"Фантастика 2025-96". Компиляция. Книги 1-24

Глаза Жуки—Собчак открылись. В них заплясал такой весёлый, наглый огонь, что Валя едва удержалась от рефлекторного отступления за ближайшую мебель.

Кляпа, в новом теле, сделала два энергичных шага, разминая суставы, как человек, который после долгого сидения на кассе вдруг получил свободу и премию в один день.

– Ну ты, брателло, конечно, красавец, – протянула она голосом, в котором звенела ехидная радость, – мог бы, между прочим, и сразу сказать, кто ты такой, а не устраивать мне месяцы трясок в трусах и марш—бросков по мужикам.

Павел—Кляп только развёл руками в театральном жесте вселенского невиновника, мол, «ну извини, служебная необходимость».

А Валентина, у которой на лбу уже пульсировала маленькая, но упорная венка, подумала, что в этой компании она будет выглядеть самой нормальной. Что, если вдуматься, страшно радовало.

Она вдруг почувствовала внутри странную пустоту – как будто кто—то невидимой рукой открыл форточку в её голове и основательно проветрил всю галерею тараканов. Пространство между ушами стало лёгким, прозрачным, почти звонким, как стеклянный стакан после мойки в посудомоечной машине.

На этом фоне в реальности, где люди обычно говорят ртом, а не голосом в голове, раздался бодрый, ликующий вопль, который, кажется, заставил дрогнуть даже старую раму на окне. Эхо этого вопля прокатилось по комнате, как мяч по пустому спортивному залу, задевая потрескавшуюся штукатурку и сдувая пыль с подоконника.

– Боже, какое просторное тело! – восторженно протянула Кляпа.

Пауза после её слов растянулась, как резинка на старых трусах: гулкая, неловкая, но почему—то торжественная. В эту паузу в голову Валентины влезла совершенно идиотская мысль о том, что, наверное, тела измеряют в квадратных метрах при аренде, а у Кляпы наконец—то попался люкс с балконом и встроенной гардеробной.

Голос Кляпы звучал теперь снаружи – из той самой обновлённой Жуки—Собчак, которая стояла посреди комнаты, пританцовывала на месте, шевеля плечами, крутя бёдрами и то и дело вскидывая руки, как дирижёр на генеральной репетиции безумного оркестра.

Её движения были настолько самозабвенными, что казалось, она собирается либо улететь, размахивая руками, либо устроить мастер—класс по управлению своей новой, прекрасно экипированной оболочкой. Каждое её верчение сопровождалось довольным подвыванием, будто маленький ребёнок наконец получил в подарок самый огромный в мире набор сладостей и теперь не знал, с чего начать: с карамелек или с шоколадных батончиков. Обувь на ногах предательски поскрипывала, словно пыталась успеть за радостным вихрем Кляпы, но безнадёжно отставала.

Тело бывшей надсмотрщицы блестело на свету всеми доступными способами: широкие плечи, крутые бёдра, внушительная грудь, крепкая шея, мощные икры и даже, прости господи, изящные пальчики на ногах – всё это хозяйство Кляпа обводила руками с такой искренней радостью, что Валентина заподозрила, будто её внутренняя попутчица наконец обрела идеальную оболочку мечты.

Каждую линию, каждый изгиб, каждый сантиметр Кляпа изучала с восторгом первооткрывателя, который неожиданно нашёл затерянный город золотых обезьян. Она трогала плечи, покручивала бёдрами, с явным удовольствием щупала грудь, периодически подхихикивая так звонко, что даже облупленная штукатурка начинала сыпаться от смущения. Валя поняла: ещё немного, и Кляпа действительно запрыгнет на ближайший стол и устроит показательную демонстрацию новых возможностей под аплодисменты возмущённого фикуса и охреневшей люстры.

Кляпа с восторженным причмокиванием хлопнула себя по бокам, затем по бёдрам, потом, не выдержав, три раза повернулась перед облупленным зеркалом, которое уныло висело на стене, будто единственный свидетель происходящего балагана.

– Ну наконец—то! – воскликнула она с таким энтузиазмом, словно только что победила в конкурсе "Лучший ремонт женского тела за 5 минут". Её голос звенел так звонко, что старая люстра на потолке, казалось, попыталась присесть от радости:

– Теперь я оторвусь по полной! Буду ходить, качать эти бёдра, махать этой роскошной грудью, словно праздничными флагами на планетарном параде! Буду щипать официантов за ягодицы, заказывать коктейли литрами и устраивать танцы на столах! Да я тут устрою революцию веселья, Валюша! Теперь всё это – моё, и мне плевать на все уставы галактики! Пусть готовят золотые медали за лучшие бедренные вращения года!

Жестами Кляпа походила на школьницу, получившую на Новый год празднично упакованную шоколадку – руками махала так активно, что воздух в комнате загудел, плечами трясла с таким энтузиазмом, будто собиралась сбить гипотетический снег с потолка, а бёдрами вертела, словно репетировала новый стиль танца для дискотеки межпланетного масштаба. Она то подпрыгивала на месте, пытаясь вжать свои новые формы в воображаемые узкие джинсы, то кружилась на одном месте, изображая звезду мыльной оперы в сцене великого воссоединения с давно потерянной семьёй. Каждое движение Кляпы излучало такую неистовую радость существования, что даже старый облезлый фикус, казалось, на миг ожил и приободрился, вскинув пару жалких листочков в знак солидарности.

Валентина, у которой от происходящего слегка дрожали коленки, потому что такого накала маразма не выдержала бы даже трижды прокалённая армейская сковорода, робко подалась вперёд. В её взгляде читалась та самая неуверенность, с какой отбывающие срок заключённые интересуются у охраны, будут ли им письма с воли.

– А мы… – выдохнула она, проклиная себя за эту странную привязанность к голосу, который столько месяцев сводил её с ума, – мы останемся друзьями?

Кляпа, в теле Жуки—Собчак, выдала размашистый, царственный жест – мол, подруга, да кто бы сомневался! – и махнула рукой так небрежно, что чуть не сбила с подставки увядающий фикус.

– Конечно, Валюша! – зазвенел голос Кляпы с такой лёгкой, лукавой насмешкой, что даже люстра чуть подрагивающим светом подмигнула Валентине. – Мы ещё пойдём в клуб, оторвёмся как следует! Только дай мне пару часов освоиться с этим… – она выразительно хлопнула себя ладонями по весьма выдающимся формам, – роскошным агрегатом.

Валентина сглотнула и криво улыбнулась, ощущая, как в её голове окончательно разворачивается гигантская ярмарка безумия с каруселями, гудками и фейерверками нелепости. Она чувствовала, что её жизнь с этого момента окончательно сорвалась в бездну – но не в страшную и холодную, как казалось раньше, а в какую—то странно тёплую, весёлую пропасть, где каждый новый виток обещал не погибель, а очередную порцию абсурдных приключений.

Всё происходящее больше не вызывало в ней паники: только смутное, щекочущее возбуждение, как будто она тайком подсмотрела за генеральной репетицией межгалактического цирка. И где—то в глубине души Валентина уже готовилась покупать билет на первый ряд, чтобы не пропустить ни секунды этого феерического кошмара.

Кляпа, ещё пару раз хлопнув себя по роскошным бёдрам и окончательно утвердившись в мысли, что этот новый «аппарат» заслуживает вселенского турне, гордо расправила плечи, выпятила грудь вперёд с таким азартом, будто собиралась маршировать на параде на Красной площади, и, не оборачиваясь, устремилась к выходу.

Её походка напоминала одновременно марширующего капитана и манекенщицу на показе мод для сумасшедших. Волны радости и самодовольства шли от неё такой плотной волной, что старая дверь, через которую она прошла, жалобно скрипнула, словно пыталась выразить свои эмоции, но не нашла нужных слов.

Валентина и Павел остались стоять в комнате, словно два персонажа из мультика, которым только что выдали повестку на обязательную службу в армии цирковых уродов. Оба молчали, переглядываясь с видом людей, которые случайно купили билеты на фестиваль сатаны и теперь вяло раздумывают, не пора ли сделать вид, что ошиблись адресом.