Fatal amour. Искупление и покаяние

Минул холодный ветреный март, за ним дождливый сырой апрель, наконец, вместе с маем в Полесье пришла весна во всём буйстве своего цветения.

Марья Филипповна вновь вернулась в то состояние, в котором находилась в Петербурге. Даже не надевая скромных нарядов, преимущественно тёмных и невзрачных тонов, как то было в столице, она стала часто посещать местный храм неподалёку от Полесья. В своих молитвах девушка просила Господа защитить того, кто нынче был столь далеко от неё и ежедневно подвергал свою жизнь опасности, она просила и за Бести, дабы, когда придёт время, жена брата могла легко разрешиться от бремени.

Посещая воскресную службу в первый раз после долгого перерыва, Марья Филипповна замечала и косые взгляды, и тихие шепотки за спиной, но вошла в храм, расправив плечи и высоко подняв голову. Внимая словам протодьякона, читавшего молебен, Марья осеняла себя крёстным знамением, клала поклоны, не глядя на остальных прихожан.

— Ишь, гордая какая, — слышала она за своей спиной злобный шёпот madame Василевской, бабки Поля. — Другая на её месте бы постеснялась в Божий дом войти. Тьфу, блудница! — негодовала старая дама.

— И не говорите. Сгубила молодца и хоть бы что ей, — отвечал madame Василевской другой старческий голос, который Марья не признала.

Слёзы застили глаза, заставляя расплываться горевшие огоньки свечей яркими бликами. "До чего же злы бывают люди, — склоняясь в поклоне, размышляла девушка. — Видимо, до гробовой доски мне того не забудут".

После службы mademoiselle Ракитина шагнула к канунному столу перед распятием, дабы поставить свечку за упокой душа раба Божьего Михаила. Около подсвечника стояла невысокая худая женщина, руки её тряслись, и она никак не могла поставить свечу.

— Позвольте помочь, — поставив свою свечу, шепнула ей Марья.

Женщина в чёрном траурном чепце обернулась к ней, глядя в глаза с такой ненавистью, что у Марьи душа ушла в пятки. Синие глаза её горели такой злобой, что девушка отшатнулась, едва не задев другой высокий подсвечник.

— Я в вашей помощи не нуждаюсь, mademoiselle Ракитина, — прошептала она в ответ.

Марья поспешно покинула храм и уселась подле матери, забравшись в коляску.

— Кто это? — осмелилась она спросить у Елены Андреевны, провожая глазами женщину в трауре, что спустилась с крыльца и поддерживаемая под локоток лакеем, села в закрытую карету.

— Соколинская, — мельком взглянув на соседку, отвечала Елена Андреевна.

Марья тяжело вздохнула и более за всю дорогу не проронила ни слова.

Бетси к концу своей тягости уже с трудом передвигалась. Она беспрестанно жаловалась на боли в спине и бессонницу. Доктор, приехавший осмотреть её, после визита в спальню барыни изъявил желание поговорить с Сергей Филипповичем. Входя в кабинет хозяина Полесья, пожилой человек выглядел весьма обеспокоенным.

— Вы желали говорить со мной? — жестом предложил ему присесть Ракитин.

— Сергей Филиппович у меня возникли некоторые опасения, касательно состояния вашей супруги, — ёрзая на стуле, начал свою речь доктор.

Достав из кармана платок, эскулап промокнул взмокший лоб.

— Опасения, какого рода? — обеспокоенно поинтересовался Серж.

— Я не специалист в подобных делах, но мне кажется, что не мешало бы послать в Москву за опытным акушером, — продолжил доктор.

— Вы находите что-то странное в её тягости? — поднялся из-за стола Ракитин и принялся ходить по комнате.

— На первый взгляд ничего, — вздохнул врач. — Возможно, я напрасно беспокоюсь, но мне будет спокойнее, коли человек более сведущий будет рядом с вашей супругой, когда придёт время.

— Раз вы считаете, что это необходимо, я съезжу в Москву, — отозвался Сергей Филиппович. — Не могли бы вы рекомендовать мне кого-нибудь.

— Да, конечно, — поднялся со стула доктор. — Я напишу вам, — шагнул он к столу и, взяв в руки перо, обмакнул его в чернильницу, черкнув на листе бумаги имя и адрес человека, что, по его мнению, мог оказаться полезен.

Обеспокоенность доктора передалась Сержу, но, не желая пугать жену, он ничего не сказал ей и лишь с матерью поделился своими опасениями.

— Глупости, — фыркнула Елена Андреевна, выслушав сына. — Природа своё возьмёт, но коли считаешь нужным, то поезжай, — отвечала она ему.

И он уехал на другой день, пообещав вернуться через седмицу. Отъезд супруга привёл Бетси в уныние.

Марья, которой Сергей Филиппович тоже не открыл причин своей поездки, ужасно злилась на брата, что он оставил жену в такое тяжёлое для неё время. Памятуя, что доктор наказал Бетси больше ходить, нынешним тёплым вечером Марья уговорила невестку пройтись. Тяжело переваливаясь с боку на бок, Бетси насилу дошла до скамейки и осторожно опустилась на неё. Лицо её исказила страдальческая гримаса.

— Что-то нехорошо мне нынче, — пожаловалась она, едва Марья присела подле неё.

— Болит что-то? — участливо поинтересовалась mademoiselle Ракитина.

— Тянет будто, — погладила большой живот под плотным шёлком платья Елизавета Алексеевна.

— Может, лучше будет вернуться? — поднялась Марья со скамейки.

— Нет. Посидим ещё, — робко улыбнулась Бетси и отвернулась к фонтану.

Тонкая струя, льющаяся из мраморного кувшина, в руках статуи, изображавшей юношу в короткой тунике, негромко журчала, ударяясь о стены глубокой чаши, в воздухе разливался аромат сирени, что росла в аккурат за парковой скамейкой.

— Хорошо-то как нынче, — вздохнула она, не отрываясь глядя на струю воды.

— Да, хорошо, — согласилась Марья. — Тихо, покойно.

— Отчего вы за Илью Сергеевича не пошли? — поинтересовалась Бетси.

— Не люблю я его, — тихонько вздохнула девушка.

— А Ефимовскому отчего отказали? — повернулась к ней Елизавета Алексеевна.

— Оттого, что он меня не любит, — смутилась Марья.

— Серж тоже меня не любит, но по мне пускай уж лучше так, — вновь отвернулась к фонтану Бетси.

— Отчего вы говорите так? Серёжа любит вас, — принялась убеждать её Марья.

— Нет, — последовал тяжёлый вздох. — Возможно, раньше я и привлекала его, но не теперь. Поглядите на меня. Я же сущая уродина стала, — горько заплакала вдруг она. — Я ему опротивела, — всхлипывала Бетси.

Марья растерялась, не зная, что ответить на это. Бетси испуганно охнула и вцепилась в руку золовки с неожиданной силою.

— Что это? — округлились её глаза. — Боже! Неужели… — она прикусила губу, но не смогла сдержать болезненного стона.