Фаворит. Том 1. Его императрица
Шрифт:
– - Невелика важность -- дворянство! Мне ведь тоже в Сенат надобно. Только не судиться. Хочу бумаги выправить по герольдии.
Девочки раскапризничались. Анюта их одернула. С трогательной печалью женщина оглядела парня, даже орден его заметила:
– - Никак, вы уже большим человеком стали.
– - Человек я не большой, зато государственный.
– - Чем же вы заняты бываете?
– - Корабли строю. Потом на воду их спускаю. Флоту без кораблей не быть, как и не быть России без флота! Вот и выходит, Анна Даниловна, что я человек государственной надобности... Ныне из шкиперов произведен
– - Оно конешно... по науке!– - пригорюнилась Анюточка.
Прошка и в самом деле сознавал свое высокое предначертание, невольная гордость проглядывала во всем его поведении, даже в походке, и потому привлекал внимание других, которые собственного значения в жизни страны никогда не имели (и вряд ли уже обретут). Прошка вдруг вспомнил, что в бауле его затерялись два румяных райских яблочка, и угостил ими девочек:
– - Это татарские, крымские... Нате! Они вкусные.
Наверху щелкали шары бильярда, затем послышалась перебранка картежных игроков, что-то громко упало. Прошка заметил, что Анюта стала нервничать. Он и сам пребывал в нетерпении:
– - Надоело маяться. Хоть бы лошадей дали скорее!
Кто-то с лавки, полусонный, буркнул ему:
– - Ишь чего захотел -- лошадей! Насидишься еще, навоешься за компанию с нами... Удрать хочешь? Не выйдет. Вот явится Емелька Пугачев и всех нас перевешает, а тебя, водяного, да еще с этаким орденом, -- прямо башкой в колодец: бултых -- и каюк!
Сузив глаза, Прошка с неприязнью ответил сонному:
– - Спи и дальше, а я поеду. Даст Бог, во сне и помрешь. Чего ты меня Пугачевым пугаешь? Я ведь в кабале никого не умучивал, чужим трудом не живал дня единого... Тебя утопить бы!
Шум на втором этаже усилился, раздался грохот, и носом вперед по лестнице скатился добрый молодец с подбитым глазом.
– - Это мой!– - вскрикнула Анюточка.
Так и есть. Герой ринулся к буфету, чтобы стремительно запить свою обиду. В тот же момент от дверей раздалось:
– - Лошади господину сюрваиеру Курносову поданы!
Все дворяне вскочили с лавок, гомоня разом:
– - Мы давно тут сидим, а он... Нам-то когда? Этот черноморский только что прикатил, не успел присесть, а ему и лошадей? Чем мы-то, дворяне, его хуже... какой день ждем!
И уж совсем заклевали несчастного смотрителя станции, когда узнали, что для Прошки закладывается сразу четыре лошади.
– - Да что он за барин такой?– - наскакивали дворяне.
И пьяный муж Анюточки тоже лез со своими бумагами:
– - Глядите! У меня самим губернатором подписано.
– - Верно!– - галдели вокруг.– - А у флотского кем подписано?
Прошка взял свою подорожную и показал ее.
– - Да я не чета всем вам, -- заявил он гордо.– - И спешу не по трусости вашей дворянской, от Пугачева удирая... Можете читать: подписано командующим Второй армией, князем ДолгорукимКрымским, а составлено по указу камергера и генерал-адъютанта его сиятельства Григория Александровича Потемкина... Потемкина!
Все расступились перед ним, как перед апостолом новой веры.
Прошка подарил рубль станционному смотрителю:
– - Спасибо тебе, отец мой. Будь здоров!
Еще разок перехватил он печальный взгляд красивых глаз женщины,
прощавшейся с ним на веки вечные, и, запахнув белый плащ, круто шагнул в раскрытые двери. Четверка гривастых лошадей, обзванивая поляны бубенцами, уносила в будущее молодого человека, высочайшего государственного назначения. Разве же это пыль? Это сама жизнь неслась навстречу, горькая и блаженная... Ах, как заливисто звенели тревожные бубенцы!Россия, непокорная и замученная, великая и униженная, качалась по сторонам дороги -- деревнями и городами, выпасами и кладбищами, храмами и виселицами, березами и грачами...
Петербург встретил его молчанием -- почти похоронным.
Вот и Зимний дворец, роскошные апартаменты фаворита.
Прошка предстал! Потемкин нежился на широкой оттоманке, застланной пунцовым шелком, халат на нем свободно распахнулся, обнажая волосатое тело. Крохотный котенок играл пальцем босой ноги фаворита, а чтобы играть ему было интереснее, Потемкин пальцем чуть пошевеливал.
– - Здравствуй, -- сказал он.– - Ты мне нужен...
Мертвый глаз его источал слезу. Потемкин величавым жестом запустил длань в вазу, на ощупь -- цепкими, быстро бегающими пальцами -- выбрал для себя репку покрепче. Потом сказал:
– - Садись, братец. А ужинать прошу у меня...
Покои любимца Екатерины заполнял громкий хруст репы, которому с подобострастием внимали придворные, толпившиеся вокруг его оттоманки. Прослышав, что безвестный моряк приглашен к столу Потемкина, они отвесили ему церемонные поклоны.
– - Пошли все вон, -- тихо, но властно повелел Потемкин.
Царедворцы, продолжая кланяться, удалились.
– - Скажи, почему нет у нас стопушечных кораблей?
– - Не хватает продольной прочности. Оттого и стараются делать корабли в несколько этажей-деков -- ввысь бортами.
– - А разве у англичан нет стопушечных?– - спросил Потемкин.
– - Плохие. Как смастерят подлиннее, крак!– - и пополам на волне. Вот испанцы, те секретом продольной прочности овладели. Я и сам бумаги немало исчертил -- думал! Наверное, обшивку бортов надо стелить не вдоль, а вкось -- по диагонали. Петр Великий тоже мечтал о стопушечных. Ничего у него не получилось. Сколько дубовых рощ сгубили -- все на дрова пошли.
– - Ты мне нужен, -- повторил Потемкин.
Подхватив котенка, он направился в туалетную, где придворные кауферы ждали его с горячими щипцами для завивки волос, а гардеробмейстеры уже раскрывали шкафы с одеждами.
– - Иди сюда!– - позвал фаворит Прошку в туалетную.– Поговорим, брат. Ныне корабельное дело меня занимает. Плавать нам еще и плавать. Императрица у нас с большими фантазиями, ты ей расскажи, что знаешь о стопушечных... Садись против зеркала. Полюбуйся на себя, какой ты курносый и красивый!
Первый биограф Потемкина А. Н. Самойлов об этом времени сообщает: "В предыдущих главах объяснено было, как Григорий Александрович, еще достигая возмужалости, строил мысленно чертежи о возвышении своем через заслуги Отечеству и для того, чтоб некогда быть способным к делам государственным, прилагал великое прилежание... Судьба и счастие благоприятствовали его предначертаниям!"
Август 1976 -- ноябрь 1979 года
Остров Булли