"Фантастика 2025-99". Компиляция. Книги 1-19

– Нормально. Я встречал людей, у которых дело обстояло хуже…

– Вот видите! Я склонен предполагать, что в «дорацигеновские» времена на Церусе вообще не было разума. Наши ксенологи летали на побережье, и никаких Пескоедов им не повстречалось…

– Побережье большое, – упрямо возразил Кратов.

– Так или иначе, вопрос о ситуации на Церусе I я выношу на обсуждение в Галактическом Братстве.

– Тогда уж заодно исследуйте и возможную связь между рациогеном Тун Лу и рациогеном Церуса I.

Григорий Матвеевич помолчал.

– Вы предполагаете, что… – начал он осторожно.

– Угу, предполагаю. Допустим, что некая высокоразвитая цивилизация, вероятнее всего – не входящая в Галактическое Братство, решила испытать концепцию рациогена сразу в двух контрольных точках. Точка первая – Церус I, где рациоген был применен по прямому назначению, как генератор наведенной разумности. Точка вторая – Земля, опыт в среде окрепшего, давно сформировавшегося разума. Насколько я знаю, Тун Лу додумался до практической реализации рациогена внезапно, на голом месте. Эта идея возникла у него и только у него, потому что фундаментальные научные предпосылки просто отсутствовали. Как будто он заглянул кому-то… постороннему через плечо или ему подсказали… Этот второй эксперимент сорвался, так как Тун Лу не знал, что рациоген может служить и усилителем интеллекта. А эффект был бы потрясающий! – Кратов не глядя пробежался пальцами по сенсорам, и кресло резво крутнулось на месте. – Нечто сродни тектоновскому «многовекторному мышлению». Должно быть, каким-то образом инициируются дополнительные нейронные связи в мозгу… Кому-то было занятно увидеть, что получится, когда человечество внезапно и стремительно, ломая и круша законы эволюции, обратится в расу, интеллектуально превосходящую все, что было до сих пор в Галактике. В расу супертектонов.

– Смиренно склоняюсь перед вашей фантазией, Костя, хотя порой она принимает весьма причудливые формы. Думаю все же, что Тун Лу пришел к созданию рациогена самостоятельно – хотя здесь я, конечно же, руководствуюсь исключительно антропоцентристскими настроениями. Но вы не правы: идея эта носилась в воздухе, и совпадение наверняка случайно. Тем более что я не разделяю вашего мнения об интеллектуальном первородстве Длинных Зубов и иже с ними. Но проверить следует… А сейчас я покидаю вас, Костя. Вам нужно воздать должное сну. Как ваши ноженьки?

– Ходят, болезные, – Кратов привстал, опираясь на руки. Его лицо задергалось от напряжения. – Правда, это пока… неприятно. Но уж во всяком случае, сидеть на печи, дожидаючи калик перехожих, подобно Илье Муромцу, я не намерен.

– Понятно… Кстати, вы помните, что командор Лерман обещал вам трое суток домашнего ареста? Так вот, он свое обещание готов исполнить. А сутки на Церусе, как вам уже ведомо, гораздо более продолжительные, нежели на Земле или, скажем, в Парадизе.

– Он и убить меня как-то обещал, – хмыкнул Кратов.

– Дабы вы неукоснительно блюли постельный режим хотя бы некоторое время, он поместил вас в одну каюту с надежным и несговорчивым стражем, который будет предупреждать ваши желания и… гм… поползновения.

– А вот это, судари мои, уже посягательство на свободу передвижения!

– Отнюдь. Всего лишь рекомендации медиков.

– Подождите, Григорий Матвеевич. Я подозреваю, сейчас вы собираетесь неторопливо, обстоятельно обсудить церусианский прецедент на Совете ксенологов и принять какое-то осторожное решение…

– Именно так, Костя, я и хочу поступить.

– Но, независимо от исхода обсуждения, можно же начать работы по разъединению рас! Сселить Длинных Зубов и родственные им племена из эпицентра бедствия – иначе это и не назовешь. Допустим, на побережье… Хотя нет, это узенькая полоска суши, там им будет тесновато, начнутся междоусобицы с Пескоедами. А на другие материки?

– Боюсь, Костя, что не смогу вам это обещать. Есть маленькая, но весьма неприятная планетографическая подробность. Материк, который мы удостоились попирать ногами – кстати, в честь первооткрывателей звездной системы его предложено назвать Хаффия… так вот, он единственный здесь. Избытка альтернатив Церус I нам не предоставил. Есть еще какие-то утлые архипелаги, разрозненные островки. Да что-то крупное на южном полюсе.

– Но почему бы не туда?..

– Среднесуточная температура минус восемьдесят Цельсия, снежные смерчи, полное отсутствие растительности. Все остальное – ледяной океан… Церус I оказался чересчур холодной планетой, Костя, чтобы было где разгуляться эволюции.

– Выходит, я неосознанно повторил маршрут создателей рациогена… – Кратов хлопнул себя по лбу. – Ну конечно же! В условиях неопределенности Чудо-Юдо всегда выбирает для посадки геометрический центр наибольшего по площади участка суши. Такая в нем заложена программа. И у тех – тоже…

– Ну что ж, Костя, я констатирую тот факт, что вы были просто обречены открыть этот рациоген. Буде он, разумеется, существует в реальности. С чем вас и поздравляю. Хотя не с чем особенно поздравлять…

– Он существует. Пока…

– Вы что-то сказали, друг мой?

– Нет, ничего.

В дверях Григорий Матвеевич задержался.

– Костя, – произнес он. – Простите мне старческое любопытство, а кто ваши родители?

– Родители? – Кратов с трудом оторвался от размышлений. – Как кто? Мама и папа… Мама – биолог, селекционер. Ольга Потоцкая, «банановый звездоцвет» – ее рук творение, не слыхали?

– О! – сказал Энграф вежливо, хотя понятия не имел ни о каких «звездоцветах».

– Впрочем, сейчас она скорее теоретик, педагог. А отец… Кем он только не перебыл! Как говорят, «искатель себя». Да я его почти не знаю… А зачем вам?

– Да так, безделица…

Энграф вышел в коридор, продолжая испытывать мучительное ощущение того, что этот юнец знает о рациогене гораздо больше, чем кто-либо на всем Церусе и вообще в радиусе ста парсеков вокруг.

9

Григорий Матвеевич волновался. Справедливости ради следовало заметить, что внешне его взбудораженное состояние никак не проявлялось. И тем не менее, внутренне он дрожал крупной дрожью и старательно прятал от посторонних глаз свои руки. Рукам настоятельно необходимо было за что-то уцепиться или на худой конец что-то разорвать в клочки. «Предки в подобных случаях рекомендовали раскокать пару тарелок из бьющегося фарфора, – с иронией подумал он. – Для снятия стресса… А нынче посуду производят исключительно противоударную, термостойкую и черт-те какую, совершенно не заботясь о нервах людей. Так что, братец, давай-ка исцелися сам…»

Он стоял как бы на дне вывернутого наизнанку амфитеатра. Над ним уступами, сходясь где-то под потолком, поднимались ряды светящихся и темных экранов, и с каждого экрана был на него устремлен внимательный взгляд. Его положение уже в который раз – ровно по числу Советов ксенологов, проведенных за годы деятельности на Сфазисе, – пробудило в нем бредовую ассоциацию с гладиатором, напряженно ожидающим от публики решения своей судьбы. И часто он ловил себя на мысли, что невольно высматривает устремленные книзу большие пальцы…