"Фантастика 2025-96". Компиляция. Книги 1-24

– Но знаешь, что самое забавное? – продолжил он, слегка приподняв уголки губ. – Ты ведь можешь даже не пытаться меня убить. В этом нет никакого смысла. Я уйду, меня не станет, но что изменится? Завтра на моё место придёт другой. Через месяц здесь будет сидеть новый Аурелиус, может быть, с другим именем, может быть, в другом теле, но с той же функцией. Каналы останутся, потоки продолжат двигаться, жертвы продолжат исчезать. Ты не сможешь остановить систему, потому что она больше, чем все её части вместе взятые.

Он сделал паузу, давая Миркану возможность осознать сказанное, но увидел, что его слова не произвели ожидаемого эффекта. В глазах его собеседника не появилось сомнения, не дрогнули губы, не сжались кулаки в бессильной ярости, как бывало у других. Он не был похож на тех, кто приходил к нему с мятежом в душе и жаждой разрушения. Он не был тем, кто действует в порыве эмоций, ведомый ненавистью или гордыней.

– Ты действительно считаешь, что я пытаюсь уничтожить Лифтаскар? – спросил Миркан спокойно, с лёгким оттенком иронии в голосе, как будто ему было даже немного жаль Аурелиуса. – Думаешь, что я так наивен, что верю в возможность стереть его, испарить, разрушить? Это невозможно, и ты знаешь это так же хорошо, как и я. Лифтаскар – не просто место, не просто сеть влияния, он существует вне таких понятий, как конечность или разрушение. Но ты совершаешь одну ошибку, Аурелиус.

Он шагнул ближе, и в этот момент впервые за весь разговор улыбка сошла с лица хозяина кабинета. Она не сменилась тревогой, но стала более натянутой, более искусственной, как если бы внезапно исчезла уверенность, что он полностью контролирует ситуацию.

– Я не собираюсь бороться с Лифтаскаром, – продолжил Миркан, теперь чуть мягче, но от этого его голос только сильнее проникал в сознание собеседника. – Я не воюю с системой, потому что знаю, что такие войны не приведут ни к чему. Я не пытаюсь снести эту башню, потому что она не рушится.

Он перевёл взгляд на картины, а потом снова на Аурелиуса.

– Но я могу сделать так, чтобы больше не было новых жертв. Я могу разорвать все нити, связывающие Лифтаскар с этим миром. Я могу перекрыть каждый канал, убрать каждый источник, сломать каждый мост. Я могу оставить вас в изоляции.

Аурелиус медленно разжал пальцы, но они дрогнули. Его лицо оставалось спокойным, но глаза сузились. Теперь он действительно слушал.

– Ты понимаешь, что это значит? – продолжил Миркан. – Ты можешь сколько угодно говорить о вечности, о том, что за тобой придёт другой, но что будет, если те, кто должны прийти, больше не смогут этого сделать? Что будет, если пути закроются? Что будет, если те, кто должен быть избран, никогда не окажутся в Лифтаскаре?

Он говорил тихо, но каждое слово звучало, как раскат грома.

– Ты привык считать себя центром, тем, кто управляет потоками, тем, кто решает, кто достоин, а кто нет. Но ты не понимаешь, что твоя власть держится только на одной вещи – на связи. Ты можешь сидеть здесь, можешь получать своих пациентов, можешь выбирать, можешь анализировать, можешь отправлять их дальше. Но, если тебе некого будет отправлять? Если к тебе никто не придёт? Если люди, которые должны были переступить этот порог, просто исчезнут для тебя?

Аурелиус долго молчал.

Его лицо оставалось невозмутимым, но в глазах больше не было того высокомерного веселья, которое присутствовало в начале. Теперь в них мелькало нечто другое – не страх, не гнев, но осознание, что он столкнулся не с безумцем или с мстителем, а с тем, кто действует по плану.

– Ты блефуешь, – произнёс он, но в голосе не было той же явной уверенности, что раньше.

– Блефую? – переспросил Миркан с лёгкой усмешкой. – Ты ведь и сам знаешь, что нет.

Он сделал ещё один шаг вперёд, и теперь Аурелиус уже не выглядел так, словно управлял этим разговором. Впервые за долгое время возникло чувство, что собеседник – не просто очередной мятежник, не просто враг системы, а нечто совершенно иное. Он столкнулся с кем—то, кто знал, что делает.

Аурелиус прищурился, и на его лице мелькнула тень раздражения, едва уловимая, но вполне ощутимая. Он привык контролировать ситуацию, но теперь чувствовал, как тонкая нить власти ускользает из рук, превращаясь в зыбкий песок. Это было непривычное, неприятное ощущение, вызывающее не гнев, а скорее… досаду.

– Ты говоришь красиво, Миркан, – наконец произнёс он, и голос его чуть изменился, стал глубже, чуть резче, будто внутренний механизм защиты включился на уровне инстинкта. – Но слова – это только слова. Разорвать связи? Закрыть каналы? Перекрыть потоки? Как ты себе это представляешь? Ты переоцениваешь свою силу, ты полагаешь, что один человек может встать между мирами, между механизмами, которые существуют тысячелетия?

Он чуть наклонился вперёд, и подбородок его скользнул над сцепленными пальцами, а взгляд задержался на лице собеседника, изучая его, пытаясь выловить хоть тень сомнения, хоть малейший намёк на слабость.

– Ты не первый, кто приходит сюда с речами, – продолжил он голосом, в котором зазвучала почти нежная усталость, как если бы он разговаривал не с врагом, а с заблудившимся ребёнком, ещё не осознавшим, насколько велико его заблуждение. – У каждого, кто пытается бороться, есть план, у каждого есть схема, у каждого есть своя идея, как всё изменить. Но ни один не дошёл до конца. Они сгорают, ломаются, исчезают. Их память растворяется, а Лифтаскар остаётся.

Он выдохнул, откинувшись на спинку кресла, но взгляд не потеплел, не смягчился.

– Думаешь, ты особенный? Думаешь, тебе хватит сил? Думаешь, ты знаешь то, чего не знали другие?

Но теперь в его голосе зазвучала ещё одна нотка – напряжение. Лёгкое, едва уловимое, но уже не скрываемое.

Миркан улыбнулся. Он не пытался демонстрировать превосходство, не спешил с ответом и не бросал слов в пространство, чтобы заполнить тишину. Он смотрел прямо в глаза Аурелиусу, не моргая, с той же спокойной уверенностью, с которой смотрят те, кто знают больше, чем говорит их рот.

– Ты прав, – наконец произнёс он, но голос его был размеренным, почти ленивым, как если бы этот разговор его не утомлял, а даже развлекал. – Я не первый. И да, многие пытались. Кто—то с криками, кто—то с яростью, кто—то с иллюзией справедливости. И все они проиграли.

Он сделал паузу, чтобы подчеркнуть смысл.

– Но ты до сих пор упускаешь одну важную деталь.

Аурелиус не ответил. Он ждал.

– Я не пытаюсь разрушить Лифтаскар и хочу его падения. Мне не нужен его конец. – Миркан склонил голову, будто проверяя, насколько глубоко его слова проникли в сознание собеседника. – Я просто делаю так, чтобы он остался там, где ему и место. Без выхода. Без связей. Без новых душ. Без тех, кто должен был туда попасть.

Губы Аурелиуса дёрнулись, но он сразу взял себя в руки:

– Ты думаешь, что это что—то изменит?

Теперь он уже не насмехался. Теперь он спрашивал.

– Да, – спокойно ответил Миркан. – Я думаю, что это изменит всё.

Тишина в комнате стала почти осязаемой. Её нельзя было назвать неловкой, нельзя было назвать напряжённой, но она была наполнена тем самым тяжёлым воздухом, который бывает перед чем—то неизбежным.

– Ты считаешь, что можешь перекрыть пути? – Аурелиус говорил медленно, осознанно, и теперь в его голосе звучало то, чего раньше не было. Глубинный страх. Не за себя, не за этот кабинет, не за жизнь – страх перед неизведанным.