Fatal amour. Искупление и покаяние
Шрифт:
— Серж… прости. Я не хотела, — принялась жалко оправдываться Марья. — Ничего ведь не случилось.
— Ничего?! Я в том не уверен! Может быть, пригласить доктора, чтобы он провёл освидетельствование? Как я могу верить тебе нынче?! — вскричал он.
Злые слова брата били наотмашь. Марья морщилась, как от пощёчин.
— На следующей седмице, Бетси уезжает в Полесье, ты едешь с ней, — произнёс он тоном, не терпящим возражения.
— В Полесье? — удивлённо распахнула глаза Марья.
— Я сегодня собирался сказать, — вздохнул Ракитин. — Величкин не смог выплатить долг
Марья притихла. "Вернуться в Полесье не так уж плохо, — думала она. — Подальше от Ефимовского, подальше от всех!"
— Что ты молчишь? — вновь набросился на неё с упрёками Серж. — Сказать нечего?
— Нечего, Серёжа. По мне, так лучше в Полесье, чем здесь, — не сдержалась она и разрыдалась, отворачиваясь к оконцу экипажа.
Глава 19
Карета остановилась у дома на Английской набережной. Сергей Филиппович помог сестре выбраться экипажа и повёл её к крыльцу. Ракитин не мог смотреть на неё, пред мысленным взором всякий раз представало хмурое лицо князя Урусова и искривлённые усмешкой губы княжны Натальи. Невыносимый стыд жёг огнём. Сержа терзали сомнения в её порядочности, и то, что случилось летом, нынче представало совсем в ином свете.
— Серёжа, — робко дотронулась она до его рукава, остановившись у дверей, — побудь со мной, пожалуйста.
Голос её звучал до того жалко, что Ракитин не нашёл в себе сил отказать. К тому же у него оставались вопросы, на которые он желал получить ответы. Елена Андреевна встретила их на лестнице и удивилась столь скорому возвращению.
— Мне стало дурно, маменька, и Серёжа увёз меня домой, — поспешила объясниться Марья, опасаясь, что брат заговорит прежде её. — Велите чаю подать, — попросила она.
— Куда подать, душа моя? — улыбнулась дочери Елена Андреевна.
— Пусть в мои покои несут, — отозвалась Марья, пряча глаза.
Устроившись в кресле за бобиком в будуаре сестры, Серж так и не притронулся к чаю.
— Кто это был? Куташев? — хмуро спросил он.
Руки Марьи задрожали и дабы не расплескать горячий чай, она с громким стуком поставила чашку на блюдце, таки выплеснув добрую половину на стол.
— Не спрашивай Христа ради, Серёжа. Всё одно ничего не скажу, — опустила она ресницы.
— Стало быть, Куташев, — вздохнул Сергей. — Не понимаю я тебя, Мари, — нахмурился он. — Неужели одного раза мало было? Неужели мало одной загубленной жизни? Желаешь, чтобы нынче я под пулю встал?
— Серёжа, — вцепилась в запястье брата Марья, — мне больно, что столь дурно думаешь обо мне. Тогда летом, — сбивчиво заговорила она, — всё вовсе не так было.
— Расскажи, — хмуро бросил Сергей, отцепив её пальцы от своей руки.
Марья заговорила. Сначала едва слышно, медленно, запинаясь на каждом слове, но после всё быстрее и быстрее, желая, наконец, излить всё то, что мучило её.
— Я не знаю, отчего ротмистр так поступил со мной, мы ведь и танцевали только два раза, а до того я ни разу не виделась с ним, — закончила она.
— Зато я знаю, — нервно принялся барабанить пальцами по столу Сергей. — Догадываюсь.
Как только у тебя ума хватило связаться с Соколинским?! Он ведь с самой прошлой зимы был обручён с Натали.— Мне казалось, что я люблю его, — краснея, отвернулась Марья.
— Ну, довольно о том, — хлопнув ладонями по подлокотникам кресла, поднялся Серей. — Ложись спать, может станется так, что всё ещё уладится.
— О чём ты, Серёжа? — забеспокоилась Марья Филипповна.
— Не тревожься, — обернулся на пороге Ракитин. — Я Настю к тебе пришлю.
Марья хотела остановить его, сказать о Насте, но не решилась. Момент был неподходящим. "Я после ему скажу, — укладываясь в постель, думала она. — Обязательно скажу. Он должен знать!"
На другой день после императорского бала Государыня, чувствуя безмерную усталость после прошедшего праздника и не желая выказывать своей слабости никому, кроме самого близкого и доверенного друга фрейлины Бобринской, уединилась с ней в зимнем саду. Александра Фёдоровна присела на низенькую бархатную кушетку и устало опустила голову. В тусклом свете зимнего утра что-то блеснуло на полу около подола её платья.
— Что это? — склонилась императрица, дабы разглядеть поближе.
— Позвольте мне, ваше величество, — нагнулась, поднимая изящную вещицу madame Бобринская. — Это кулон, на цепочке, — положила в раскрытую ладонь Государыни находку фрейлина.
— Ах! Молодость, — скользнула по губам Александры Фёдоровны слабая улыбка. — Узнайте, кто был здесь?
— Я попытаюсь, — улыбнулась в ответ Софья Александровна.
Шурша шёлком широких юбок, madame Бобринская вышла из зимнего сада и попросила позвать к ней командира роты гренадёров, нёсших караульную службу в Зимнем дворце.
— Государыня пожелала знать, кто вчера вечером посещал её зимний сад? — обратилась она к нему.
— Выясню, — склонился в поклоне капитан Лаврентьев.
Спустя три часа к фрейлине Бобринской явился командир дворцовых гренадёр и доложил, что караульные видели князя Куташева, входящим в помещение зимнего сада.
— Он был один? — удивлённо приподнялись брови фрейлины. — А, впрочем, может быть, его уже ждали, — улыбнулась она ничего не понимающему Лаврентьеву. — Благодарю вас, Василий Михайлович, — отпустила она его взмахом руки.
По просьбе императрицы за Куташевым послали, но как оказалось, князь поутру выехал из столицы и должен был вернуться через день-другой. Александра Фёдоровна и думать забыла о том уже на другой день, но Василий Михайлович, желая услужить, о её просьбе, помнил и предпринял все возможные попытки разыскать князя.
Спустя три дня после официального открытия сезона, когда вся столица от души веселилась, отмечая наступление нового 1834 года, Сергей Филиппович изнывал от скуки на дежурстве в Главном Штабе. Сидя за свои рабочим столом в приёмной военного министра Чернышёва, Ракитин раскладывал по папкам стопку подписанных накануне приказов, сортируя их в зависимости от того, в какое ведомство они должны будут быть направлены в самом скором времени. В двери постучали.