Фаворит. Том 1. Его императрица

На квартиру Самойловых опять заявился Елагин:

– - Да пожалей ты меня, генерал! Устал я мотаться.

Потемкин не поехал. Елагин доложил императрице:

– - Воля твоя, матушка, а за волосы этого одноглазого я к тебе не потащу... У него кулаки -- страшно глядеть.

Екатерина была подавлена упорством Потемкина:

– - Наверное, я состарилась. Но мог бы и приехать, потому как не просто баба зовет, а все-таки -- императрица... да!

На Елагине острове, в мертвой тишине леса, среди высоченных сугробов, притихла дача. В передней -- ни души. Потемкин сбросил шубу на пол, поднялся по скрипучей лестнице. Одна комната, вторая, третья-пусто, и мелькнула мысль: "Не дождалась..."

Резкий шорох платья за спиной -- она!

Лунный свет заливал паркеты, плотными лучами сочился через окна, выделял из потемок фигуру женщины. Она сказала:

– - И с чего ты взял, будто их пятнадцать было? Не верь тому, что люди говорят... Ежели моих статс-дам перебрать, так я перед ними еще дите невинное буду. А ты -- шестой!

Потемкин вдруг направился обратно, но Екатерина, резво забежав перед ним, загородила двери спиною:

– - А вот как хочешь... не пущу!

– - Но я не желаю быть шестым.

– - Я согласна -- будь первым, кто тебе мешает?..

Рядом со своим лицом он видел ее лицо, ставшее в лунном свете моложе. Потемкин поймал себя на мысли, что ему хочется взять ее за шею и трясти за все прошлое так, чтобы голова моталась из стороны в сторону. Екатерина, очевидно по выражению лица, догадалась о состоянии мужчины.

– - Ну... бей!
– - сказала она.
– - Бей, только не отвергай.

В этот момент ему стало жаль ее. Он понес женщину в глубину комнат, ударами ботфорта распахивая перед собой половинки дверей, сухо трещавшие. Екатерина покорилась ему.

– - Пришел... все-таки пришел, -- бормотала она.
– - Нс хочешь быть шестым-и не надо! Будь последним моим, проклятый...

Потом возник новый день, морозный и солнечный. Из заснеженных лесов столичной окраины вытекала густая мажорная тишина. На белых ветвях дерев сидели бодрые снегири в красных мундирчиках. К подъезду елагинской дачи подали сани. Екатерина, полковник Преображенской гвардии, поздравила Потемкина с чином подполковника той же гвардии.

9. ВСЕ СИЛЫ АДА

"...Негодяи говорили, -- писал Дидро матери, -- будто я приехал вымаливать у императрицы новые милости. Это взбесило меня... Нужно зажать рот этой сволочи!" С появлением нового фаворита Дидро закончил беседы с императрицей. Их насчитывалось шестьдесят! О чем угодно: о полиции и абортах, о тщете классического образования и разводах между супругами, о дураках и умниках, о конкурсах среди чиновников для занятия ими должности, о непроходимой скуке изучения грамматики. Предвосхищая учение Дарвина, Дидро говорил о борьбе сильнейших видов со слабыми, предвидел развитие генетики, рассуждая о великом значении наследственности, и, заглядывая в будущее планеты, беспокоился о сохранении необходимой гармонии между природой и человеком. Екатерина бесплатно прослушала энциклопедический курс занимательных лекций, но, внимая Дидро, она ни на минуту не забывала о Пугачеве и борьбе с восстанием...

Пора расставаться! Не желая зависеть от императрицы, Дидро заранее предупредил ее, что никогда не бывал счастлив от наличия денег. Но Екатерина все-таки нашла случай вручить ему "на дорогу" 7000 рублей. Дидро потратил их на две очень хорошие картины, которые и сдал в Эрмитаж -- на вечное хранение...

В последний раз они пили кофе, который сама же Екатерина и заварила. Она воскликнула:

– - Ну хоть что-нибудь от меня возьмите же наконец!

Дидро подождал, когда она допьет кофе, и взял из-под ее чашки... блюдечко. Екатерина расхохоталась:

– - Неужели вы так богаты, Дидро?

– - Я доволен жизнью, а это важнее.

– - Но блюдечко ведь разобьется.

– - Возможно, -- не возражал Дидро.

– - Когда же вы едете?

– - Как только позволит погода.

– - Не прощайтесь со мною -- прощание наводит грусть...

Чтобы не удовольствовать явных врагов русского народа, Дидро не навестил Берлин, его не видели и в Стокгольме, -- измученный долгою разлукой с Парижем, он ехал прямо домой, только домой. С той поры Россия сделалась главной темой его разговоров с друзьями, и ученый-энциклопедист искренне сожалел, что в прошлом допустил трагическую обмолвку, заявив однажды, что "Россия -- это колосс на глиняных ногах".

– - Россия, -- говорил он, -- слишком сложный организм, о котором европейцы имеют искаженное представление. Все ссылки на "дикость" русского народа не имеют никаких оснований. В доме Нарышкина я разговаривал с лакеями о своей Энциклопедии. Они были крепостными, это так, но рабство не уничтожило в них стремления к познанию вещей... Пройдет еще лет сто или двести -- мир будет ошеломлен небывалым ростом этой удивительной державы! Русский народ никогда не сожмется, напротив, он будет расширяться за счет тех гигантских пространств, которые пока еще не в силах освоить...

Случайно Дидро узнал, что барон Бретейль в издевательской форме поздравил Екатерину с русской революцией.

– - Это он сделал напрасно, -- сказал Дидро.
– - Революция возникнет сначала во Франции, Россия продолжит начатое французами...

Это правда, что барон Бретейль, ныне французский посол в Вене, напомнил Екатерине давнивший спор в 1762 году, поздравив ее с революцией. Екатерина в ярости отвечала, что бунт черни на дальней окраине империи нельзя равнять с революцией, а она еще надеется дожить до того времени, когда сможет поздравить Бретейля с революцией в Париже... Софья Пугачева с детьми проживала на казенных харчах в Казани, а дом Пугачевых в Зимовейской станице императрица велела сжечь, засыпав место пожарища солью, чтобы еще лет сто на этом месте даже трава не росла.

– - Матушка, -- подсказал ей Потемкин, -- Яицкий городок хорошо бы переиначить в город Уральск, я бы и реку Яик назвал Уралом, дабы память о самозванце навеки исчезла в географии нашей.

Екатерина удивительно легко с ним соглашалась:

– - Как тебя не слушаться? Велю всем не слепым и не хромым ехать в Казань "маркиза" бить... Ой, не проси о ласке, друг мой! Сам видел, какова я с тобою, такова и вечно останусь. В дешперации моей никогда не сомневайся. Пойми, глупый: что может быть для женщины дороже ее последнего мужчины?..

Бибиков, рапортуя императрице из Казани, счел нужным оповещать о своих делах и Потемкина. Гарнизоны у него оставались без комендантов, полки без полковников. Все разбегались, даже ничтожный писарь, ни в чем не повинный, грыз у канцелярии перо, терзаемый страхом апокалипсическим: "А ну как Пугач явится?" Растерянность властей в провинции была такова, что городничие обращались даже к помощи военнопленных турок, вооружая их. Неистовые вопли "Ля-иль-Алла!" производили сильное впечатление на русских баб и мужиков. Екатерина указала отпускать, коли пожелают, воинственных агарян на родину, одаривая каждого одиннадцатью рублями и часиками фернейского производства. Вольтер мечтал, что часы его фабрики она распродаст через Кяхту китайцам, но мудрец никак не ожидал, что русская императрица обратит их в политическую спекуляцию.

Весна была ранняя, брызжущая капелью. Во дворце Потемкину встретилась расфуфыренная, вся в мушках, Прасковья Брюс. Дурачась, она прикинулась попрошайкой-цыганкой:

– - Позолоти ручку барин.

– - За что?

– - Это ведь я вдувала в уши Като о том, как ты изнываешь на Дунае от неземной страсти... Или забыл? Так вспомни: когда ты глаза лишился и хотел в монахи постричься, разве не я тебя утешила?.. Хочешь, опять приду?

– - Брысь!
– - отвечал свысока Потемкин...

Бибиков вскоре повел генеральное наступление, в котором выявились два талантливых полководца -- Иван Иванович Михельсон и князь Петр Михайлович Голицын. Им было сейчас не до наказания восставших: они быстро наступали на Пугачева, по их следам двигались менее удачливые в боях, зато более жестокие в расправах. Эти никуда не торопились -- деловито секли, вешали, рубили и сжигали. Бибиков, отсылая в Петербург реляции, старательно вычеркивал из текста описания их жестокостей.