Fatal amour. Искупление и покаяние
Шрифт:
Звук открывшейся двери заставил обернуться. Николай недоумённо уставился на незваного гостя, не сразу сообразив, кого видит перед собой.
— Серж? — взлетела вверх густая тёмная бровь. — Ты как здесь? — повторил он вопрос сестры.
— Тебя вовсе не заботит, что сталось с твоей женой и ребёнком? — обманчиво спокойно осведомился Сергей Филиппович, плотно прикрывая дверь за собой.
— Ежели бы всё окончилось печально, мне бы уже сообщили, — холодно отозвался Куташев.
— Жива, вопреки твоим чаяньям, — ощущая, как в душе закипает неукротимая чёрная волна гнева, отозвался Сергей Филиппович.
— Тогда
Вместо ответа Сергей Филиппович, не сдержав кипевшей в нём злости, схватил зятя за лацканы сюртука и, выдернув его из кресла, припечатал к стене. И откуда только силы взялись?
— Не могу поверить, что ты… — он не договорил, отвернулся не в силах произнести тех слов, что вертелись на языке.
Николай отцепил судорожно сжатые пальцы шурина от сюртука и, надавив на его плечи, усадил его в кресло.
— Сядь, Серж! Хоффман — лучший врач во всей столице, коли бы он не смог ничего сделать, не сделал бы более никто, — ровным тоном заговорил князь. — Так или иначе, Господь решает, кому жить, а чьё время уже пришло. Коли твоя сестра жива, то тому радоваться надо, а не бросаться на меня с кулаками.
— Как ты мог? — Сергей задыхался от переполнявших его чувств.
— Не могу понять, о чём ты толкуешь, — провёл ладонью по лицу Куташев. — Ночь, знаешь ли, бессонная выдалась, голова, как в тумане.
— Мне известно, о чём ты немца просил, — злобно бросил Ракитин.
— Вот как? Поди прислуга расстаралась. Горничная твоей сестры. Как там её? Милка кажется? — догадался князь.
Ракитин кивнул, подтверждая его догадку.
— С ней у меня разговор короткий будет, — присел в кресло напротив Ракитина Куташев. — А за сестру свою не тревожься. Я никогда не желал ей смерти. Не буду лукавить. Не всё у нас гладко, но жизнь впереди долгая, — поднял свой стакан Куташев. — Ну, так кто? Мальчик? — поинтересовался он.
Сергей кивнул, протянув руку ко второму стакану.
— Хвала Господу, что всё не напрасно, — выдохнул Куташев, поднося к губам стакан.
Но выпить он так и не успел. В двери настойчиво постучали.
— Entrez! — опустил стакан на стол Куташев.
Вошёл Хоффман.
— Николай Васильевич, спешил сообщить вам радостную весть, но как вижу, опоздал, — устало улыбнулся немец.
— Мне остаётся только поблагодарить вас, Генрих Карлович. Вы совершили чудо.
— На всё воля Божья, — скромно потупил взор Хоффман. — Я бы посоветовал вам окрестить младенца, как можно скорее, уж больно слаб здоровьем, — вздохнул немец.
— Я непременно последую вашему совету, — тотчас согласился Куташев. — Генрих Карлович, вы, видимо, очень устали. Я распоряжусь, чтобы вас доставили домой, — позвонил в колокольчик князь.
— Буду весьма признателен, — склонил седую голову немец. — Я и в самом деле очень устал. Простите, господа, что помешал вашей беседе.
— Вы нисколько не помешали, — возразил Ракитин. — Примите и от меня сердечную благодарность.
— Это мне следует благодарить провидение, что вы оказались рядом, молодой человек, — откланялся доктор.
Ежели Куташев и был удивлён словами Хоффмана, то
виду он не подал. Проводив эскулапа до вестибюля, Николай вернулся в кабинет, где оставил шурина.— Сергей Филиппович, вы слышали всё, о чём сказал Хоффман. Вы не откажете мне в просьбе стать крёстным отцом наследника рода Куташевых?
— Разумеется, я согласен, — отозвался на его просьбу Ракитин.
— Тогда нынче после полудня жду вас здесь, — протянул ему руку Куташев, намекая на то, что желал бы остаться один.
За окном совсем рассвело. Погасив свечу, Николай взял было стакан с бренди, но, повертев его в руках, поставил обратно, так и не пригубив. Стараясь не шуметь, князь прошёл в покои супруги. Марья спала. Уходя, Хоффман предупредил, что княгиня, вероятнее всего, проспит до самого вечера. Устроившись в кресле у окна, румяная круглолицая баба укачивала маленького барчука, что-то тихо напевая.
— Покажи, — велел Куташев.
Женщина поднялась и протянула младенца барину. Николаю даже не надобно было долго вглядываться в маленькое сморщенное личико, дабы удостовериться в отцовстве Ефимовского.
— На вас, барин, похож, — прошептала женщина, принимая обратно дитя.
Куташев только усмехнулся в ответ. Мальчик родился темноволосым, как и он сам, стало быть, есть шанс, что тайну рождения маленького князя Куташева удастся сохранить, ежели, конечно, княгиня Анненкова, да и сама Марья будут хранить молчание. В том, что Ирина ни словом не обмолвится, Николай был уверен, но вот, чего ожидать от собственной супруги, он не знал.
Он уже собирался уйти, когда в комнату робко заглянула Софья.
— Можно мне взглянуть? — осветила её лицо сияющая улыбка.
Кормилица широко улыбнулась барышне в ответ и поднесла дитя. Софья в отличие от брата долго всматривалась в крошечные черты. Чистый высокий лоб княжны прорезала морщинка, густые тёмные брови сошлись к переносице. Наблюдая за сестрой, Николай несколько встревожился. Намётанному глазу художника может открыться многое из того, что не заметит взгляд человека неискушённого и ненаблюдательного.
Словно ощутив пристальный и напряжённый взгляд, младенец проснулся, заворочался в неловких руках княжны, и та поспешила вернуть его кормилице.
— Как ты собираешься назвать мальчика? — поинтересовалась Софья, выходя вслед за братом из покоев княгини.
Николай отметил про себя, что сестра спросила о мальчике, а не о сыне.
— Сегодня по святкам Михаил именинник, — ответил Куташев. — Стало быть, будет Михаилом.
— Ты будто не рад, — тихо заметила Софья.
— Полно, Сонечка. Рад, очень рад, устал только, — поспешил развеять её подозрения Николай.
Как и предсказывал Хоффман, в себя Марья Филипповна пришла только поздним вечером. Едва очнувшись от тяжёлого забытья, княгиня попросила принести ей дитя. Разглядывая ребёнка в своих руках, она никак не могла поверить в то, что это маленькое сморщенное существо и есть её сын. Её и Андрея.
— Да, вы барыня не глядите так, — забрала раскричавшегося младенца кормилица, — две-три седмицы минует, не узнаете, — улыбнулась женщина.
— А где Николай Васильевич? — осведомилась она.
— Барин-то? Дома. Где ж ему быть? — пожала полными плечами кормилица. — Позвать велите?