Фантазии

Воспоминания врываются в голову Лизы так неожиданно, что она пригибается, схватившись за голову, а потом кричит:

— Все верно! Князь должен был уйти! Сейчас 2017-й! Ясно тебе? — брызжет она слюной, пиная Горшенева ногами, а тот просто сидит и даже не пытается закрыться. — Не тот год! А этот! Понял?

— А что в тот год? — спрашивает Миша каким-то загробным голосом.

И Лиза не знает, что ответить, потому что она правда ничего не знает. Девушка осекается, садится рядом с Мишей и смотрит на стену, где снова висит тот фотоснимок.

— И что ты теперь видишь? — интересуется Стогова, имея в виду как раз эту фотографию.

— Это зеркало, малявка, — обескураживает Горшенев и встает. — Тебе бы в самом деле к врачу сгонять…

***

Лизе почему-то постоянно встречаются байкеры или просто парни на мотоциклах. Пока она спешит в гипермаркет за сливками, ей преграждают путь трое ребят на крутых черных байках, но она поспешно их обходит и прячется за стеклянными дверьми магазина. Там она намеренно долго бродит между стеллажами, пока не добирается до музыкального отдела. Тут девушка застревает еще на полчаса, прохаживаясь и рассматривая многочисленные обложки. Здесь много носителей разного вида с разными хорошими исполнителями, и Стогова берет в руки диск «System of a down». Вертит его, разглядывает, читает название треков. Золотая коллекция, лучшие хиты коллектива. Дальше девушка пересматривает еще много всего любопытного, но потом доходит и до отечественных панк-групп. Конечно среди них она видит и «Король и Шут», только вот название пластинки ей незнакомо, но как будто она все же знает, что это и когда записано. В голове что-то проскальзывает, и Лиза, поглаживая обложку, шепчет:

— Я управляю ритмами сердец… — и тут же облегченно вздыхает, потому что вспоминает, откуда это: — «Театральный демон». Да… фух… я помню.

Она резко вскидывает глаза и неожиданно за стеклом витрины видит Костю, который стоит и таращится на нее, подобно психопату из фильмов ужасов. Затем он удрученно качает головой, будто говоря: «Мне жаль…», и уходит.

Лиза впопыхах рассчитывается за сливки и вылетает из гипермаркета. Она озирается по сторонам, но Кости уже не видит. Зато видит лето. То есть она понимает, что это уже не весна. Стоит жара, вокруг ходят люди в легких майках, шортах, сарафанах. Вдали собирается гроза, гремит гром, но пока еще отдаленно. И эти звуки погружают Стогову в уже ставшую привычной атмосферу безумия, нерешенности, недосказанности, бессмысленности и… боли, удушающей боли.

…и в гробовой тиши провозгласит он тост за упокой души, за вечную любовь…

Она чувствует, что и сама одета по погоде, что за нее кто-то решил, как одеться и куда ей пойти. Лиза вскидывает глаза к небу, уверенная в том, что вот-вот отыщет взглядом ниточки, за которые дергает некто невидимый, подводя ее к чему-то важному и неотвратимому. Но нитей нет и невидимого нет, или она просто не видит невидимое. Стогова лихорадочно прикуривает, но дым уже не спасает, а голова лишь быстрее наполняется обрывками событий, и она чувствует, что скоро все узнает.

Лиза не хочет этого знать. Это последние страницы ее пока еще светлого существования, кто-то отберет у нее этот свет. Кто-то уже отбирает его, прогоняя годы жизни на перемотке. Тогда на кой черт ей это показывают? Что она должна сделать? Остановить то, чего нельзя остановить? Тогда зачем?

«Миша, — девушка срывается с места и несется неизвестно куда, но раз это чей-то сценарий, значит ее приведут туда, куда нужно, — Миша, дождись… только не делай ничего…».

Он и не делает. Делают за него. Теперь все идет по плану, так, как должно идти.

Комментарий к

В мае 2011 года из группы “Король и Шут” ушел Андрей Князев - один из авторов и исполнителей песен.

========== Часть 8 ==========

Тень на стене пляшет за тобой всегда,

Даже когда ты спишь.

Злоба и любовь, прошлое и новь. Дыши, дыши…

Снова на самый край и играй, играй!

Всем в этом зале Свет свой и Тень ты отдай, отдай…

Вечереет. Окраина города. Лиза стоит перед воротами коттеджа. В окне второго этажа горит свет. Она знает, что это дом Михаила Горшенева, лидера группы «Король и Шут». Теперь почему-то именно так в ее голове произносится его имя. Михаил. Не Миша, не Миха, не Мишка. Словно ничего и не было.

Стогова выкуривает уже третью сигарету, чего-то дожидаясь. Как будто ее ведут, как будто нашептывают на ухо, что делать дальше.

Если Стогову поймают, то увезут в «психушку», или в «обезьянник», потому что выглядит она, стоящая в вечерних сумерках перед домом рок-музыканта, как помешанная фанатка.

Момент «что-то делать» наступает ровно на четвертой только-только прикуренной сигарете. Внутри у девушки щелкает, и она, затушив своей черной аккуратной туфелькой выброшенную сигарету, спешит к приоткрытым воротам, толкает тяжелую дверь, входит во двор, опасливо оглядываясь и боясь, что здесь может быть собака. Но, к счастью, все обходится - собаки нет - и девушка приближается к крыльцу. Она взволнованно дыша поднимается по ступеням, протягивает дрожащую руку к звонку и едва успевает нажать на черную кнопку, как вдруг дверь резко открывается, и Лиза несколько секунд просто таращится в знакомые темные глаза.

Горшенев молчит и ждет, что она скажет, а Стогова боится и слово вымолвить, потому что не знает, помнит ли ее Миша, знакомы ли они вообще.

— Лиза? — произносит он слегка раздраженно, и девушка заметно расслабляется, нерешительно улыбаясь.

— Привет, — говорит она и придумывает на ходу, — тебя не было на репетиции.

— Я приболел, — как-то резко отрезает Горшенев.

Он смотрит на Стогову так, словно она дико его обидела. Вот только чем и когда? Она вновь не помнит, и тут он экспрессивно выпаливает, что вполне в его манере:

— Ты, я смотрю, вообще страх потеряла! — Миша надвигается на нее, захлопывая позади себя дверь, затем сжимает ее руку и уводит за угол дома. — Оля дома, понимаешь, да? Ты на черта приперлась? Мы же все решили днем.

— Оля? — пересохшими губами выдавливает Лиза. — Решили? Днем? Да… да, конечно… Миш, а что решили?

Горшенев, желая убедиться, что у нее все в порядке с головой, прижимает ладонь к ее лбу и спрашивает:

— Ты вообще спала после того, как ушла?

— Откуда ушла?

Миха вздыхает, прикрывая глаза, и отходит от девушки. Именно в этот момент из-за угла высовывается миловидная блондинка, которая впивается в лицо Лизы вначале придирчивым взглядом зеленых глаз, а потом, широко улыбнувшись, подходит ближе, говоря:

— Мишутка, ну ты как всегда, — она берет Стогову под руку и ведет к крыльцу. — Мог бы и в дом пригласить. Нехорошо держать коллегу на улице. Пойдем-пойдем, — бросает блондинка на Горшенева взор через плечо, — дома обсудите свои планы, тем более, что Саша уже спит.

— А Саша… это… — пытается восстановить в голове картину происходящего Стогова, и женщина смотрит на нее немного диковато, отвечая:

— Ты всего-то две недели не видела нашего ребенка, а уже делаешь вид, что вообще с нами незнакома.

— Оль, — окликает как-то подозрительно обеспокоенный Миха, — давай мы с Лизкой тут посидим, в беседке, а потом она поедет и поспит, а то странная какая-то.

Оля? Оля Горшенева… жена Миши. Саша — дочь.

Стогова опирается о стену дома, прижимая руку к груди, потому что внезапно весь воздух заканчивается, словно становится густым и теперь не может попасть в ее легкие. Пока Оля спорит с Мишей, Лиза смотрит себе под ноги. И вереница воспоминаний накрывает ее темным покрывалом с ясными солнечными пятнами…