"Фантастика 2025-108". Компиляция. Книги 1-28
Шрифт:
— Парламентер от москалей! – раздался крик от ворот. – Подполковник Мисюров до куренных атаманов.
— Хай приде сюда да обскажет, что задумали, вороги!
Представитель от Текели без долгих предисловий зачитал манифест президента Малороссийской коллегии генерал-фельдмаршала Румянцева “Об уничтожении Запорожской Сечи”. Помимо всего, там было сказано, что репрессий против казаков никто не ищет, им будет дано право выбрать тот способ жизни, коий больше подходит каждому. Все получат паспорта, дающие возможность свободно перемещаться внутри Империи [107] .
107
После
— А коль найдутся среди вас ослепленные, те могут покинуть пределы Российские. Препятствий чиниться не будет. Мой командир, генерал-поручик Текели, настаивает на капитуляции и сдачи ружей.
— Разве ж мы в войне с москалями, коль требуют с нас огневого боя ружо? – удивленно спросил у старших молодой казачина.
— У кого сила, хлопчик, тот и на коне! – пояснил юнцу казак в шрамах, заставший еще походы Миниха на Крым. – На тебе, москальска царица, стальну штукенцию!
С этими словами старик с силой ударил своим ружьем о землю, погнув ствол. С приклада посыпались пластинки инкрустации из собачьей кости. Его примеру последовали товарищи.
— Геть до гетмана! Хай Разумовски слово кажет!
А что мог сказать Разумовский, который и гетманом-то уже не был и таковым его называли по привычке? Ничем он казацкой беде не мог помочь, да и не желал. Запорожцы еще не подозревали о том, что в степи в данный момент происходит окружение “паланков”, отдельных казачьих поселений.
— В совершенной праздности, гнуснейшем пьянстве и презрительном невежестве пребывало Запорожское казачество. И принимало к себе всякий сброд… – продолжал зачитывать Манифест подполковник Мисюров. – Само прозвание “запорожьский казак” есть оскорбление императорской величественности [108] !
108
“Оскорбления величественности” срывали с груди русские медали “За услуги оказанные в войске в 1771 году” и, швырнув их в пыль, топтали ногами.
Глава 13
В Батурине уже неделю стоял дым коромыслом. Хлебосольный хозяин, бывший гетман Малороссии и Войска Запорожского, а теперь просто самый богатый человек империи Кирилл Григорьевич Разумовский чествовал генералитет русской армии во всю ширь своей казацкой души.
День и ночь, сменяясь, играли музыканты. Стол в обеденной зале был постоянно накрыть, и за ним непременно кто-то сидел в любое время суток, тем более что господа штаб-офицеры из 1-й и 2-й армии, побратавшись и распив сообща не одну бутылку, счет времени малость потеряли за бесконечной вереницей превосходных вин и не менее превосходных наливок. У кого хватало здоровья, для тех всегда наготове были покладистые румяные девки. Особенно отличился в постельных баталиях молодой полковник Безбородко. Но и остальные не плошали. В общем, благодушное настроение витало в коридорах дворца Кирилла Григорьевича.
Только не оставляла тревога самого Разумовского и двух главных его гостей, графа Петра Александровича Румянцева и князя Василия Михайловича Долгорукова. Первого военноначальника за глаза уже прозвали Задунайским, в второго – Крымским. Ходили слухи, что императрица официально пожалует обоих генералов этими почетными прозваниями. Так было до победного марша Пугача на Москву, а как сложится дальше, никто не брался предсказать. Оттого и печалились все трое: будущее рисовалось им в черном цвете. Они сидели в кабинете хозяина и курили у распахнутого окна. На столике стоял полупустой графин с превосходной кипрской Коммандарией – крепленым вином,
восходящим ко временам крестоносцев.В назначенное время, как только часы пробили полночь, над водной лентой Сеймы вспыхнул малиновый шар салюта. За ним второй, третий. Потом затрещало и заухало на полнеба. Над самым берегом загорелся гигантский вензель императрицы Екатерины, а на воде распустились огненные цветы, превращая речную гладь в фантастическую поляну.
Полчаса свистело и грохотало над рекой, и когда шум стих, Долгоруков подначил хозяина дома:
— Поминки справляешь по Сечи?
— Торжествую! Мне эта вольница в печенку засела. Никакого с ней не было сладу. Так что, когда Петр Александрович предложил Сечь разогнать, я полностью его поддержал. Освоение степи – вот что нам нужно. А эти нехристи, вечно пьяные, знай себе гоняют колонистов.
— Сказал бы честнее: освоение моих земель.
Разумовский промолчал. Румянцев ворчливо заметил:
— И сколько же ты пороха пожог ныне, Кирилл Григорьевич? Небось на сражение хватило бы.
Хозяин усмехнулся.
— Ох и бережлив ты, Петр Александрович. Но не печалься. Запасено пороха достаточно. На еще одну такую компанию, как с туркой, хватит вполне.
— Да вот только не турка у нас нынче в противниках, – вздохнул Румянцев. – С османами-то все просто было. Увидел – бей. Бегут – догони и тоже бей. А тут… Слухи разные ходят. Говорят, что наши войска к самозванцу целыми полками переходили. А те, что в плен попадали, тут же присягали. Как тут будешь уверен в своих силах?
— У меня тоже бегут солдаты, – вздохнул Долгоруков, зная лучше всех из присутствующих, каково тянуть солдатскую лямку: он начинал военную карьеру рядовым, да еще штрафником. – Десятками. Особливо в Московском легионе, коего лучшие части в Крыму остались. А донцы развернулись и ушли на ногаев.
— Та же беда! – откликнулся Румянцев. – Все казачьи полки, кои на Харьков были скомандированы, растворились в степи. Вот и думай, куда навострились – к Пугачу аль на Дон? А малороссийские полки приходится потихоньку разоружать, окружив пехотными заслонами. Оттого и скорость марша невысока.
— Я без тебя, Петр, не решился на Москву идти со своими убогими силами. Поджидал вас в недвижении.
— Не вменяй себе в стыд, Василь Михалыч. У Пугача сила великая уже скопилась. Нас, вместимо, числом врага не запугать – приучились турку бить маневром. Но то – на равнинах. А в заокских лесах? Рубка страшенная наш ждет, вот что я тебе скажу. Одна надежа на выучку солдатскую. “Обряда службы” у Пугача нету. Толпой на нас повалят. Как правильно марш и лагерь устроить, то им неведомо.
— А как же гвардия? – с подковыркой спросил хозяин дома.
— Орлова самонадеянность сгубила, преображенцев – предательство.
— Гвардейцев сравнивать с богатырями Румянцева?! Те-то к парадам, а не к войне готовились, а задунайцы порохом кашу заправляли да не одну пару сапог в походах сносили, – заступился за коллегу Долгоруков. – Великую книгу ты, Петр, составил, хоть и малую страницами! Я твои идеи, в ней изложенные, у себя в войсках применил и через то знатного солдата воспитал.
Разумовский оживился:
— Интерес имею к новым воинским ухваткам. Расскажи нам, Петр Александрович, что за инвенции в военном деле ты сочинил или вынес из войны с османами.
Румянцев задумался, стоит ли всем делиться. Тщеславие победило, и он начал излагать по пунктам:
— Образ действий наших войск установился рядом последовательных опытов и приспособлений к условиям обстановки. Перво-наперво, противника раздробляй, а свои силы в кулак собирай. В бою друг друга поддерживай – так своим командирам частей заповедовал. Намерения свои от врага скрывай, местность к своей пользе применяй. Лучшая оборона есть наступление, токмо имей представление, что есть главный предмет твоих действий. Для сего потребно сведения о противнике собирать и ясно установить себе, как его силы расположены, а как – твои. Где у него слабейшее крыло, туда и правь наступ.