Фантазии

— Нет, блять, я все понимаю, но чтоб баба ерзала на моих коленях и ревела, такого точно не припомню! Ты чего сопли распустила? Киркорова в трусах увидела? — Горшенев приподнимает тоже проснувшуюся Лизу, и та поспешно вытирает слезы, сонно моргая и таращась на Мишу, а потом резко подается к нему и виснет у него на шее.

— Кхм… — подавляет смешок Горшенев, ловя изумленные взгляды парней, которые, кряхтя и ворча что-то, начинают понемногу приходить в себя. — Малявка, тут же пацаны, ты чего это тискаешься?

— Засмущался? — устало бормочет девушка и отодвигается, быстро вскакивает и уходит в ванную.

Конечно все удивлены воплями Стоговой, хотя вообще все ребята воспринимают ее как слегка тронувшуюся мозгами девицу, но выдвигать такие обвинения вслух не рискуют, прекрасно зная горячий нрав Горшенева. Он-то вроде бы ничего к девочке и не питает — ну, возможно, какие-то теплые чувства на уровне симпатии, — но все равно заступается за нее и даже будто бы ревнует к Костяну. Это парни давно замечают. Но Миха сам должен с этим разобраться, не маленький мальчик, вполне осознает, что его к этой девочке тянет. Но по какой-то неизвестной причине — а он все же догадывается, что тут к чему — Миша не может сократить расстояние между ними. На него словно кандалы напялили, и он идет только туда, куда ему велят…

Лиза смотрит в зеркало совсем недолго, потому что она с некоторых пор боится увидеть там вместо себя кого-то другого. Но когда в дверь раздается тихий стук, она вздрагивает и вновь ловит свой покрасневший от слез взор в отражении и невольно улыбается.

— Ты живая там? — спрашивает Горшенев, и она еще шире улыбается, потому что ей приятно, что он беспокоится о ней.

— Да, — отвечает Стогова коротко, но при виде своих вдруг потемневших глаз она становится суровее и, угрюмо сопя, произносит почти надрывно: — Миша, Ми-и-иш… ты меня считаешь той, о которой рассказал тебе Метелин?

— Еще чего? У меня что, мнения своего нет?

— Слушай, — продолжает Лиза, видя как гладкая поверхность зеркала начинает расплываться. Она чувствует приближение Безликого. Возможно, Костя тоже сейчас придет. — Я такой себя не помню. Я не помню себя вообще. Иной раз кажется, что о тебе я знаю гораздо больше. А Костя… он откуда появился в моей жизни? Кто-то словно хочет рассказать мне что-то очень важное. А мне страшно, Миша, потому что я понимаю: за этим придет нечто черное, какой-то кошмар. Я… раньше… я помню, что меня давным-давно «подсадили» на эти странные привязанности к рок-музыкантам и этому направлению музыки в целом. Но как я нашла тебя? Миш, не было никакого объявления, понимаешь? Был мой день на прослушивании. Был Метелин и не было «психушки», понимаешь? Он хочет всех запутать. Потом, помню, ко мне Цвиркунов подошел и позвал туда, к вам. Там вы все. И Андрюха Князев, и весь новый состав…

— Андрюха Князев? — спрашивает Миха, и его голос за дверью звучит приглушенно, а Лиза тут же начинает холодеть, предчувствуя новое заблуждение, новые нелепые ошибки и провалы в памяти, и она уже понимает, что Безликий каждый раз приходит тогда, когда в ее психике случается некий надлом. Это как искажение пространства: все реально, но вообще не по-настоящему. То есть время смешивается, как если бы человек застрял в коридорах этого самого времени, или если бы выбрал не тот путь, или просто сошел с ума.

Но Стогова не хочет признавать себя чокнутой, она пытается бороться с вакуумом, пульсирующим вокруг нее.

— Откуда я знаю ответ? — обхватывая голову ледяными пальцами, спрашивает Лиза у самой себя, но, подняв глаза на отражение, начинает всхлипывать от ужаса и бессилия: это не ее пальцы, это цепкие руки Безликого. Он стоит позади нее и не позволяет ей пошевелиться.

— Откуда я знаю ответ? — снова повторяет Лиза.

Дверной замок с треском ломается, и Стогову трясут за плечи. На этот раз на помощь приходит Ренегат.

— Лизка! Лизка! Ты что? Очнись!

Стогова моргает, и все мгновенно встает на свои места, но, как только она вываливается из ванной следом за Сашей, тут же налетает на разозленного Горшенева, мечущегося по комнате.

— Что такое? — спрашивает Лиза, утирая испарину со лба. — Где все?

— Уехали, — останавливается Миша и многозначительно смотрит на Ренегата, тот качает головой, вздыхает и тоже исчезает в прихожей, а затем хлопает входная дверь, и Миша с Лизой остаются одни. — Тебя боятся.

Он смотрит на девушка так, будто желает хорошенько ее отделать по мордашке за такие припадки, от которых, видно, и у него сносит крышу. Но опять же Стоговой кажется, что Горшенев не удивлен. Он, напротив, будто расстроен из-за того, что все так стремительно идет к чему-то определенному.

Лиза делает ему навстречу шаг и спрашивает:

— Что ты знаешь? Я умерла?

Миша снова не выглядит изумленным, он просто кидает на нее взгляд искоса и пожимает плечами.

— Почему я вижу тебя мертвой, но ты жива? — прищуривается он. — А ты в ответ видишь меня в гробу. Хрень какая-то, не находишь?

я не вернусь…

— Да… — Лиза опускается на краешек кровати. — Хрень. Думала, ты дашь ответ.

— Кстати, Костян звонил, опять тебя искал. Достал меня этот придурок. По-моему, его пора выводить из игры.

Стогова поворачивается к Мише, присевшему рядом.

«Выводить из игры? Из какой игры?».

— Значит он связан с Безликим, — говорит она, а Миха вздыхает и трет пальцами переносицу.

— Опять ты об этой легенде, — отвечает он не менее устало.

Стогова непонимающе пялится на Горшенева, а тот, ловя ее взгляд, поясняет:

— Я рассказал тебе о Безликом еще в той гостинице, после драки с мудаком Анфиски. Ты так впечатлилась, что ли? Ты его и правда видишь?

И тут в голову Лизе приходит одна вполне себе адекватная мысль: она решает спросить у Михи все напрямую. Пусть он восстановит картинку в ее поврежденном сознании.

— Миша, ни для кого уже не секрет, что со мной что-то не так, но, пожалуйста, прими меня всерьез и просто ответь, ладно? — дождавшись кивка, Лиза продолжает: — Почему ты так удивился, когда я сказала о Князеве?

Горшенев безмятежно смотрит на Лизу и отвечает:

— Потому что Андрюха ушел из группы два года назад*. Ты не помнишь?

Стогова вот-вот заорет в голос от ужаса, такого мерзкого, просто омерзительного, что ее горло словно сдавливает, но она должна узнать все.

— Какой сейчас год?

— Сейчас 2013-й, Лиза. Вижу, тебе реально хреново.

— Не видишь, — Лиза отодвигается от пристально за ней наблюдающего Миши. — Ты все знаешь, но не говоришь. Ты все знаешь.

— Знаю, — рявкает Горшенев, — но не могу вспомнить.