Фатальное пророчество

Братия Андреса пировала в центральном зале. Человек сорок сидели за столом, поставленным буквой «П». То один, то другой ежеминутно вскакивал и заплетающимся языком произносил несколько слов.

Во главе ломящегося от яств стола пустовало роскошное кресло, рядом с которым восседала Ромашка. Я внимательно оглядел зал в поисках Андреса. Среди хмельных рож обнаружить Мастера воров не удалось, и я направился к стойке. Сейчас за ней вместо бесформенного Толстого Пью возвышался тощий как жердь парень в засаленной замшевой куртке, над ним блестело имя «Гауф». Судя по осоловевшим глазам, верзила со всей ответственностью относился к престижу заведения и с каждой налитой кружки снимал пробу, чтобы ни дай бог кому-нибудь из посетителей не достался некачественный продукт.

— Эй, любезный, не подскажешь, где найти Андреса? — окликнул я его.

Но Гауф, не обращая на меня ни малейшего внимания, принялся протирать грязной тряпкой пузатый бочонок. Лишь заметив мой ник, окинул меня взглядом прищуренных глаз и спросил:

— Не тот ли ты перец, что водил наших за сундуками с золотом?

— Тот самый…

— Эх, жаль, меня тогда не было в Мергусе!

— И на твой улице встретится пещера с сокровищами, — усмехнулся я. — Да такая, что все унести не сможешь.

Парень, походу, воспринял мои слова как издевку. Скуксился и ткнул большим пальцем себе за спину.

— Там ищи своего Андреса, — недовольно просипел он и снова принялся отдраивать бочонок.

Двинувшись в указанном направлении, я споткнулся о сладко посапывающего пьянчужку, примостившегося на полу у самой стойки. От моего пинка он вскочил, вскинул руку, прокричал:

— Да здравствует королевство воров на отдельно взятом плато!

И, мешком повалившись на пол, с чувством выполненного долга снова захрапел.

Я прошел узеньким коридорчиком и уперся в небольшой закуток. Там у массивной дощатой двери стояла скамейка, на которой в ожидании аудиенции ерзали несколько пожилых неписей. Ни дать ни взять депутатская приемная. В старике рядом с тучной бабкой, вцепившейся в плетеную корзину, я узнал отца Барсола — парня, погибшего в Пустошах от шипов клестиры. Похоже, исцелить колено старику так и не удалось — он горбился, опираясь на крючковатый посох и с тихими стонами потирал больную ногу.

Я решительно шагнул к двери, но визг бабки меня остановил:

— Ишь ты какой прыткий! За Гороном будешь, — ткнула она толстой пятерней в сторону сухонького дедка в потрепанном парусиновом плаще.

— Мне только спросить! — отмахнулся я и потянулся к дверной ручке.

Но чудодейственная фраза, разбивавшая, по слухам, броню очередей в советских поликлиниках, здесь не сработала. Отец Барсола крутанул посохом, точно заправский монах Шаолиня, зацепил крюком мой пояс и отбросил меня в сторону.

— Так не пойдет, парень, — тихо произнес он и снова как ни в чем не бывало стал массировать ногу.

Спорить я не стал — не драться же, в самом деле, со стариками. Отступил в коридор и там ушел в инвиз, решив немного подождать.

Ожидание продлилось недолго. Петли жалобно скрипнули, из-за массивной двери вышел бродяга с сальными волосами до плеч, топорщившимися под орлиным носом усами и неровным шрамом вместо левого глаза.

Следом за ним показался Мастер воров, которого я не сразу узнал. Новенький мундир с золотыми пуговицами, аксельбанты, на поясе кинжал с рукоятью, усеянной самоцветами — ни дать ни взять диктатор банановой республики. Интересно, он сам придумал себе образ или Ромашка постаралась?

— Он там будет за час до рассвета. Ты все услышал? — прошептал Мастер носатому.

— Обижаешь! Конечно, услышал. У меня ушей в два раза больше, чем глаз! —

— Как вернешься, сразу ко мне, — бросил Андрес и повернулся к просителям: — Так, что тут у вас?

Мне чужие ходатайства были без надобности, и я решил вернуться к столам, будучи уверенным, что «диктатор» там скоро появится. Прошел мимо Гауфа, проскользнул в зал и прислонился к стене, решив от скуки пока понаблюдать за Ромашкой. И скоро понял, что пьет она раза в два больше любого из местных бродяг. Своеобразный, конечно, вкус у моего друга.

Минут через семь, когда инвиз почти закончился, мимо меня прошел Мастер воров. Протопал к креслу во главе стола, сопровождаемый радостными криками, чмокнул в ухо Ромашку и уселся рядом с ней.

Я двинулся следом, приблизившись к Андресу со спины. Хлопнул его по плечу и открыл было рот, чтобы поздороваться, как он вскочил.

Последним, что я увидел, было сверкнувшее в его руке лезвие.

Сознание возвращалось ко мне медленно, а вместе с ним — жуткая боль в боку. Сквозь кровавую пелену в глазах я увидел склонившихся надо мной бродяг. Из тумана выплыло лицо Андреса, он ткнул мне в губы чем-то холодным и прошептал:

— Давай же, пей!

Может, он сказал это громко, но через шум в ушах я едва расслышал его. С усилием глотнул — боль в боку ослабела, лица окружающих обрели четкость. Стало понятно, что я лежу на полу, а Мастер, поддерживая мою голову, вливает в меня зелье здоровья.

— Еще. Вот так, — приговаривал он.

Вылакав три фиала, я окончательно пришел в себя. Андрес помог мне подняться и придвинул стул. Я сел рядом с ним. Бродяги, оживленно переговариваясь, разошлись по своим местам.

— Ну, ты даешь! — воскликнул Мастер. — Подошел сзади, ударил по плечу. Хорошо, что здоровья много, а то улетел бы на респ.

— Сплоховал, — повинился я. — Но реакция у тебя…

— А ты как думал? Хочешь жить — будь настороже. Не заметил, как ты подошел, и вот результат.

Ромашка хихикнула и быстро закивала. Захотелось сказать ей что-нибудь едкое, но я сдержался.

— Какими судьбами ты вообще здесь оказался? — продолжал тем временем Андрес, кладя мне в тарелку кусок сочного бифштекса.

— Пришел за помощью. Мне нужно в Пустоши, но одному туда соваться некомильфо.

Мастер нахмурился: видимо, это слово ребята Арсения в коды не заложили. Помолчав немного, он ответил:

— Сегодня нельзя.

— Почему?

— Вон, глянь в окно, пыльная буря начинается. Завтра могу дать хоть сотню ребят.

Я машинально посмотрел в полукруглое окошко, но ничего подозрительного не увидел. Однако не верить Андресу повода не было.

— Хорошо, завтра так завтра.

— А сейчас у меня есть для тебя сюрприз. Слышал, ты тут кое с кем водишь дружбу, — он хитро прищурился и вдруг заорал: — Эй, Бахус, пойди-ка сюда.