Фараон

Затем, когда зверь пронесся мимо нее, она ударила его наотмашь серебристо-синим клинком. Яркое лезвие зацепило сустав задней ноги кабана и аккуратно отсекло ее. Усеченная конечность оставалась прямой, копыто утопало в липкой грязи, а разорванные мышцы вздрагивали и дергались.

Однако на трех оставшихся ногах кабан был почти так же проворен, как и на четырех. Он развернулся, используя свою единственную оставшуюся заднюю ногу в качестве оси. Он больше не ревел, но теперь стучал челюстями так, что клыки стучали друг о друга, как кастаньеты: ужасный звук. И снова Серрена позволила ему приблизиться, когда он бросился на нее, затем она снова отскочила в сторону, и клинок в ее руке, казалось, растворился в полосе ртути, когда он полоснул кабана по переднему правому суставу и разрезал его, как будто это был стебель вареной спаржи.

Лишившись двух ног, кабан упал головой на землю и перевернулся на спину. В отчаянной попытке восстановить равновесие он вытянул шею вдоль грязной земли. Шея у него была толстая, как ствол дерева. Серрена встала над ним и, взявшись обеими руками за рукоять синего меча, подняла его высоко над головой, а затем снова опустила, описав блестящую дугу. Клинок резко просвистел в воздухе с силой, стоящей за ударом. Огромная голова кабана, казалось, соскочила с его горбатых плеч. Его пасть была широко открыта, и он издал скорбный звук, когда упал на землю, частично вопль ярости и частично предсмертный плач. Фонтан темной крови вырвался из перерезанного горла и залил юбки туники Серрены, стоявшей над ним в позе триумфатора.

Я крикнул с диким одобрением, и тут же сотни других голосов присоединились к моим. Рамзес с облегчением подбежал к ней и обнял. Техути с трудом поднялась на ноги и, превозмогая боль в сломанном запястье, которое она все еще прижимала к груди, бросилась к нему. Иностранные короли и военачальники во главе с Адмиралом Хуэем во главе своих спартанцев толпились на винограднике, чтобы восхвалять и превозносить храбрость и воинственные навыки Серрены. Один за другим они падали перед ней на колени и осыпали ее похвалами и восхищением. Она приветствовала их всех широким жестом, затем обняла одной рукой Техути за плечи и помогла ей добраться до короля Гуротаса, который все еще лежал без сознания.

Через очень короткое время они привели его в чувство, он сел и затуманенным взором огляделся вокруг. И только тогда две женщины, которых я любил больше всего на свете, повернулись ко мне в унисон и благодарно улыбнулись поверх голов шумной толпы.

Этим простым признанием я был сыт по горло.

Бер Арголид из Беотии в Фивах, человек, известный как "сильная рука" за вес меча, которым он владеет, был самым важным и могущественным из мелких вождей. Он приказал своим приспешникам принести его трон на охотничье поле для его удобства, но что более важно, чтобы подчеркнуть его значимость. Теперь, однако, он настаивал, чтобы Серрена заняла его место на троне в знак признания ее подвига в убийстве большого кабана. Не желая отставать, другие приезжие короли и вожди демонстрировали свое уважение, вознося ее на трон в почетной процессии. По восемь человек по очереди поднимали ее на плечи и, распевая ей хвалу, спускались с гор Тайгета в цитадель.

Известие о ее чудесном подвиге предшествовало ей из уст в уста, так что, как мне показалось, все население Лакедемона выстроилось вдоль дороги, приветствуя ее и осыпая цветочными лепестками и бурными приветствиями. Я шел слева от нее, на почетном месте. Моя врожденная скромность требовала, чтобы я не бросался вперед, но принцесса Серрена настаивала.

Возвращение домой заняло большую часть дня, и солнце уже клонилось к горизонту, когда переносной трон наконец был установлен на помосте во дворе цитадели. Даже тогда Серрене не позволили спуститься с него.

Ее отец, царь Гуротас, к этому времени полностью оправился от схватки с великим кабаном и, будучи, как всегда приспособленцем, воспользовался случаем, чтобы подтвердить и укрепить верность шестнадцати мелких вождей Знамени спартанского Лакедемона.

Важность и волнение этого события были непреодолимы. Если раньше красота Серрены была ослепительной, то теперь она стала невыразимой, так как сияла от переполнявшего ее восхищения. Никто – ни мужчина, ни женщина, ни старый, ни молодой дворянин, ни простолюдин - не мог устоять перед ним. Королевские гости и бывшие поклонники Серрены были так же беспомощны, как и все мы.

Когда король Гуротас встал, чтобы обратиться к ним, рядом с ним стояла его раненая королева, выглядевшая благородно и храбро с поврежденной рукой на перевязи, которую я приготовил для нее, и его прекрасная дочь по другую руку, они ловили каждое слово, которое он говорил, и приветствовали его в конце каждой фразы, которую он произносил. Большинство королей к этому времени уже запаслись кувшинами хорошего красного вина Гуротаса, к которому они относились с почтительным вниманием. Рабы стояли наготове, чтобы наполнить сосуды еще до того, как они наполовину опустеют.

Гуротас рассказал собравшимся королям и сановникам, как он стал смотреть на них как на своих братьев, объединенных общим делом и взаимным уважением. Это вызвало исключительно громкие и восторженные аплодисменты. Когда он наконец затих, Король Бер Арголид поднялся на ноги, решив не уступать экстравагантному ораторскому искусству Гуротаса.

– Отныне оскорбление одного из нас - это оскорбление всех нас в равной степени, - воскликнул он.
– Давайте возьмемся за руки и дадим клятву взаимной защиты.’

– Кто услышит нашу клятву?- спросил Гуротас.

– Кто же еще, как не самая красивая женщина в мире?- Ответил ему Бер Арголид. ‘Кто же еще, как не самая храбрая женщина на свете, убившая Лаконского кабана?’

Итак, один за другим, без особого порядка, шестнадцать королей выступили вперед, преклонили колено перед принцессой Серреной и принесли клятву Великого кабана. Церемония и сопровождавший ее праздник продолжались еще долго после наступления темноты. Можно было подумать, что компания к этому времени уже выдохлась, но это было только начало. Танцы, выпивка и кутежи только начались, и Серрена была самой неутомимой из нас. Она танцевала со всеми царями, включая своего отца и Рамзеса, который еще не был царем. Она даже не раз танцевала со мной и хвалила меня за то, что из всех мужчин, которые были ее партнерами, я был самым легким на ногах, за исключением Рамзеса. Но ведь она обязана была сказать это, потому что была помолвлена с ним, не так ли?

Когда Гуротас вызвал Бера Арголида с сильными руками на поединок единоборства, большинство мужчин покинули танцевальное поле, чтобы сделать ставки на исход состязания. Суммы, которые они ставили, были разорительны,и их возбуждение было соразмерно тому, как они подбадривали своих фаворитов. Раздевшись до набедренных повязок, герои смотрели друг на друга через дубовый пиршественный стол и хрюкали, стонали и потели, пытаясь оторвать друг другу руки от плеч.

Я был, вероятно, единственным из присутствующих, чей слух был достаточно острым, чтобы различить что-либо за тем столпотворением, которое они и их аудитория создавали. Но постепенно я стал различать слабые звуки сладкого пения, доносящиеся из-за стен цитадели.

Я покинул состязание, взобрался на парапет внешней стены и посмотрел вниз на группу из не менее пятидесяти женщин, все они были одеты в белые одежды до щиколоток, их лица также были смертельно окрашены белым свинцом, а глаза обведены черным кругом. Они поднимались по дамбе к воротам цитадели, каждый нес зажженный фонарь и пел оду Артемиде. По их гриму и религиозным одеяниям я понял, что это служители богини. Я знал, что Гуротас и его сторонники не обрадуются, если их веселье будет прервано прислужниками Артемиды, скулящими и причитающими о смерти их любимой свиньи. Поэтому я бросился вниз по лестнице к главным воротам цитадели, чтобы предупредить стражников, чтобы они не пускали их, но обнаружил, что опоздал. Стражники узнали процессию жриц и распахнули ворота, чтобы приветствовать их.