"Фантастика 2025-104". Компиляция. Книги 1-36
Шрифт:
— А ты мне не указывай! Не «Люба», а «Любовь Андреевна»!
— Ты кто такая? — рявкнула химичка. — Протирай, говорю! И мел потом мне в кабинет принеси!
— Поливанова Любовь Андреевна я! — еще громче рявкнула тетя Люба. Проходившие рядом школьники заинтересованно начали перешептываться, глядя на то, как уборщица отчитывает «училку». — Медаль, между прочим, имею — «За оборону Ленинграда». Я тебе не собака — по приказу тапки носить. Закончу с полом — протру подоконники. Я не для того в блокаду зажигалки тушила, чтобы всякие… мне тут указывали!
— Я… — не ожидав такого отпора, зашлась в гневе Вилена Марковна. Оттого, что за их разговором наблюдали ученики, она
— Что ты мне? — все так же насмешливо и абсолютно без всякого страха ответила тетя Люба. — Ухо оторвешь? Как Костику? Тоже мне напугала… Шагай давай пионеров учить, таблица Менделеева! Шагай, шагай! — и она специально начала мыть пол прямо под ногами у обалдевшей химички, напевая: «Врагу не сдается наш гордый Варяг, пощады никто не желает!».
Однако рано радовалась техничка, чье отрочество выпало на период блокады Ленинграда. На следующий день ее вызвала к себе в кабинет директриса Сталина Ефимовна, а еще через день полы в школе намывала уже другая женщина — покорная и тихая ее племянница, не поступившая с первого раза в институт.
— Отправили на пенсию старую кошелку, — довольно сказала ей тетя, попивая чаек с зефиром. — Давно было пора. Медалью она мне своей хвасталась… Осваивайся. Поработаешь полгодика, потом пристрою тебя в какой-нибудь техникум, на швею-мотористку хотя бы выучишься. На фабрику пойдет. А в свой химико-технологический больше не лезь. На кой оно тебе надо? В начальство ты все равно не выбьешься, а всю жизнь инженером за сто двадцать рублей работать — дрянная перспектива. Работяги больше инженеров получали всегда.
— Но Вы же пошли в педагогический… — попыталась возразить племянница — кудрявая тихоня Сонечка, ставя на поднос грязные чашки. На свою тетю она смотрела со смесью страха и обожания.
— А куда мне было пойти? — рассмеялась расчетливая Сталина Ефимовна. — У меня папа шишкой в РОНО был в начале шестидесятых. — Ясен пень, взяли меня в институт, как миленькую, я его даже с красным дипломом окончила. Я ж заранее знала, что если пойду по этой дорожке, то все у меня будет. Это те, кто «по призванию» пошел, сейчас по шесть уроков в день ведут, а потом до ночи еще тетрадки проверяют… Свихнуться можно. Ненавижу спиногрызов…
— Жалко, — осмелилась продолжить Сонечка, — из-за меня эту Любу уволили…
— Эта Поливанова — дура распоследняя, — разозлилась Сталина Ефимовна и сильно хлопнула ладонью по столу. Одно из блюдец, стоящих на столе, жалобно задребезжало. — Мыла два участка, а получала как за один. Вторая зарплата… ну, в общем, не твое дело. Протирай тщательнее у меня на столе! Держись меня, будешь за мной, как за каменной стеной! Ослушаешься — поедешь обратно в свой Оредеж, там будешь квас из бочки на улице продавать. В лучшем случае продавщицей в сельпо пойдешь. А сумеешь мне угодить — помогу тебе выбиться в люди. Очень уж за тебя твоя маменька просила. И не забывай: ухо держи востро! Все хочу знать: кто, где, когда, с кем…
— А как же это? — растерялась Сонечка. — Мне же никто не будет ничего рассказывать.
— А ты у Вилены Марковны спроси, она тебе мастер-класс проведет. Все можно разузнать, если слушать будешь, — рассмеялась Сталина Ефимовна и, достав из кармана мундштук и сигарету, закурила. Стряхнув пепел в услужливо предложенную племянницей пепельницу, она уже серьезным тоном продолжила: — И не трепись там!
Худенькая, зашуганная девчонка согласно кивнула, вытерла напоследок еще раз и так уже блестевший стол, в который можно было смотреться, как в зеркало, схватила поднос с грязной посудой и пошла к двери. Слышавшая их разговор через стену в учительской
Дарья Ивановна, случайно задержавшаяся в школе до вечера, была вне себя от ярости и тем же вечером, придя домой, позвонила в Москву.— Тьфу ты! — выругалась прямолинейная Катерина Михайловна. — Нет, я знала, конечно, что эта Ленина…
— Сталина… — поправила Даша подругу.
— Да не суть, — отмахнулась московская приятельница. — Хрен редьки не слаще. В общем, чувствую я, Дашенька, что эта мымра Вам житья не даст. Ну что ж, чему быть, того не миновать. Продержитесь уж, пожалуйста, еще немножко, до конца учебного года, а у меня тут кое-какая идейка есть. Попробую тут провернуть одно дельце. Только для этого мне еще завучу нашему давнишнему, Наталье Дмитриевне в РОНО звякнуть надо.
Спустя неделю подруги созвонились снова, и Катерина Михайловна довольно сказала:
— В общем, я тут покумекала… Кажется, решится скоро Ваша проблема, Дашенька.
— Неужто «мымру» от нас переводят? — радостно изумилась Дарья. — Куда? В РОНО к Наталье Дмитриевне?
— Не все так просто, — озадаченно ответила бывшая коллега. — Тот, кто ее ставил, сидит высоко наверху. Наталье Дмитриевне в РОНО она и даром не сдалась — от нее одни проблемы будут. Да и сама она не особо туда стремится. В РОНО начальство сверху давить будет. А этой Сталине на директорском месте тепло — она сама себе хозяйка. Хочется на диване поваляться недельку, а то и две — рисует себе командировку в Москву, и все шито-крыто. Хочет — дает техничке два участка мыть, а платит, как за один. Вторую зарплату себе в карман кладет.
— Сильно наверху? — упавшим голосом спросила Дарья. Она уже обрадовалась, что вскоре жизнь в школе пойдет своим чередом. Дети перестанут шарахаться в коридорах от учителей, боясь получить замечание в дневник за любую провинность, а сами учителя вновь станут милыми и улыбчивыми. Видимо, правильно говорят, что рыба гниет с головы…
— Сильно, Дашенька Ивановна, сильно, — «успокоила» коллегу Катерина Михайловна. — Выше семи сталинских высоток в Москве, вместе взятых, у которых мы с Вами, дорогая моя, когда-то гуляли. Папаша ее в РОНО когда-то работал, на самой верхушке, сейчас на пенсии уже, грядки на даче окучивает. Но влияние кое-какое еще имеет. С самим Булгаковым в баню ходит, дачи у них рядом…
— С Булгаковым? — изумилась я, не понимая причем тут известный писатель. — Писателем? Михаилом Афанасьевичем? Он же до войны еще вроде бы умер…
— Типун Вам на язык, — рассердилась коллега, — Булгаков, о котором я говорю, жив-здоров, не булькает. Нам бы с Вами так жить. Я не про автора «Мастера и Маргариты», а про министра. В общем, есть у меня идея, как сделать так, чтобы временно. Да Вы не переживайте, что ни случается — все к лучшему… У меня там и дача рядом. Если что — на выходных будете в гости заходить. Аккурат к началу учебного года и переедете…
— Вы о чем? — непонимающе спросила Дарья.
Что же на ум пришло мудрой и рассудительной Катерине Михайловне, которая не раз выручала ее? Неужто опять придется куда-то переезжать?
А спустя пару месяцев после этого разговора я, бывшая продавщица Галя, а теперь счастливая жена и приемная мама подростка Сережи, стояла с дорожной сумкой на знакомом мне перроне. Заканчивался август 1977 года. Именно на этой станции мы с Катериной Михайловной и гурьбой галдящих восьмиклассников тринадцать лет назад — осенью 1963 года начали наш однодневный поход… С этой станции началось и мое пятое путешествие в СССР, и, кажется, продлится оно не один день. Теперь я — директор вновь созданной сельской школы для детей.