"Фантастика 2025-97". Компиляция. Книги 1-20

– Лазерные установки находятся на соседних скалах, – сообщила Хунька, – устранить их, не задев вас – невозможно. Держитесь, ребята! Впереди двадцать самых непростых метров и вы на месте.

– Да, – вздохнул Стас, – и осталось две «стрекозы».

– Зато сейчас вы в глухой зоне и можете передохнуть.

– Перед смертью не надышишься, – философски заметила я, опускаясь прямо в снег рядом с Погодиным.

– Поживем еще, старушка! – наигранно весело откликнулся он, обнимая меня за плечи.

А ветер продолжал хлестать нас снегом, причем направление его порывов предугадать было совершенно невозможно.

– Идем? – спросила я, спустя пять минут, когда дыхание выровнялось, а противные липкие струйки пота перестали скользить по позвоночнику под костюмом.

– Да, пора, – серьезно откликнулся друг, – Аль?

– Что?

– А ты знаешь, что я был в тебя влюблен все это время?

– Знаю.

– Хорошо.

– Погодин, ты что? Это ты так прощаешься со мной?

– Всякое может быть, – хмыкнул он в ответ, – просто сейчас мне важно, чтобы ты это знала.

– Мы выживем, не смотря ни на что! – и сцепив зубы, я направилась к скале, – Хунь, мы готовы.

– Выпускайте «стрекозу»! – скомандовала она. Голос в наушниках был не четкий и дребезжал, словно шли какие- то помехи, – …оей… оманде!… связью!

Сейчас движение не требовало огромных энергозатрат, но стало еще более опасным и рискованным. На отвесной, идеально ровной поверхности скалы мы были открытыми мишенями для лучей. Все действия сложились в последовательность вспышка – болт в скалу из пневмопистолета – тридцать сантиметров вверх. На третьем метре мы потеряли предпоследнюю «стрекозу», на седьмом – последнюю… и связь с Полканом. Больше голоса Хуни не было слышно и даже помех в эфире. Словно передатчик просто перестал работать.

– Дела! – выдохнул Стас. Слава всем Богам, переговорное устройство в костюмах еще работало и мы могли друг друга услышать, – что делать будем, Аль?

– Ты будешь вбивать болты, а я – отвлекать внимание. Другого выхода все равно нет, как и обратной дороги.

Последующий путь свелся к тому, что я кидала, как можно дальше, какой-нибудь предмет, лазерные лучи прошивали воздух, и мы поднимались еще на тридцать вожделенных сантиметров.

– Вижу пещеру, – раздался голос Погодина, – полтора метра над нами. Аль, еще немного.

Полтора метра – пять предметов – пять раз по тридцать сантиметров и пять вспышек, каждая из которых может стать последней для любого из нас. Метр двадцать… девяносто сантиметров… шестьдесят… тридцать… Погодин подтягивается и…

– Я на месте, Алюш, – говорит он ободряющим, успокаивающим тоном, – сейчас отвлеку установки и подниму тебя, потерпи.

А я что? Я терплю! Что-то летит из пещеры, полыхают вспышки, и крепкие руки друга втягивают меня внутрь, но… То ли мы замешкались, то ли просчитались… В общем, где-то мы явно ошиблись, пространство разрезает очередная вспышка, а мою ногу обжигает невыносимая, нечеловеческая боль. В наушниках раздается крик, стон и ругань. Кажется это мой голос. Никогда за собой не замечала любви к грубым словам.

– Аля? Алька! Ты как? – с беспокойством спрашивает Стас.

– Нога… – жалобно выдавила я, чувствуя, как на смену обжигающей боли приходит леденящий холод.

– Сейчас, сейчас, маленькая, – шепчет Погодин, склоняясь над моей замерзающей конечностью.

– Сначала установка! – упрямо повторяю ему, – я никуда не денусь, оба мы никуда не денемся отсюда. Назад не спуститься.

– Придумаем что-нибудь, – откликнулся он, перерезая допотопные провода на устройстве и возвращаясь ко мне,

– потерпи, Аль. Сейчас я оттащу тебя вглубь, там теплее и порывов ветра нет.

Дальше – резкая боль в ноге, и меня куда-то несут, а потом опускают на белый от снега каменный пол.

– Царапина глубокая, повреждены мышцы, но пластырь обеззаразит, обезболит и стянет края, – сосредоточенно говорит Погодин, – Аль, сейчас больно будет. Попробую обезболить уколом, нужно убрать обугленные участки кожи.

А дальше я кричу, потому что боль еще сильнее, чем было вначале. Погодин достает из походной аптечки инъекционный пистолет, ногу недалеко от эпицентра кольнуло и сразу стало легче.

– Вот так, – удовлетворенно откликнулся Стас, расправляя на моей голени пластырь. Сейчас намажу сверху кремом от обморожения. Герметичность костюма нарушена. Ничего, Аль, оденешь мой.

– А ты что оденешь? – пытаюсь шутить, – мой тебе на три размера мал. Извини, Погодин, но я не готова смотреть на твой синий зад.

– Ты и в лучшие времена на него смотреть отказывалась. Аль, я не шучу, – он устало опускается рядом, – самим нам отсюда не выбраться, а при такой температуре ты очень быстро отморозишь ногу.

– Только одну ногу, – улыбаюсь я, – это куда лучше, чем отморозить целого друга.

Устало кладу голосу ему на плечо, он обнимает и… мы сталкиваемся шлемами.

– Черт! – беззлобно ругается Стас, – первый раз наедине с любимой девушкой, а погодные условия и одежда не располагают к романтике!

– Да ладно тебе! – боль прошла, настроение улучшилось, – Полкан каждые десять минут передает отчеты на базу, согласно Устава. За нами обязательно придут.

– Вопрос когда, – грустно усмехнулся он.

– Скоро, – заверила друга.

– Понимаешь, Аль… – и его тон мне ох как не понравился.

– Что еще у нас плохого?

– Это место…

– Что с ним не так? – спросила я, оглядываясь вокруг. На вид пещера, как пещера – метров пятнадцать в глубину и три метра в высоту.

– Это место высасывает энергию, не зря Темный Круг тут допотопную механику устанавливал.

– Что ты имеешь в виду?

– Связь пропала на подходе сюда, – констатировал он.

– Ну и что? Это еще ничего не значит, обычный сбой!

– Не обычный. На предыдущих взрывных устройствах таймер был электронным, а здесь механическое, роликовое, отсчетное устройство. Принцип маятника.

– Но это тоже еще ничего не значит, – все еще пыталась возражать я, но в глубине души, уже была уверенна в правоте Стаса.

– Аль, ты только не пугайся… – осторожно начал Погодин.

– Вот когда ты начинаешь так издалека, мне становится по-настоящему тревожно. Говори, как есть!

– Когда мы сюда добрались, заряд аккумуляторной батареи в костюме был 99 %, а сейчас 13… Через семь минут, мы останемся фактически голыми на пятидесятиградусном морозе.