"Фантастика 2025-61". Компиляция. Книги 1-20
Шрифт:
– Давай и мы повесим здесь замок нашей любви! – предложил Сашка.
– Ни за что! – содрогнулась Рина. – Замок любви – это как утюг первой встречи. Звучит кошмарно.
Сокольники был парк немного попсовый, но милый. Особую ценность он приобретал зимой, когда здесь открывался каток и маленький снегоуборочный трактор, нарезая круги, высоким фонтаном выплевывал снег.
Серебряный Бор считался местом, где собирались городские сумасшедшие. Здесь вечно паслись какие-то непонятные нудисты из форта Белдо, окружавшие себя магическим кругом из шишек, инкубаторы и маги, а шныры, зная эту особенность, оставляли там отсекающие закладки.
Воробьевы горы были местом спортсменов и влюбленных парочек. Влюбленные парочки грелись у кофейных автоматов или бродили
При каждом грохоте Сашка целовал Рину.
– Почему раз в четыре минуты?
– Интервал такой… Это не считается, это встречка пошла. А теперь через четыре пятьдесят одну! – говорил Сашка, глядя на часы.
– О! Отлично! Тогда я успею выпить кофе! – обрадовалась Рина, но с кофейным автоматом вышла незадача. Что-то спуталось в его электронных мозгах. Проглотив монетки, автомат растерялся, долго бурчал, что-то сам себе доказывая, после чего вылил кофе в пространство, не выдав стаканчика.
Пришлось идти в кафе. Кафе было летнее, но с наступлением осени его прошнуровали брезентом и поставили три тепловые пушки. Выглядели они так грозно, словно из посетителей тут собирались готовить шаурму. Тетенька из кафе оказалась очень милой. Правда, кофе у нее закончился, но она предложила чай. Вначале с минуту пальцами выуживала из пластикового стаканчика волосок, потом две минуты извинялась за холод и предлагала включить четвертую тепловую пушку. Сашка торопливо отказался. Уже больше года он жил то на игольном заводе, то в лесу под Копытовом, где единственной тепловой пушкой было солнце, а единственным душем – ручей, в русле которого он выложил себе из камней ванну.
– Какая душевная женщина! – шепнул он Рине.
Рина грела руки о стаканчик. Слово «душевность» она не любила. В нем было что-то сахарное. Душевность меняется под влиянием внешних обстоятельств, чуть ли не погоды. Когда человеку хорошо, он по сорок раз здоровается. А как дождь и давление – в клочья тебя разорвать готов.
Рина улыбнулась. Сашка, несмотря на свою брутальность и попытки в подражание Родиону бриться ножом, отличался сентиментальностью. Причем сентиментальность у него была забавная. Сашка вполне мог перепостить у себя на стене в соцсети слезовышибательную историю про потерявшуюся кошечку, которая нуждается в лечении. Причем Сашка жил в Подмосковье, а кошка потерялась где-то в Красноярске. А еще Сашка обожал изречения и сентенции на тему «Что такое любовь?», «Что такое счастье?», «Что такое настоящий мужчина?». Рина же давно уже поняла, что сложных объяснений в жизни искать не надо. Объяснения всегда просты. Лень – не лень, смог – не смог, захотел – не захотел, побоялся – не побоялся. Усложняют, только когда хотят кого-то запутать или запутаться сами. Каждый этап жизни – это как игра-квест, где нужно найти выход. Все ищут в сложных местах, ключ же обычно просто тупо лежит на столе. Проявление любви – всегда в заботе. Там, где отсутствует забота, отсутствует и любовь.
– Приятная женщина, – согласилась Рина, обнаружив, что Сашка до сих пор ждет ответа. – Интересно, а в старый чайный пакетик она кипяточку подольет? Подлила? Отлично! Можно возвращаться под мост и дальше встречать поезда.
На другой день Рина сидела в библиотеке ШНыра и вертела на столе копеечную игрушку из пластика – Обезьяна, которого подарил ей когда-то папа. Давно забыла Рина Обезьяна, а тут вынырнул откуда-то из детства, чтобы ее утешить. Крошечная конфета присохла внутри, вроде как осколок прошлого, свидетель былого счастья. Не давая себе соскользнуть в тоску, Рина сердито дернула головой.
– Чушебред! Он на двушке! Соберись, тряпка! – раздраженно сказала она и потерла лоб пушкинским перстнем. Способ подействовал. Рину захлестнуло вдохновение, причем более сконцентрированное,
чем давал ослик Фантом. Она достала скетчбук и, делая быстрые зарисовки, стала сопровождать их текстом:«Этот кактус зовут Йорген. Он скандинав. Он широкий и мощный.
А этот кактус – Аркадий Михайлович. Он умный, но у него сейчас период временного облысения.
А это Павел. У него много детей, но сейчас в Павле завелись гусеницы.
А Олега я привезла в баночке из-под сметаны, он у меня прожил некоторое время, но потом мы не сошлись характерами и я его отдала. А теперь я скучаю по Олегу, хотя он был, конечно, язвительный. Засадит в тебя колючку, а она настолько мелкая, что ее даже пальцами не ухватишь».
Рина перелистнула не до конца заполненную страницу, оставив место для грядущих иллюстраций.
«Если кто-то каркает по ночам – это Игори.
Все, что имеет кучу ног, – это Степаны.
Кто жужжит над ухом, – это Жени.
Кто резко выпрыгивает из травы – это Ярославы».
И здесь было оставлено место для рисунков. Основных настроений у Рины было два – рисовательное и литературное. Литературное случалось чаще. Свои полуистории-полурассказы она печатала и на ноутбуке, и в телефоне, и в диктофон бубнила, а последнее время стала еще и тетради вести. В них помещалось как-то больше души. Каким образом душа через ручку просачивается на бумагу – это, конечно, вопрос загадочный, но ведь просачивается же!
Рина перевернула тетрадь. С обратной стороны тетради у нее были записи другого рода. Или какие-то дела, или куски лекций, или мысли. Сейчас вот она попала на разговор с Кавалерией.
«КАВАЛЕРИЯ: Центр двушки – это как термоядерный реактор. Он дает кучу оживляющей творческой энергии. Любящей, милосердной, щедрой, честной, простой, радостной. Кучу всяких идей. Мы и сотую часть их не использовали.
Я: А могут иссякнуть идеи?
КАВАЛЕРИЯ: Нет. Но можем иссякнуть мы. Представь, что в созвездии Ориона есть звезда-пульсар. Но по техническим причинам видеть ее на Земле могут только два радиотелескопа, потому что только они нацелены в ту часть Вселенной… И вот один радиотелескоп сломался, а второй на профилактике. Сигнал исчез. Значит ли это, что исчез пульсар Ориона?»
Почувствовав, что устала сидеть, Рина поднялась, потянулась и уткнулась взглядом в стену библиотеки. Перед ней висел криво нарисованный плакат. На плакате длинноногий и короткорукий берсерк грозно размахивал топором над гномиками, в которых предположительно угадывались шныры. Ниже в тесный карман из оргстекла была буквально вбита прошнурованная папка. Ведущая к ней с плаката стрелка сообщала:
«В случае нападения ведьмарей на ШНыр ознакомьтесь с содержанием этой папки!»
Папка была очень толстой. Рина представила, как ведьмари с воплями бегают по Зеленому лабиринту, а шныры в полном составе сидят в библиотеке и «ознакомливаются» с папкой.
Рина несколько лет уже порывалась достать папку и почитать, чего там внутри, но папка была вбита так прочно, что бумага слиплась. Интересно, кто нарисовал этот плакат? Рина подозревала, что Вадюша. Не сегодняшний Вадюша, а первоначальный, шестнадцатилетний Вадюша, который, едва вышагнув из маршрутки № 0, быстро освоился и активно принялся за административную деятельность. Писал на огнетушителях «ОГНЕТУШИТЕЛЬ», на дверях – «ВХОД» и «ВЫХОД» и, по слухам, хотел подписать даже пегов, но подкравшийся мерин Бинт тяпнул его тупыми зубами.