Фельдмаршал Репнин

–  Такого чина мне не дадут.

–  Откуда знаешь?

–  Раз говорю, значит, знаю.

Служба Репнину была знакома: не один год губернаторствовал в Смоленске и Орле, слава Богу, кое-чему научился. Обретённый в прошлые годы опыт позволил быстро вникнуть в суть дел, и дела устроились обычным порядком.

В начале августа от президента военной коллегии графа Салтыкова пришло письмо с приглашением принять участие в праздничных торжествах по случаю заключения мира с Оттоманской империей, которые намечались на 2 сентября. Репнин показал письмо супруге:

–  Поедешь?

–  А как же! Я же сказала: больше ни на шаг не отпущу тебя одного.

–  Тогда надо собираться в дорогу. Время летит быстро.

В Петербург приехали за неделю до начала торжеств. Первым делом нанесли визиты родственникам, знакомым. Сам Репнин в первую очередь поехал к президенту военной коллегии, на которого, судя по полученному письму, императрицей возлагалась организация торжеств. Граф, как и в прошлый раз, был шумлив и деятелен. На новой, более высокой должности он утратил прежнюю скромность, а вместе с нею и сдержанность в суждениях, стал самонадеянным и чуточку кичливым.

–  Что слышно от Кречетникова, - спросил Репнин, - поляки не бунтуют?

–  А чего им бунтовать? Никуда не денутся, будут жить как миленькие.

Рассказывая о программе праздника, Салтыков сообщил, что торжества откроются парадом войск гвардии, затем будут приёмы, награждения, застолья, развлечения...

–  Много приглашённых?

–  Почти всех генералов пригласили, свободных от службы. Фельдмаршалу Румянцеву тоже послали приглашение, но он вряд ли приедет: годы не те, к тому же, говорят, прибаливает часто.

Как и было предусмотрено программой, праздник начался на Дворцовой площади. Выбирая с женой место, откуда можно было бы лучше увидеть шествие войск, Репнин чуть не столкнулся с великим князем Павлом, оказавшимся на краю площади вместе с сыновьями Александром и Константином. Цесаревичи хорошо знали Репнина и приветствовали его по-гвардейски, как старшего по военному чину.

–  Я сожалею, что вы не смогли приобщиться к их обучению, - сказал Павел.
– Они вас любят больше, чем кого-либо.

–  Я был бы рад служить вашему высочеству, - ответил Репнин, - но вы же знаете: солдат не всегда волен в выборе.

–  Я вас понимаю и не сержусь. Где вы сейчас, в Риге?

–  Да. Такова была воля государыни.

–  А чего вы ждёте от сегодняшнего праздника?

Репнин пожал плечами:

–  Ничего особенного не жду, а впрочем, - запнувшись, виновато посмотрел на жену, - если изволите иметь в виду награды, то, конечно же, на что-то надеюсь. Я играл в этой войне далеко не последнюю роль, и думаю, мои заслуги не могут быть не приняты во внимание.

–  Я тоже так думаю. Но весь вопрос в том, смогут ли те, кто толпятся сейчас вокруг трона, правильно оценивать величину заслуг сыновей Отечества? Я лично в этом сомневаюсь.

Репнин открыл было рот, чтобы ответить, но в этот миг заметил императрицу, проходившую мимо в окружении небольшой свиты. Он не понял, слышала ли она слова наследника престола или нет, но он видел, как она ревниво повела плечом. Вспомнились слова Безбородко: «Если хотите, чтобы вас не обошли чином генерал- фельдмаршала, постарайтесь держаться от наследника престола подальше»... Что ж, видно такая судьба...

–  Хотите услышать моё предсказание?
– продолжал между тем великий князь.
– Вам это будет неприятно, но я всё-таки скажу: чин фельдмаршала вам не достанется, хотя вы его и заслужили.

Репнин почувствовал, что надо бы что-то сказать в ответ, но не знал что. Его выручил барабанный бой, призывавший всех к вниманию, затем прозвучали оркестровые трубы, и шествие войск началось. Тем временем Павел с цесаревичами отошёл, и Репнин остался с женой.

–  Не расстраивайся, - сказала ему княгиня.

– Все знают, великий князь часто говорит не то, что надо.

–  Я не расстраиваюсь, - промолвил супруг.

Репнин старался выглядеть спокойным, но его настроение было окончательно испорчено. С этой минуты его ничто уже не интересовало - ни парад, ни музыка, ни ликование толпы. Он ждал, чтобы всё это поскорее закончилось и гостей пригласили бы в зал для ознакомления с указами её величества о наградах.

Императрица оказалась щедрой на высочайшие милости. Никого не обошла своим вниманием. Много имён было перечислено в списках награждённых: Суворов, Кутузов, Салтыков, Голицын, Волконский... Все имена запомнить было невозможно. Не был забыт и фельдмаршал Румянцев. Хотя он и не удостоил сей праздник своим присутствием, государыня на это не обиделась и повелела послать ему в Киев в качестве памятного подарка золотую шпагу, осыпанную бриллиантами. Что до князя Репнина, выигравшего знаменитое сражение при Мачине, заставившего турок сесть за переговоры о мире, то в сём деле пророчество великого князя оказалось точным. Чина генерал-фельдмаршала, о чём так много говорили в Петербурге, он не получил. Императрица посчитала более справедливым пожаловать ему похвальную грамоту и 60 тысяч рублей «на поправление домашних дел».

Услышав это, Наталья Александровна сделала вид, что она даже очень и очень рада. Позднее, когда возвращались из Петербурга в Ригу, она всю дорогу убеждала мужа, что похвальная грамота и 60 тысяч рублей - это гораздо ценнее, чем фельдмаршальский жезл. Ну что такое жезл? Красивая безделушка, годная лишь для детских забав. А 60 тысяч - большие деньги! На них можно дворец построить и жить в роскоши. Так что не огорчаться, а радоваться надо.

Обнимая и целуя её, Репнин отшучивался:

–  Твоими устами глаголет святая истина. Зачем мне на старости лет чин фельдмаршала? В нашем положении, конечно же, нужнее деньги. Ежели дворец не построим, то попытаемся с их помощью как-нибудь из долгов выпутаться, которых, к сожалению, у нас ещё немало.

–  Вот и прекрасно!
– обрадовалась Наталья Александровна.
– И не будем больше печалиться.

Глава 8 ТРЕТИЙ РАЗДЕЛ

1

После праздничных торжеств по случаю заключения мира с Турцией Петербург ещё долго оставался, выражаясь современным языком, в состоянии эйфории. Всем казалось, что наступило наконец время, когда можно расслабиться и не думать больше о возможных невзгодах. Мир! Ничто не побуждает столько приятных надежд, как это короткое, приятное всем слово.

Всех радовало не только восстановление добрососедских отношений с Оттоманской империей. Была приятна и тишина, воцарившаяся после бурных событий на территории Польши. Решившись на второй раздел этой страны между соседними с нею державами, министры её величества вначале побаивались, что поляки взбунтуются, возьмутся за оружие, но ничего этого не произошло. Ни одного мало-мальски заметного антирусского выступления! Слава Богу, образумились...

Так тихо и мирно ушёл в прошлое 1793-й год. Так же тихо и мирно начался новый, 1794-й... И вдруг из Киева, это случилось уже после Пасхи, появился курьер с ужасающим известием: в ночь на страстную пятницу поляки напали на русские команды, расквартированные в Варшаве, и учинили настоящую резню. Спастись удалось только тем, кто успел покинуть город и перейти российскую границу.