Фантазии

— Лизка, да, о-он умер т-тогда, сукин… сукин сын… я сама тогда сдохла почти… А мне Костя Метелин сообщил. Он-то в тот день и… Лизка, — вдруг срывается на рыдания Надя, все сильнее сдавливая руку Стоговой, побелевшей словно мел. Казалось, и без того мутные глаза Лизы внезапно теряют всю жизнь, словно Безликий высасывает ее, делая Лизу своей сообщницей, теперь и она мысленно называет себя Безликой.

— Вот почему он был со мной… — шепчет Стогова, восстанавливая все свои видения и складывая все части мозаики в единую картину.

Надя не обращает внимания на реплику Лизы и завершает свой истеричный рассказ совершенно ошеломляющей новостью, хотя после услышанного Лизе уже плевать на остальное, однако ей все же удается уставиться на подругу изумленным взором, когда та произносит, внезапно взяв себя в руки:

— Костя мне как позвонил и сказал про Миху, добавил, что понесется к загородному дому Горшка, где начали собираться его фанаты. И он понесся. Костя сбил тебя на своем мотоцикле, когда ты приехала к студии. Ты из метро выходила как раз, а он, придурок, полностью на своей волне, весь в слезах и соплях… Додумался сесть в таком состоянии на мотоцикл, к тому же еще и набухался… теперь вот, — Надя почти выплевывает слова, наполненные горечью, — и он в сырой земле. Вслед за Михой пошел, гад. Это надо уметь: мчаться к умершему кумиру, сбить человека, оставить его лежать в коме и умереть в день похорон Горшка…

Стогова смотрит в стену и, кажется, видит фотоснимок, на котором Костя и Миша лежат в гробу, в одном на двоих, как тогда она с Горшеневым.

Вот о чем Миша говорил. Все это было знаками, игрой неведомых сил, распределяющих пострадавшие души по каким-то своим правилам в разные места: кого-то забрали, как Мишу, кого-то вернули, как ее — Лизу. Вот только не великоват ли срок, на который Стогову задержали в мире иллюзий, в мире, откуда ей не хотелось уходить, ведь там она была счастлива, несмотря на то, что боролась с этими видениями и хотела отыскать суть и логику. Так и не нашла, но зато смогла провести время с тем, кто в жизни даже не взглянул бы в ее сторону. Разве что она могла прийти к нему на прослушивание, или просто попасться на глаза, если бы не…

— Наркотики? — спрашивает Лиза, на которую и мать, и подруга смотрят настороженно, потому что уж слишком явственно видно на лице Стоговой полное осознание происходящего, да и фотографии на стене вовсе нет, это просто память, которая подсовывает ей то, что больнее всего…

— Да, — кивает Надя, — но пусть это будет не как самоубийство, а как простая нелепая случайность.

— Да, — также кивает Лиза, не мигая глядя прямо перед собой, — Миша слишком светел для самоубийства.

— Был светел.

— Нет! Он есть и будет…

…то ли ночь пришла внезапно, стало все каким-то странным, все во мраке затерялось…

Комментарий к

группа “Северный Флот” (бывшие участники “Король и Шут”) с песней “Танцуй, Король!” - написана для Михаила Горшенева.

https://www.youtube.com/watch?v=YvdsmnviOSs&list=PLyAhxLxbv6MaH4sSy0uZLBs1jgl-Via_Z&index=48

========== Эпилог ==========

Посвящается всем сумасшедшим, которые не причиняют вреда окружающим. Тем безумным людям, которые даже из похода в магазин за хлебушком создают целое приключение. Тем, кто считает, что «без музыки на миру и смерть не красна». Тем, кто уверен, что «пока сердце сможет стучать, мы будем верить и ждать». Всем эмпатам и циникам, потому что и без первых, и без вторых не было бы равновесия.

Спасибо вам всем.

***

«Но кто-то крикнул вдруг: «Привет! Повеселился б ты немножко! В такой веселый светлый день, как можно быть таким несчастным?» — доносится из наушников, что свободно болтаются на шее Лизы.

Апрель принес немного тепла, но все равно еще холодно, потому Стогова не жалеет, что не решилась надеть «косуху». Она кутается в вязанный шарф и медленно бредет по кладбищу. День клонится к вечеру, но у Лизы предостаточно времени до наступления сумерек. До приезда сюда она еще успела сгонять к Косте, посидела у его могилы, поговорила с ним, позлилась немного на его безрассудство, а потом расплакалась, вспоминая диагноз, озвученный доктором.

Она не жалеет себя, вовсе нет. Переломанные кости срослись, зато сотрясение, сильное сотрясение — последствие черепно-мозговой травмы — на протяжении всей жизни будет «аукаться» девушке. Доктор называл много всякой фигни, в которой Стогова вообще не разбирается, но одно она поняла — ее визиты к психиатру будут более чем частыми. Костя в ее видениях напророчил: Лизе действительно пришлось провести полтора месяца в психиатрической клинике. Галлюцинации не прекратились, и судя по всему она до конца своих дней будет видеть то, чего нет. Ну или то, что нельзя видеть людям.

Вот и сейчас, приближаясь к высокому памятнику, установленному над могилой Михаила Горшенева, она видит Безликого. Он постоянный ее спутник, но больше не пугающий и не встревающий в ее жизнь. Лиза даже привыкла к нему.

Но есть и кое-что другое, что теперь мучает Стогову, и об этом не знает никто. Нельзя. Точно запрут в «психушке». Это тени, странные тени, почти невидимые, но они повсюду…

Стогова, конечно, не одна у могилы Миши, тут всегда есть люди, фанаты, но она говорит с ним все равно, только мысленно. Она спрашивает, как он там? Ведь она знает, где он. Миша в вечном круговороте бесконечности, он в своих снах, спит и видит все то, что видела Лиза, но только теперь ее нет рядом, хотя, возможно, он и не помнит ее. Миша не приходит к ней. Пока не приходит, но Стогова ощущает, что он все равно появится, ведь теперь и ее жизнь — это калейдоскоп картинок в бесконечном одиночестве.

Проторчав на кладбище все же до самой темноты, Лиза покидает это место и медленно бредет к выходу. Там, за воротами, она вдруг вскидывает глаза, пригвожденная чьим-то взглядом, и резко оглядывается. Темную тень, что плывет за ней по пятам, девушка замечает сразу, потому что ее трудно не заметить таким, как она — плененным тьмой, иными словами, ненормальным.

— Костя? — удивленно и немного разочарованно спрашивает Стогова, в этой тени разглядев вроде бы знакомые черты. — Чего тебе? — тут же строго добавляет Лиза. — Разве мало того, что ты сделал? Нечего таскаться следом?

Тень извивается, но нападать и не думает, а потом девушка слышит шепот у себя в голове, но голос этот Косте не принадлежит точно: «Все сначала».

«Все сначала? — думает Стогова и ей очень хочется понять, о чем идет речь. — Как это сначала?».

Тень исчезает, а Лиза всю дорогу до дома не может отделаться от чувства, что ее вновь куда-то затягивает. Она понимает, что это те самые проявления ее недуга, помимо которого она теперь еще и физически слаба: не может много ходить, потому что ее тело тогда, почти четыре года назад, все же изрядно помотало по асфальту. Боль в суставах и общая изможденность теперь никогда не дают ей покоя.

— Да, Миха, досталось же нам от Метелина, — шепчет Стогова, глядя на свое отражение в окне электрички, — не зря ты его так презирал. Предупреждал ведь меня. Хотя… как будто в том мире можно было что-то изменить. Эх… Миша-Миша.

Лиза бредет по темному переулку. В кармане надрывает голос Глеб Самойлов*: «Мама, это небыль. Мама, это небыль. Мама, это не со мной», и Стогова, вставив один из наушников в ухо, поспешно отвечает на этот настойчивый звонок матери. Девушка сообщает, что она уже почти дома, и скидывает вызов, сворачивая в знакомый мрачный двор.