"Фантастика 2025-51". Компиляция. Книги 1-28
Шрифт:
В секретной части за столом сидел молодой смугловатый офицер с полковничьими эполетами без бахромы и звездочек, но с царским вензелем и серебряным аксельбантом на самом странном мундире, который я видел в жизни. Красная незастегнутая черкеска, отделанная золотым галуном — скорее чоха с коротким рукавом — была надета поверх блестящей кольчуги тонкого плетения. Сюрреалистичность наряда подчеркивал лежащий перед полковником островерхий шлем-тадж с длинной кольчужной бармицей и двумя красными «языками»[3].
Я представился. Офицер вздохнул. Видимо, я был не первым, кого повергал в изумление его экзотический
— Рад видеть вас в этих стенах, юнкер Варваци! Наслышан о ваших подвигах!
Теперь пришла моя очередь вздыхать. Не стал жаловаться на военных чиновников штаба и на странный выверт моей судьбы. Я уже привык к тому, что многое в моей жизни происходит если не вопреки моей воли, то без ее участия. «Веди меня, мой искупитель» — это точно про меня написано.
— Я ознакомился с бумагами, посвященными вашей особе. Хотелось бы вникнуть в детали. А также в перспективы, способные воспоследовать в свете последних событий, участником коих вам довелось побывать. Попрошу докладывать коротко и по существу дела, не упуская важных, с вашей точки зрения, деталей.
В моем случае «коротко и по существу» было сродни «быстро, дешево, но качественно». Совершенный оксюморон! Я принялся рассказывать свою историю последовательно — начиная со знакомства со Спенсером.
Стоило мне упомянуть Эдмонда и его работу над книгой, скучающее выражение на лице Хан-Гирея сменилось на крайне заинтересованное. Он вскочил, продемонстрировав мне новые детали своей экипировки — традиционные ноговицы и красные сафьяновые чувяки. Прошелся по кабинету. Остановил меня властным взмахом руки.
— Какая жалость, что вы передали тома с «Путешествием» Спенсера в наше посольство. Мне было бы интересно ознакомиться с книгой, содержащей такой важный этнографический материал. Дело в том, что я сам — автор похожего труда. В прошлом году по поручению моего шефа графа Бенкендорфа мной были составлены обстоятельные «Записки о Черкесии». Государь готовится к визиту на Кавказ, и ему понадобились сведения о нравах и обычаях народов адыге. Моя работа получила самую лестную оценку — как за содержание, так и за кратчайшие сроки ее исполнения[4]. Император удостоил меня ласковым прозванием «наш черкесский Карамзин»! Наградил меня флигель-адъютантским званием и чином полковника.
— Ваше Сиятельство! Не сочтите за грубость, но не могу удержаться от вопроса. Ваш разговорный русский — выше всяческих похвал. Но одно дело рассказать, и совсем другое — написать грамотным языком научную работу…
— Вопрос уместен, юнкер! Я, действительно, не знаток грамотных синтаксических конструкций. Посему мне была оказана помощь. Мой патрон, граф Бенкендорф,
отправил меня к литератору Николаю Гречу, коего отрекомендовал как «генерал-полицмейстера русской грамматики». Тот сказался бедностью досуга и препоручил меня заботам литератора Бурнашева, оставив за собой финальную правку.— Есть ли у меня возможность ознакомиться со столь выдающимся трудом? — польстил я своему непосредственному начальнику. Наверное, нет ни одного автора, готового безразлично относиться к оценке его труда.
— Увы, мой дорогой Варваци, — вот что лесть животворящая делает! Я уже «дорогой»! — Мои «Записки» признаны секретным документом, не подлежащим опубликованию. Все три их части хранятся ныне в Генеральном Штабе и выдаются лишь тем, кому положено. Я дам вам посмотреть мой проект «О мерах и средствах приведения черкесского народа в гражданское состояние кроткими мерами, с возможным избежанием кровопролития».
— Буду премного обязан!
— Продолжайте же ваше повествование!
Я последовал начальственному указанию. История со шхуной «Виксен» Хан-Гирея особо не заинтересовала. Она широко освещалась в прессе, а мои ремарки по поводу флота оставили князя равнодушным. Но рассказ про эпопею с Беллом снова буквально выдернул его из-за стола. Он заметался по кабинету, заламывая руки.
— Поимка купца Беля, а также его товарищей поручена моему попечению! Мне даже выделены особые ассигнования для выплаты премий и подкупа тех, кто готов все устроить. Вот! Почитайте!
Он сунул мне проект «секретного отношения подполковнику Могукорову». Там черным по белому было записано: «Найдите охотников поймать этих бродяг, распускающих ложные слухи. За Беля и более значительных его товарищей, они получат от Вас по 2000 и за каждого иностранца, прибывшего в горы с разными обещаниями и вестями, по 1000 ? серебром».
Далее следовали инструкции из четырех пунктов:
'1) Узнать с положительною достоверностию о месте пребывания Беля и его товарищей.
2) О связях их между шапсугами, натухайцами и абадзехами, так же кто именно из них покровителей и приверженцев в местах их пребывания, с кем из мирных племен состоит в ближайших отношениях.
3) Какие способы для поддержания своих действий в горах имеют Бель и его товарищи, много ли они подарков делают горцам и от себя ли или от имени какого либо Правительства или уполномоченных лиц. Так же и всех прочих обстоятельствах и подробностях их пребывания в горах и
4) Какие лица из шапсугов и натухайцев способны решиться и могут иметь возможность предать в нашу власть сих агентов или кого-нибудь из них'[5].
Я воздержался от критики стилистических ошибок. Вместо этого, обратил внимание князя Султана на очевидное противоречие:
— Кто же поверит в то, что господа Белл и Лонгварт — суть обычные бродяги, если за них готовы платить такие деньжищи?!
— Не могу же я написать, что они агенты английского правительства!
— Но они и в самом деле таковые агенты!
— Лорд Дарэм, посол Великобритании в Петербурге, это категорически отрицает.
— Что не отменяет того факта, что его коллега в Царьграде, лорд Понсонби, и его помощник Уркварт непосредственно руководят деятельностью своих агентов на Кавказе. Я предоставлю вам тотчас же неопровержимые тому доказательства.