинграде в 1924 году, случившееся сто лет назад, и в это время был уже взрослым женившимся человеком? Горец-долгожитель он, что ли? Да нет, на горца явно не смахивает.
Тут я замерла, словно вкопанная: пожилой мужчина, завязавший со мной непринужденную беседу, вовсе не был таким уж старым. За шестьдесят ему, конечно, не молод, только древним старцем его никак не назовешь: спина прямая, не сутулая, лицо ясное, симпатичное, морщин не так уж и много. Даже старичком его я бы не назвала: скорее, ухоженный мужчина в возрасте. Готова поспорить, что он до сих пор нравится женщинам. Хотя, скорее всего, он — однолюб. Не стал ведь жениться второй раз после кончины супруги.
— Платочек, извините, отдать Вам не могу, — неверно трактовал мужчина мой взгляд, направленный на его руку. — Это память о покойной супруге моей, Анечке. Инициалы она свои вышила: «Анна Никифорова». А как поженились, стала Анной Вихлянцевой. Я, кажется, забыл представиться: Андрей Петрович.
Андрей Петрович? Ну теперь точно никаких сомнений быть не может. Это тот самый старичок, с которым я заговорила, когда только-только попала в пятидесятые годы. В моей памяти вдруг всплыла фраза, брошенная им: «Я, душенька, ровесник двадцатого века». Значит, и тогда он не был стариком — ему было всего пятьдесят шесть лет. Просто я попала в тело восемнадцатилетней девушки, и конечно же, мужчины в возрасте за пятьдесят казались мне старыми. Да и ему, стоит признать, много довелось повидать на своем веку — несколько войн, голод тридцатых годов, болезни, потерю любимой супруги… Может быть, семье его довелось пострадать во время сталинских репрессий. Вот и показался он мне старичком. Однако волю к жизни и доброту к людям ничуть не растерял, поэтому и приятно с ним рядом находиться.
Сердце мое в груди сильно заколотилось, я даже испугалась, что оно вот-вот выпрыгнет. Я огляделась вокруг — не было ни привычного памятника императрице Екатерине, ни Невского проспекта, ни Елисеевского магазина, ни Гостиного двора поблизости. Мы стояли посреди широкой улицы, рядом с незнакомым зданием. Пустой стаканчик из-под кофе, который я так и не успела выбросить, куда-то испарился.
Я снова попала в СССР, как девочка Люси когда-то в Нарнию, сама того не желая. Надо же: сколько раз, прогуливаясь по городу, я вспоминала милого старичка, который по ошибке поначалу принял меня за глупенькую потерявшуюся девочку, бойкую Лиду, уверенную, что она лучше всех знает жизнь и мужчин, старательную тихоню Веру, которая целенаправленно готовилась каждый вечер к поступлению в университет и параллельно успела закрутить роман с футболистом сборной СССР Игорем Нетто… Время от времени я думала: «А что, если снова все это испытать?». Снова постоять в очереди в душ в общежитии, поболтать о жизни со строгой, но очень мудрой вахтершей Зинаидой Петровной, покататься на катке в парке Горького, посмотреть на красавца Николая Рыбникова, фильмы с которым тогда пользовались сумасшедшей популярностью… А сегодня я как-то совершенно про это забыла и просто наслаждалась чудесной погодой.