Fatal amour. Искупление и покаяние
Шрифт:
— К бою, господа!
Клинки со звоном скрестились. С самого первого выпада, Куташеву пришлось обороняться, отражая молниеносные удары.
— Ты будто всерьёз убить меня намерен, — пошутил он, с трудом переводя дыхание после серии особенно быстрых и рискованных выпадов Ефимовского.
— Разве есть за что? — вздёрнул бровь Андрей.
— Коли считаешь так, то скажи, — отразил очередную атаку Николай.
— Ты мне скажи, Mon cher ami, — сквозь зубы отвечал Андрей, уворачиваясь от контратакующего выпада Куташева.
Куташев пропустил удар, и рапира Андрея скользнула по защитному жилету. Пробка, надетая на кончик
— Я не нарочно, — нахмурился Андрей.
— Я знаю, — криво усмехнулся Николай. — Коли нарочно, ты бы меня убил.
— Господа, довольно, — поспешил к ним через всю залу Сивербрик, всё время поединка с тревогой наблюдавший за противниками. — Коли вы намерены пустит друг другу кровь, то умоляю вас, не в этом зале.
Оба бывших ученика великого мастера отвесили учителю виноватый поклон и поспешили удалиться. Слуга Сивербрика перевязал довольно глубокую царапину на руке Куташева и помог ему надеть мундир. Выйдя на улицу, Николай обнаружил ожидавших его друзей у открытой коляски.
— Предлагаю поехать к Талону, — стараясь сохранить тон дружеской непринуждённости, заговорил Борис. — Думаю, нам есть, о чём поговорить.
— Согласен, — кивнул Ефимовский, и перевёл взгляд на Куташева.
Николай пожал плечами и первым забрался в четырёхместную коляску. Борис уселся рядом с ним, а Андрей оказался в аккурат напротив Николая. Ресторация Талона только-только открылась, но для господ офицеров сделали исключение, и расторопная прислуга поспешила накрыть стол.
— Что будете заказывать, господа? — появился у столика вышколенный официант.
— Водки подай, голубчик, — отозвался Ефимовский.
— И закусить чего-нибудь, — подал голос Борис.
Официант, даже ежели и удивился столь странному выбору напитка поутру, но виду не подал и поспешил исполнить заказ. После его ухода за столом воцарилось неловкое молчание. Первым его нарушил Борис. Отодвинув стул, он поднялся и взглядом указал на курительную комнату:
— Я оставлю вас ненадолго, всё не могу избавиться от сей скверной привычки, — улыбнулся он.
Куташев кивнул, не прерывая молчания. От необходимости говорить его избавил появившийся столь своевременно официант. Слуга расставил на столе холодные закуски, графин с водкой и рюмки, после чего с поклоном удалился. Ефимовский недрогнувшей рукой разлил водку по рюмкам и подвинул одну Куташеву.
Повертев рюмку в руке, Николай поставил её на стол.
— Спрашивай, — посмотрел он в глаза Ефимовскому.
— Зачем? — тихо обронил Андрей.
— С Марьей Филипповной мы встретились нынешней зимой. Признаться, тогда в Летнем Саду я и подумать не мог, чем сия встреча окончиться, — усмехнулся Куташев. — Охота на меня велась по всем правилам. Вскоре весь свет гадал о том, сделаю ли я ей предложение, или же оставлю ещё одну соискательницу с разбитым сердцем. Вот только со вторым, пожалуй, не вышло бы, ибо нельзя разбить то, чего нет.
Николай поднёс к губам рюмку и от боли, прострелившей руку, со свистом втянул воздух сквозь стиснутые зубы. Помедлив, он опрокинул её в себя.
— Стало быть, ты сделал предложение, — усмехнулся Андрей.
— И мне отказали, — поставил
рюмку на стол Куташев.— Признаться, я ничего не понимаю, — изумлённо выдохнул Ефимовский. — Коли тебе отказали…
— Не привык, знаешь ли, дабы меня идиотом в глазах всего света выставляли, — сверкнул тёмными очами Куташев. — Никогда и никому не позволю играть со мной, тем более краплёной колодой. Ежели ты в чём-то винишь меня, то скажи, — неотрывно глядя на него, добавил он.
— Это бессмысленный разговор, — уклонился от прямого ответа Андрей. — Всё одно, ничего не изменить. Сделанного не воротишь.
— Одного не пойму, Mon cher ami, — испытывающе глядя на Ефимовского, продолжил Куташев, — кого я нынче вижу перед собой: врага или друга?
— Ты ведь даже не любишь её, — тихо заметил Андрей.
— А ты?
— Нынче это не имеет значения, — покачал головой Ефимовский. — Всё более чем странно. Наверное, я бы возненавидел тебя, коли считал бы более удачливым соперником, но ныне сам не могу понять, что чувствую. Одно знаю, между нами уже никогда не будет всё, как прежде.
— Право, мне жаль будет лишиться твоей дружбы, но коли это твоё последнее слово… Andre, ты знаешь: ближе тебя и Бориса у меня никого нет.
— Друзья не поступают подобным образом. Не наносят ударов в спину, — парировал Ефимовский.
— Пусть так. Стало быть, я виноват. Коли тебе так будет проще, пусть я стану виновником всех твоих бед. Я знаю, как это бывает. Иногда проще назначить кого-то виновным, чем принять истину, — чуть повысил голос Куташев.
— И в чём же истина? — вскочил из-за стола Ефимовский.
Куташев поднялся следом:
— А истина в том, Andre, что ежели бы тебя любили, то не поехали бы в Петербург на брачную ярмарку, — прищурился Николай.
Ефимовский не нашёлся с ответом. Всё так. Коли бы его любили, его бы дождались, и он получил бы ответ на своё письмо. Опустив голову, Андрей присел обратно на стул.
— Я пойду, пожалуй. Коли буду нужен, ты знаешь, где меня найти, — повернулся к нему спиной Куташев.
— Вернувшись из курительной, Борис застал за столом только Ефимовского.
— Где, Nicoals? — присел он за стол.
— Ушёл, — выдохнул Ефимовский. — Вот и поговорили по душам, — горько усмехнулся Андрей. — Я, право, не знаю, чему верить. Я запутался, Борис. Ежели бы она любила меня, неужели не дождалась бы?
— Женщины… кто их поймёт, — пробормотал Анненков. — Может быть, тебе бы стоило поговорить с Мари?
— Она в Петербурге? — оживился Ефимовский.
— Ирэн говорила, что так, но Куташевы никого не принимают в последнее время. Говорят, Марья Филипповна не здорова.
— Что с ней? — обеспокоенно поинтересовался Андрей.
— Поговаривают, что в роду Куташевых скоро появится наследник, — вздохнул Анненков, отводя взгляд.
— Стало быть, меня и в самом деле не ждали, — потянулся к графину Андрей.
Глава 38
Марья слышала, как поздним вечером Николай вернулся в свои покои, но к ней так и не зашёл. Поутру, причёсывая её, Милка обмолвилась, что князь вечером приехал в изрядном подпитии.
— К чему ты говоришь мне о том? — нахмурилась княгиня, рассматривая своё отражение в зеркале. — Мне право, всё равно, — слукавила она, не желая перед прислугой обнаружить, сколь задело её поведение супруга.