Фаустерон
Шрифт:
"Не получается у меня", - сказал он сквозь зубы.
"Поговорим откровенно, - сказала Лиза.
– Я совершенно не собираюсь оставаться с тобой. Я попыталась, но теперь не собираюсь".
"Не получилось", - повторил Ежи, обращаясь ко мне. Я отрезал: "Мы так мало знакомы, что я тебе ничем не обязан. И эти твои эксперименты на людях. Хватит с меня твоих экспериментов на людях. Ты не будешь больше делать экспериментов
"А ты что, запрещаешь?"
Я шел на него. Рука стискивала то самое пресс-папье, что и в первую стычку, твердую металлическую статуэтку (убейте меня, если знаю, кого она изображала).
Я сразу положил на нее глаз. На нее и его лицо. Опущенное лицо с зажмуренными глазами. Я поднял статуэтку. Он склонил голову еще больше. На меня не смотрел. Смотрел в сторону,
"Ты советуешь мне не делать опытов с людьми. Но почему?"
Мне казалось, что я его понял. Он не отклонился, когда я замахнулся, даже не защитил рукою лицо.
Я бросил статуэтку в зеркало, отражавшее нашу троицу. Оно разлетелось вдребезги. В единственном оставшемся осколке отражалась часть лица Лизы.
Он приручал меня. Посвящал в свои дела, даже если и хотел, чтобы я был легким противником - а я оказался сильнее. Он с каждой минутой терял, я же приобретал. Я отобрал у него то, что он приберег для себя. Лицо Лизы было искривлено истерической гримасой. Она выкрикивала: "Не хочу, чтобы из-за меня проливалась кровь". Мы оба смотрели на нее. Она сделала движение, будто хотела обнять Ежи. Заколебалась. Подскочила ко мне. "Забери меня отсюда. Забери меня отсюда. Скорее".
"Что мне делать, Ежи?" - спросил я беспомощно.
Он усмехнулся. Это была горькая усмешка.
"Я хотел вам сказать, - сказал он очень спокойно, - что опыт внизу не получился. С одним животным плохо. Весьма плохо".
На что мы вдвоем будем жить? Я думал именно об этом, когда он меня об этом спросил, Я ведь не Лиза. Я не мог об этом не думать.
– Постараюсь вернуться к прежней работе.
– Но это трудно. Мне кажется, ты не сможешь.
Меня взбесил этот его намек. Возможно, он прав, но зачем намекать?
– Значит, я должен отказаться? Ты желаешь, чтобы я от нее отказался?
– Нет, но, быть может, здесь... Вы оба...
Я посмотрел ему в глаза. Он не отвел взгляда. Я увидел в глубине ироническую искорку.
– Шутишь?
– Нет, я говорю серьезно. Какое-то время я мог бы вам помогать. Ты бы работал у меня...
– Он запнулся. Ирония исчезла. Он махнул рукой. Впрочем,
– Торгуетесь обо мне?
– громко и весело воскликнула Лиза.-Торгуйтесь, ребята, торгуйтесь.
– И вдруг голос ее снова стал истеричным, крикливым; Разве вы не понимаете, что оба вы для меня стары? Старые, омерзительные деды.
– Она в бешенстве обернулась ко мне.
– И как ты мог поверить, что я пойду с тобой? Насколько ты меня старше? Ну, говори. Что бы я с тобой делала? То же, что и с ним?
Она схватила меня за рукав, подтащила к окну, из которого било солнце.
– Видишь, кто стоит там, на той стороне? Он меня ждет. Я сейчас собираюсь и ухожу. Только без шуток, господа.
Я понял, что именно так она и должна была поступить. И теперь уже я сам показался себе смешным. Но это чувство лишь в самом начале было неприятным, я ведь привык к подобным проблемам. Давно привык. Значит, все осталось по-прежнему? Это хорошо? Хорошо или плохо? Безразлично?
Она вышла в другую комнату укладываться. Ежи был потрясен. Я видел это по его движениям, совершенно бесконтрольным, и по его взгляду. И вдруг он посмотрел на меня с какой-то чуть ли не отцовской чуткостью,
– Гм, - буркнул он.
– Кое-что можно было бы еще сделать.
– А именно?
– я старался говорить спокойно.
– Каждый может быть Фаустом. Ты тоже.
– Он понизил голос. Ему было трудно говорить.
– Например, можно ее усыпить. Заманить этого субчика в дом и тоже усыпить. Попробовать еще раз. Но уже с тобой в главной роли, торопливо закончил он.
Он собирался еще раз сыграть в эту игру? Втайне рассчитывал на возрождение своих шансов?
– Иди к черту, - буркнул я.
– Послушай меня, пойми. Ни одна ситуация не повторяется. Ни одна, без исключения.
– Он говорил с глубоким убеждением.
– Ситуация, которая получится, будет совсем другой. Тебе не грозит повторение моих разочарований. Это будет нечто совершенно новое. Ты же понимаешь. Разве не стоит попробовать?
– Каждый может быть Фаустом, - повторил я его слова.
– И я тоже. Вот только зачем?
Когда в этот момент Лиза прошла через нашу комнату, сказав, что берет пока только сумку, а за чемоданами вернется с носильщиком, Ежи, который за миг до этого застыл в позе убеждения, с протянутыми ко мне руками, опустил эти руки. Я отвернулся и через плечо повторил ему:
– Зачем?