"Фантастика 2025-104". Компиляция. Книги 1-36
Шрифт:
Лида, продолжая, громко хохотать, протянула мне смятый листок. Я машинально взяла его и прочитала вслух:
— Ты ярко путь мне озаряешь,
Как ясная звезда во тьме,
И на поэмы вдохновляешь,
Спасибо, Лидочка, тебе!
Звездой на ясном небосводе
Украсишь ты начало дня
Как солнца луч при непогоде,
Одна ты в сердце у меня…
Ничего не понимая, я еще раз, шевеля губами, про себя прочитала эти строки и сказала:
— А чего ты смеешься? По-моему, очень даже романтично… И размер стиха соблюден… Я понимаю, конечно, что этот поэт-неудачник — тебе не пара, но, мне кажется, нельзя так обижать человека. Ты бы хоть в лицо его не высмеивала! Он же все-таки старался, писал… Ну смотри, как трогательно: «Как солнца луч
Лида тем временем продолжала улыбаться, валяясь на кровати и задрав кверху свои стройные, хорошо тренированные, идеально ровные ноги. Она очень следила за фигурой — практически не ела сладкого и каждый день вставала на весы.
— Ага, любит, как же… Дашка, а поставь-ка пластинку — ту, в красной обложке.
Ничего не понимая, я вытащила из шкафа стопку пластинок, выбрала ту, которую указала Лида, и включила проигрыватель. Сквозь шум и писк раздался хорошо поставленный голос:
…И на поэмы вдохновляешь,
Спасибо, партия, тебе…
Я поняла, в чем дело, и тоже расхохоталась.
— А я и думаю, с чего это у твоего Родиона все так сладко да гладко вышло. Обычно у него стихи так выглядят, как будто их из случайных слов составили.
— Ага, — вдоволь нахохотавшись, Лида протопала к столу, отпила воды из кружки и продолжила, так же уютно устроившись на кровати: — И я тоже удивилась. Обычно он пишет что-то в духе: «Я тебя полюбил, только как увидел, постараюсь я всегда, чтобы никто тебя не обидел». А тут вдруг начал что-то стоящее приносить. Думаю: что с ним случилось? Неужто наконец диплом об окончании филологического факультета ему пригодился? А теперь понятно: он просто «партию» на «Лидочку» поменял. Теперь стало понятно, почему у меня в его стихах хитрый прищур, и все дети меня любят… Кстати, он мне две контрамарки в Большой театр дал. Не хочешь завтра сходить? Пойдем, а?
— В Большоооой? — удивилась я. — Ничего себе! Пойдем, конечно!
— Ага! — воодушевленно ответила подруга! — Давай платья праздничные гладить! Аккуратно сложим и завтра на работу возьмем, а завтра после работы приоденемся.
Веры на следующий вечер в общежитии снова не было — она, как всегда, после работы убежала в библиотеку готовиться к поступлению. Там она перезнакомилась еще с несколькими девочками, которые тоже упорно готовились — кто в МГУ, кто в педагогический, и у них сложилось что-то вроде своего кружка. Они менялись конспектами, ходили друг к дружке в гости и подбадривали товарок, если у какой-то из них снова не получалось поступить. С Верой Лида была менее откровенна, считая ту, хоть и подругой, но не такой близкой. А еще она, кажется, побаивалась Веру, хоть и вида не подавала: та имела обыкновение долго молчать и предпочитала не ввязываться в конфликты, но в случае чего могла дать хороший отпор.
Зато меня Лида считала своей в доску и рассказывала абсолютно все. А пойти с ней в Большой театр я согласилась с удовольствием — ни разу там не была. Нет, потом, когда я приехала в Москву на «Сапсане» с Георгием, мы, конечно же, туда сходили, но это было совсем недавно… И это была уже совсем другая Москва, совсем не советская. А тогда, в 1956 году, состоялись первые за почти двухсотлетнюю историю полноценные зарубежные гастроли Большого театра. В это время Великобританию с официальным визитом посетил «Кукурузвельт» — Никита Сергеевич Хрущев. Труппа Большого театра приехала в Лондон, а Королевский балет отправился с гастролями в Москву. Тогда-то Лидочка очень удачно и выпросила контрамарки у Родиона.
Места у нас были не особо хорошие — на балконе. Высоко, далековато от главной сцены. Ну и что? Дареному коню в зубы не смотрят. Зато впервые в своей жизни я побывала в таком месте! А еще я увидела настоящих артистов из Англии. Даже для меня, человека, выросшего во время, когда наличие загранпаспорта не было уже чем-то из ряда вон выходящим, это было в диковинку — продавщица Галочка за границу никогда не выезжала. А уж для лимитчицы Лиды,
приехавшей в пятидесятых из крошечного провинциального городка в Москву, это и вовсе было диво дивное! В антракте, протиснувшись сквозь толпу пришедших, я взяла бинокли — себе и Лиде. С биноклем смотреть представление было гораздо интереснее.— Слушай, может, подождем артистов лондонских у служебного входа? — предложила я, когда мы уже смотрели второй акт представления. — Автограф возьмем, познакомимся? Смотри, какой красивый парень танцует…
Симпатичный молодой человек в костюме, сидевший слева от меня, вдруг насторожился и как бы невзначай придвинулся ближе. Я украдкой кинула на него взгляд. Глаза у него были холодные и совершенно пустые. Парень сделал безразличный вид, но я все равно нутром чувствовала, что он внимательно слушает наш с Лидой разговор.
— Познакомиться, что ли, хочет? — шепнула я Лиде. — А что, он ничего…
— Заткнись, Дашка! — одними губами сказала Лида, метнув быстрый взгляд на незнакомца, и лицо ее внезапно побелело. Я, не осмелившись ослушаться, захлопнула рот и до самого окончания спектакля не говорила ни слова.
Лида заговорила, только когда мы вышли на улицу. Парень в костюме пошел было за нами, но, увидев, что мы его заметили, сделал вид, что отстал. Однако он «провожал» нас до самой конечной станции метро и отстал по-настоящему только тогда, когда мы сели на автобус, следующий до нашего общежития. Этот загадочный молодой человек прилип к нам, как банный лист — вроде бы держался поодаль, но мы постоянно чувствовали его присутствие. Все это время подруга крепко держала мою руку, молчаливо сигнализируя: «Ничего не говори!». Когда мы наконец заняли места в конце автобуса, а странный молодой человек в неприметном сером костюме остался на остановке и разочарованно зашагал к метро, Лида выдохнула и отпустила мою руку.
— Ты чего? — изумилась я, потирая затекшее запястье.
— Не поняла, что ли? — обругала меня подруга.
— Чего? Вроде приятный парень, познакомиться просто хотел. Одет прилично, обувь вычищена… Может, постеснялся?
— Эх, глупая ты Дашка, — вздохнула Лида. — Я, как его глаза увидела, потом все представление как на иголках сидела. Неужели не понятно, что он — комитетчик? По глазам видно. Взгляд у них у всех такой, особый.
— Комитетчик? — тихонько прошептала я, оглядываясь вокруг.
— Ага, — тоже шепотом сказала Лида, уже успокоившись. — Я их сразу замечаю. Они везде есть. И в театре, и в транспорте, и даже у нас на заводе. Ты как про знакомство с иностранцами заговорила, так он тут же к тебе и приклеился. Я тебе тыщу раз говорила: «Думай, Дашка, что говоришь, и зря языком не трепи!». А ты все мимо ушей пропускаешь…
Слушая вышагивающего рядом Сережку, я вдруг вспомнила статью «Хождение в страну Хиппляндию», которая попалась мне на глаза, когда я, вернувшись из своего второго путешествия в СССР, жадно собирала материалы о той эпохе. Не помню точно, когда она была написана, но, кажется, в конце шестидесятых — меня в СССР в ту пору уже не было. Написал ее некий автор в пропагандистском ключе. Мол, американские подростки бегут от своих буржуазных родителей, отвергая их лживые ценности, бла, бла, бла. В то же время автор статьи издевался и над бездуховностью самих подростков.
Статья вызвала неожиданный эффект, совершенно противоположный тому, что ожидалось — тысячи советских юношей и девушек заинтересовались взглядами своих ровесников, живущих где-то там, далеко за океаном, и захотели быть такими же, как они. Так и стали ходить по городам СССР компании длинноволосых ребят в одежде разной степени обтрепанности. Эти компании, в отличие от гулявших в восьмидесятых «люберов», совершенно не искали никакого конфликта. Они никому не мешали, просто, сидя в парках и скверах, пели песни под гитару, например — «Битлов». Вечерами, когда парки закрывались, компании добродушных пацанов и девчонок перемещались к кому-нибудь домой, у кого «предки» ушли. Как и у стиляг когда-то, у новой субкультуры был свой устоявшийся сленг.