Феминиум (сборник)

– Тебе нравится?

Ты спрашиваешь о жизни на Кайсе. А он смотрит тебе в глаза и отвечает:

– Очень… Дали.

И ты понимаешь: он ответил совсем на другой вопрос.

Улле и Тьен обычно присматривают за капризной аппаратурой по очереди. Сегодня Улле попросил Макса подменить его на пару часов.

Крапчатую физиономию Макса перекосило: он немедленно вообразил лапы Алле-опа на узкой спине Магды Крайцер.

Что она в нем нашла, ну что? Что вообще эти женщины находят в угрюмых лицах и односложных ответах?

Ей весело с Максом, он же видит. Она всегда улыбается ему навстречу. Но – алле-оп! – и готово. Макс, лучший друг девушки. И старый хрен Арп, в которого она без памяти влюблена. За километр видно исходящее от нее томление – такое, что даже замшелую кору Арпа прошибло. Он с Магдой – разговаривает! Не застал бы сам – в жизни бы не поверил. И не просто разговаривает. О боги Кайсы! До той секунды, как Макс услышал это, он еще надеялся. Одумается. Оглянется по сторонам. Вот же я, Макс Селеш, рыжий, веселый, влюбленный. Как бы не так:

– Ульрих. – Тихо, в голосе ласка – все равно что по щеке погладила. И в ответ – дрогнувшее от нежности:

– Дали.

Это «Дали» добило Макса. Сухая коряга выбросила зеленые побеги. Если девушка обмирает по «сильному молчаливому мужчине с прошлым» – ничего. Со всякой может случиться. Но когда этот ковбой Мальборо, этот рыцарь в вороненых доспехах… этот, будь он неладен, граф Монте-Кристо! – когда он дает девушке понять, что она ему небезразлична, – все, туши свет. В переносном смысле. Можно, впрочем, и в прямом. Туши свет и выйди на хрен из спальни, мимо которой эти двое не пройдут. Вопрос времени. Ну и степени одурения обоих. Матч между страстью и комплексами всегда выигрывает страсть, даже если страх перед особами женского пола прочно укоренен в душе «сильного мужчины». Чем суровее вид ковбоя, тем больше он боится женщин. Интересно, сколько Улле и Магда будут кружить по арене, пока он – а скорее всего, она – скомандует наконец: алле-оп?

Так что отойди, Макс, лучший друг. Все, на что ты годишься, – выслушивать бесконечные упоминания об Улле. «Знаешь, я слушала его записи, он потрясающий. Ты слышал?», «Он говорит, что метеорологическая картина Кайсы противоречит общеизвестным закономерностям», «Он сказал, что… он видел… он сделал выводы…»

Кр-р-руджо.

И вот этот Улле смотрит хмуро и говорит:

– Макс, подмени меня на пару часов в аппаратной.

Макс злобно кивает и уходит кипеть от ревности в компании барометров и психрометров. И жаловаться на женскую глупость сейсмографу.

Между тем Улле вовсе не обниматься пошел. Конечно, Магда была тут как тут – как же без нее. Если она не в поле и не в лаборатории, значит, она с Алле-опом. И говорит ему: «Ульрих», чтобы услышать: «Дали».

Нет, разговаривать Улле собрался с Тьеном. Разложил на обеденном столе схемы, карты и графики.

Он, оказывается, не зря листал старые отчеты. Он вылавливал закономерности в неправильном поведении Кайсы – и, кажется, кое-что выловил.

– Я не специалист, Тьен, но мне не нравятся некоторые детали, – начинает Ульрих, и ты ничего больше не слышишь, только любуешься, глядя, как движется челюсть, как кривится рот, как хмурятся брови, как взлетают и снова опускаются длинные ресницы, скрывая глаза, которые кажутся темными, но на самом деле серые. Кончики пальцев ноют от желания прикоснуться, погладить жесткую щеку… С ума сошла. Тьен же смотрит.

Ты опускаешь взгляд, теребишь цепочку очков, дергаешь себя за пряди отросших волос. И твоих ушей наконец достигает смысл слов Ульриха, проявляясь постепенно в звучании низкого глуховатого голоса.

– …если принять местные суеверия не за сказку, а за миф, объясняющий явление, мы оказываемся перед очень неприятной проблемой – проблемой круджо. Тьен, они пока не додумались до старинной китайской мести – повеситься на воротах врага. Но если мы будем игнорировать их мнение, отмахиваться и говорить: «А, сказки темных дикарей! деревня!» – боюсь, мы узнаем однажды правду, и она нам не понравится.

Тьен раскачивается на стуле, откинувшись на спинку. Стул протестующе скрипит, но пока держится.

– Я пошлю доклад в Космопорт, – говорит он наконец. – Но, Улле, будь готов к тому, что они не поверят. Твои выводы слишком радикальны. Твои предчувствия к делу не подошьешь.

– В крайнем случае, станет круто – свернем исследования и улетим отсюда к чертовой бабушке, – говоришь ты. – Вселенная велика.

Ульрих и Тьен переглядываются.

Что-то у них еще есть за душой, но раз ты не догадалась сама – не скажут. Что-то нехорошее.

Когда ты наконец понимаешь, тебе становится страшно.

Тьен ходит злой. Сам же и открыл месторождение у Красных скал. Радовался, как радуется охотник, выследивший дичь, как радуется поэт, нашедший точное слово. Не подвело чутье, не зря проверял, с чего же такие красные эти скалы. И точно – киноварь.

Радовался, когда прибыли эксперты из «Космомайнз», копались, били шурфы, звенели пробирками. Подтвердили: ртуть, и много! Молодец, Каралич, постарался для блага человечества! Пожали руку и даже премию выплатили – лежит теперь на счету в банке небольшая, но приятная сумма, от которой здесь, на Кайсе, никакого проку.

Некоторое время грело сознание: полезен. Не напрасно лазал по горам, пропадал месяцами в диком краю. Думал – для людей.

А оказалось, тем людям, что рядом, – одна морока.

И, может быть, даже – опасность.

В которую никто не верит.

Доклад ушел в Космопорт. Ответа нет.

Тьен видит: сотрудники обеспокоены. Улле погружен в себя, взгляд отсутствующий, временами застывает с напряженным выражением лица. Потом встряхивается, улыбается невидящей кривой улыбкой – и уходит к своим приборам. Слушать жужжание, гудение, дребезг – которые по крайней мере понятны и знакомы.

Магда дергает себя за волосы вдвое чаще, чем обычно.

Макс непрерывно острит, и хочется заорать, чтобы он наконец замолчал.

Но Тьен сдерживается. Нельзя.

Майвен заметила: народ на станции как-то поскучнел, услышав о предстоящем взрыве.

– Если кайсанцы так недовольны, нужно найти другое решение, – сказала тетя. – Мы ведь можем проложить дорогу в обход. Можем поднять ее на опорах, не повредив гору. Нельзя ссориться с аборигенами. Нам здесь жить.

– Дороже выйдет, – отозвался Макс. – Ты же понимаешь, Магда. Дороже и дольше. У «Космомайнз» руки чешутся – начать зарабатывать наконец на этом руднике. Да и на перевозках заодно. Они взорвут гору. У них эксперты, чтоб им пусто было.

– Ульрих сказал, что в местных суевериях может быть доля истины. Макс, он говорит, что никогда и нигде землетрясения и наводнения не начинаются мгновенно. Кроме Кайсы. Понимаешь, прежде чем ухнет, приборы улавливают накапливающееся напряжение. За несколько суток, а то и за месяц. Здесь же бывает – за считаные минуты. Он не знает объяснения этому. Зато его знают кайсанцы.

– Круджо? – спросил Макс.

Тетя не ответила.

Майвен никому ничего не сказала, взяла сумку из фуарровой кожи, положила туда хлеб, два местных яблока (которые, конечно, на самом деле вовсе не яблоки) и бутылку с водой. Надела новые туфли с бантиками – и ушла в Ньювилль.