"Фантастика 2025-91". Компиляция. Книги 1-35
Шрифт:
Князь вдохнул. Попали — не попали, а лезть в подполье надо было немедленно, пока те не успокоились. Иначе успокоятся, и будет им «сражение под Марной. Подземный вариант». С убитыми и ранеными с обеих сторон. Уголовников-то ладно, не жалко. Всю жизнь к тому шли. А вот жандармов — в большинстве молодых, еще и не проживших людей, было печально.
— Свет есть? — несколько непонятно спросил князь. Прохоров, однако, его понял, протянул найденную в избе небольшую лампадку.
«Явно с красного угла взяли, из под икон, — не злобливо подумал Константин Николаевич, — креста на них нет».
Впрочем, светлый Бог и грязные, темные бандюги совершенно
И потому Долгорукий без паузы зажег фитиль лампадки и полез в подполье. Эту странность он раскопает сам!
— Ваше сиятельство! — сразу немедленно ожил ротмистр Балашов, — куда же вы пошли? Туда пока нельзя!
Он хотел сказать, что на эту рискованную вылазку есть простые жандармы, которых хотя и жалко, но это их обычная жизнь. А вот если хотя бы ранят и даже, не дай Бог, убьют следователя самого императора всероссийского, дай ему Всевышний долгих лет жизни, то и для него самого, и всех остальных не только карьера накроется, но и спокойная жизнь будет под вопросом.
Но князь уже скрывался в подполе, прямо под клинки бандюг, и ротмистр, негромко, но грязно выругавшись, полез следом за высокопоставленным начальником, насколько храбрым, настолько и бестолковым.
Напоследок он, правда, еще успел дать коротких отрывистых приказов, откоторых жандармы ожили, и стали готовится за Балашовым туда же в подполье.
Похоже, торопливость князя стала неприятной неожиданностью не только для ротмистра, но и для Крапивина. Во всяком случае, он не успел даже дать команду приготовиться к бою, как следом за ним по узкому, длинному лазу уже ввалился в подполье первый преследователь.
Константин Николаевич, а это был, естественно, он, легко «поймал» на клинок молодого «шестерку», который толи по грозному приказу пахана, толи по собственной глупости нахрапом полез на него.
Отшвырнув назад уже труп, князь потеснился в сторону, давая пролезть ротмистру. А уж тот помог остальным.
В небольшом замкнутом помещении подполья и так было тесно, а с появлением жандармов и мышке не было возможности проскользнуть.
Крапивин понял, что еще чуть-чуть и их элементарно задавят, даже без оружия. И надо, говоря языком XXI века, перехватывать инициативу.
С диким отчаянным криком он бросился на князя, логично вычислив в нем старшего жандармов. И не с пустыми руками полез. В них у него как-то враз появился большой мясницкий нож, с которым он хотел князя зарезать или, как минимум, напугать.
Константин Николаевич к этому был готов. Любой зверь, прижатый к стенке, дичает, храбреет. И даже мирный лось легко поднимает на рога волка. Уходить уголовникам было некуда, а к розыскным структурам идти сдаваться было не с руки, если вспомнить следы ограбленного. Оставалось только в рукопашный бой и на прорыв. Или в большинстве на каторгу, а кое-кто в пеньковую петлю.
Как бы не так, они ведь тоже не лыком шиты!
По пути в подполье он поднял с полу кистень (или что-то другое, но похожее) и теперь врезал по кипящему злобой лицу.
Два Пальца то ли не ожидал, то ли шел напролом, рискуя, но удар пропустил легко, и мешком молча сполз на земляной пол подполья.
— Остальным бросать оружие и руки вверх! — приказал князь громко и жестко. Предупредил: — Это бой, бить будем не жалея, потом разберемся, кто остался жить, а кто уже, стало быть, убит.
Как он и ожидал, стержнем
сопротивления был сам главарь. И, как только его, очень хотелось верить, оглушили, остальные, при первом же давлении, немедленно сдались, смиренно подняв, насколько позволял потолок, руки.— Вязать и в нашу тюрьму, — распорядился он жандармам, — а вот этого, — скомандовал князь уже персонально Балашову, — под вашу личную ответственность посадить в отдельную камеру и под наблюдением двух человек. Он обязательно умрет, но после следствия. А во время следствия должен непременно жить и непрерывно петь на допросе.
— Ага, — козырнул Балашов и самолично связал Крапивина специально взятой бечевкой. И заткнул рот также имеющимся кляпом. А то еще начнет орать на улице, мешать горожанам и, не дай Бог, сиятельной публике.
Константин Николаевич равнодушно посмотрел на арестованных. Это они наивно думают, что живут. На самом деле они доживают, кто на свободе, кто вообще в жизни, чтобы лишь дать признательные сведения. Или, под воздействием физических пыток (жестокий XIX век!), скажут обязательные материалы. До последней информационной крохи. А потом будет строгий суд, который без сожалений предоставит жестокий, но справедливый приговор. Они не дворяне, тут смягчения ожидать не стоит.
А его конкретно интересует странное поведение господ уголовников. Кажется, как подсказывает его большущий опыт, они кого-то тщательно прятали и до последней возможности стремились дать ему уйти. Зачем?
Материнская тяга к ребенку или стадные чувства волка здесь не пройдут. Матерые уголовники от человеческих признаков оставили лишь самые грязные и противные. Сугубо логично — Крапивин укрывает какие-то тяжкие улики, которые точно приведут его к виселице.
Логично, но не очень. Что может обеспокоить преступника — рецидивиста, у которого чистого места не осталось? Убийства и подстрекательство к убийствам, грабежи, насилия. Наконец, организация к грабежу бриллиантов великой княгини, практически доказанное, что тот хотя и полностью не знает, но догадывается. Что может еще тяжелее, а господин Крапивин, уголовный авторитет по кличке «Два Пальца»?
Мгм, уголовное дело, практически завершенное и поэтому уже не интересное, вдруг заиграло как-то ярко и неожиданно.
Как всегда в таком случае еще в будущем XXI веке, появился соблазн плюнуть на вновь открывшиеся факты, и передать в суд уже доказанное. Не всегда, кстати, зряшное желание. Бывает, что преступники специально стараются обратить внимание розыскников разных ветвей и любых званий на очень любопытные события, чтобы скрыть более тяжкие преступления.
Значит, что из этого? Выводы делать пока рано. Надо дотошно допросить «Два Пальца» и бандитов из его шайки, старательно все передумать. Да, и беременную жену Елену Федоровну к следствию не допускать, — Константин Николаевич вздохнул, — если получится, конечно.
Его августейший повелитель Николай I обязательно спросит, как проходит дело по краже бриллиантов любимой дочери. За какое он, кстати, уже, как минимум, дважды получал награды. То есть нельзя сказать, что именно за это дело. Как это бывает у абсолютного монарха, за хорошее настроение императора, за вовремя сказанное меткое слово. Ну и за пойманных уголовников.
Так вот, то, что он скажет Николаю Павловичу, в этом нет ничего плохого. А вот что услышит его милая Мария — плохо. Может опять придумывать всякие фантазии, упорно выдаваемые отцу, да и себе тоже, за реальные события.