"Фантастика 2025-51". Компиляция. Книги 1-28

Я некоторое время стоял, не в силах сдвинуться с места. Потом кое-как поплелся к своему столику. Еда уже давно стояла на столе. Остыла совершенно. Я ел тощую курицу, притворяющуюся пуляркой по приказу Найтаки, совершенно не ощущая ни вкуса, ни температуры. И все время улыбался. Как ребёнок.

Глава 6 Нравы Кубанской линии

От Пятигорска до Прочного Окопа ближе добираться по левому берегу Кубани, срезав по прямой приличный кусок между Сунджей и Урупом. Но в одиночку, без проводника, рискуя столкнуться с темиргоевцами? Подобное предприятие выглядело самоубийством. Я пожалел, что не расспросил Джанхота об отношении лично ко мне людей Бейзруко и Джамбулата Болотоко. Приняли ли они на веру мою версию поединка с княжичем, я не знал. Можно было проехать и по правому берегу, вдоль Кубанской линии. Но Буйнов меня отговорил. Меня могли задержать усердные урядники для выяснения, кто таков, несмотря на мою подорожную. Или запросто оказаться в эпицентре прорыва черкесов. В общем, ничего не оставалось другого, как делать крюк через Ставрополь. В общей сложности мне предстояло проехать под двести верст.

На дорогу я себе положил три дня. Нестись сломя голову не хотел, но и медлить не стоило. Встретится к вечеру почтовая станция или казачья станица — хорошо, заночую под крышей. Не попадется на пути — не беда, посплю в степи. Мне уже было не привыкать к походным бивуакам. Бурка есть, как и припасы. Не пропаду.

Так оно и вышло бы, да ливень на подъезде к Ставрополю помешал. Чернозем прилично размяк. Скорость движения сразу упала. До заставы на въезде в город добрался поздно вечером.

Офицер, проверявший подорожную, предупредил:

— Улицы города превратились в болото. Пока до гостиницы доберетесь, изгваздаетесь с ног до головы и коней заморите. Переночуйте в караулке, а утром, не въезжая в город, поворачивайте на станицу Сенгилеевскую. А там по прямой — на Прочный Окоп.

Так и поступил.

С утра проглянуло солнце. Струйки тумана поднимались от земли. Позевав и дав себе зарок впредь не ночевать в солдатских караулках, я выдвинулся в направлении Сенгилеевки. Добрался до станицы к полудню.

Станица удивила. Она не имела привычной уже глазу изгороди и караульных вышек, как в казачьих селениях, которые миновал в предгорьях и степи за Пятигорском. Лишь белёная церковь имела каменную ограду с бойницами. Разбросанные, словно копны в поле, хаты-мазанки и сараи привольно раскинулись вдоль реки Егорлык на восемь верст. А в двадцати уже была Линия, через которую то и дело шастали черкесы. Селение выглядело как созревший плод — приходи и бери, что душе угодно[1]. Женщин, детей, скот…

Остановился у первого плетня, за которым по двору шастала проворная бабенка лет тридцати. Поинтересовался насчет дороги. Попросил водицы или молока. Женщина молча меня разглядывала. Еще дольше моих лошадей. Пауза затягивалась. Почему-то возникло ощущение, будто я не на коне, а на сцене, а единственный зритель решает награждать аплодисментами или освистать.

— Заходи, коли охота! Я сейчас, — неожиданно прервала свое молчание казачка.

Я спрыгнул с коня. Накинул поводья на кол изгороди и прошел во двор.

Женщина упорхнула в дом и через пять минут вышла приодетой, как на праздник. Подбежала ко мне с кружкой и глечиком с молоком в руках. На высокой груди подпрыгивали связки разноцветных бус.

— Поснидать хочешь, служивый? Борща с квашеной свеклой?

Я отпил из кувшина, проигнорировав кружку. Смахнул молоко с бороды. Женщина засмеялась низким волнительным голосом. Она не скрывала своего женского интереса.

— Благодарю! Тороплюсь по службе!

Бабенка почти прижалась ко мне. Лишь глечик отделял меня от горячего тела лихой кубаночки.

— Служба не убежит! — жарко молвила она. — Зайдешь в хату?

Я немного растерялся от такого напора. Только и нашел, что спросить.

— А муж?

— Хозяин — на Линии. Где ж ему быть? Да он и возражать бы не стал.

— Ну и порядки у вас!

— Чем тебе наши порядки не по сердцу? По всей Линии казачки имеют своего побочина. Мой недавно сгинул. Осталась я одна одинешенька! Хозяин и наказал перед отправкой: найди нового, тароватого. Аль ты некрасива или неловка? За щербатую копейку удавится, — презрительно сплюнула она. — Ну! Что решил?!

Тут мне невольно захотелось рассмеяться в голос. Вот уж не думал, что мне сразу после начала семейной жизни выпадет доля побывать в шкуре одного из самых известных персонажей анекдотов, когда муж в командировке. Или это испытание? Решила нечистая сила проверить на прочность? Зряшная затея. И по масштабу замысла — примитивная. Может, Дьявол сейчас дрыхнет? И какой-нибудь из его мелких чертиков решил порулить. В надежде сковырнуть меня с пути праведного и получить похвалу начальника!

Так я веселился про себя, представляя этого чертика, похожего на того, которого оседлал кузнец Вакула из детского фильма «Вечера на хуторе близ Диканьки».

«Ничего у тебя не выйдет, чертик! И ты, прости, казачка. Я Тамару люблю!»

Наверное, я всю свою недолгую жизнь что там, что здесь подсознательно искал такую женщину, как моя грузинка. Такую, которой не захочется изменять. Мысли об этом в голову не придёт. Всегда с удивлением и, что скрывать, иногда с завистью, относился к друзьям, которые с легкостью совершали подобное, не испытывая ни душевных мук, ни терзаний совести. Делали, возвращались к женам, как ни в чем не бывало. Удивлялся я или завидовал — не важно. Одно понимал точно, сам так не смогу. Не стоит и пробовать. Потому что, сделав, потом всего себя по кусочкам съем из-за мучений.

— Зазноба у меня. Извини, хозяйка!

Казачка отстранилась и суетливо огляделась по сторонам.

«Этак она не отстанет. Прости, казачка, ещё раз! Но придётся мне без политесов. Грубо. Понимаю, что не к лицу мужчине такое. Но по-другому тебя, судя по всему, не убедишь»

— Боишься, не заметят ли соседи, как от тебя мужик сбежал? — усмехнулся я.– Пустое село. Все в полях да в садах. Ты первая, кого встретил.

Хозяйка недовольно кивнула и вырвала у меня из рук кувшин с кружкой.

— Тикай отсель, скажэный! — она явно разозлилась.

Развернулась резко и ушла в дом не оглядываясь.Только босые пятки сверкнули.

Я пожал плечами. Что ж, подействовало. Дьявол проснулся. Застал дрожащего и уже подпустившего под себя лужу неумелого ученика. Схватил розги и теперь охаживает его худую филейную часть, приговаривая: «Ты чего удумал, шельмец? Это же Коста Варваци! Кремень! Алмазный фонд России! Перед ним хоть тридцать самых красивых девственниц голых в ряд уложи! Пройдет мимо, глазом не моргнет. Только опять вспомнит про свою Тамару и вздохнет, утирая слезу любви и тоски по своей царице. Даже я к нему не подступаюсь. Знаю, что без толку. Ты-то куда лезешь, лишенец?!»

Тихо, чтобы хозяйка не услышала, все ж таки не удержался, рассмеялся. Не стоило ее злить еще больше. Кубанские казачки всегда славились свободолюбием, резким нравом и бесстрашием. Здесь дамы ни бога, ни черта не боятся. На покос идут с ружьем за плечами. А в отсутствии мужчин сами отстреливаются от черкесов. Такая лихая казачка могла и вдарить неслабо, если почувствует себя задетой.

До станицы Прочный Окоп потянулась сорокаверстная степь.

Хороша весной ставропольская степь! Унылое зимой, наводящее тоску своим однообразием, бескрайнее пространство в мае поражало буйством красок весеннего цветения. Островками красных и желтых тюльпанов и диких пионов-лазориков, запахом чабреца и пением жаворонков. И синеющими вдали горами с сияющим Эльбрусом.