Фьезоланские нимфы

CCXLIII

Но Мензола речей его не слышит, И борется всей силою своей, И крепкий стан туда-сюда колышет, Чтоб из объятий вырваться скорей Того, кто на нее обидой дышит; По лику — слезы градом из очей. Но он ее держал рукой железной — И оборона стала бесполезной.

CCXLIV

В той их борьбе задумчиво дремавший До той поры — отважно вдруг восстал И, гордо гребень пышный свой поднявши, У входа в исступленье застучал. Бил головой, все дальше проникавшей, Так, что вовнутрь вошел, не отдыхал, Ломился с превеликим воплем, воем И словно бы с кровопролитным боем.

CCXLV

Мессер Мадзоне взял Монтефикалли И в замок победителем вступил — И вот его с восторгом тут встречали, Кто гнал сейчас из всех последних сил. Но после столь решительных баталий Он буйну голову к земле склонил, От жалости глубокой прослезился, Из замка кротким агнцем удалился.

CCXLVI

Как видит Мензола, что против воли Похищено девичество ее, Рыдая, к Африко в душевной боли Оборотилась: «Совершил свое И, дуру, обманул меня; хоть доле Не медля выйдем: злое бытие Сейчас прерву руками я своими; Жить не хочу с страданьями такими».

CCXLVII

Услышал Африко слова печали, И на берег он вышел вместе с ней; Ее страданья лютые терзали, И тяжко он скорбел в душе своей. Его желания торжествовали Отчасти, но вспылал еще сильней Огонь в груди, сторицей распаленный Пред ней, такой несчастной и смущенной.

CCXLVIII

Одеться только лишь они успели, Схватила быстро Мензола копье, Ни слова не сказав — к последней цели, В грудь крепкое направив острие. Увидев мысль ужасную на деле, К ней Африко метнулся и ее Схватил под мышки, в лес далеко с силой Копье забросил и промолвил милой:

CCXLIX

«Увы, любовь моя, что ты хотела, Что за безумье совершить с собой? О злая мысль — на этакое дело Свирепое подвигнуть разум твой! О, мне, глупцу, какого ждать удела, Лишась тебя со всей твоей красой? Минуты бы не прожил я в разлуке И на себя сам наложил бы руки!»

CCL

Сердечной мукой Мензола такою Томилась, что у Африко в руках Упала, обмерла: а он с тоскою Уж видит смерть на меркнущих чертах. Обняв ее, он слезы льет рекою. Холодный душу сотрясает страх За жизнь ее; и ношу дорогую Он сокрывает в сень ветвей густую.

CCLI

Так вместе с ней поникнув под ветвями, Он левою рукой ее держал, А правою покрытые слезами Ланиты ей тихонько вытирал С суровыми и грустными речами: «О смерть, вот все, чего твой взор искал! Ты счастья моего меня лишила, А вместе с ним и мне — одна могила».

CCLII

Потом, лик помертвевший лобызая, «Любовь моя! — взывал он. — Для чего Злой этот день, судьбина эта злая Нас разлучила!» Взора своего С лица любимого все не спуская, Все говорил — и клял он торжество Своих желаний, что минутно было И Мензолу так страшно оскорбило.

CCLIII

Но, скорбь излив над помертвелым ликом, Что, бледный, не казался больше жив, Его не раз в мучении великом Слезами и лобзаньями покрыв, Не в силах жить в. терзании толиком, Решил убить себя. Вот уж порыв Его с земли для смерти подымает — Как он услышал: Мензола вздыхает.

CCLIV

Дух Мензолы по воздуху носился, Час не один в блуждании провел, И в тело наконец он воротился, В свои вместилища опять вошел, — Она пришла в себя, и вздох излился, И стон из уст, и горестный глагол: «Увы, увы, о если б умерла я!» — Она рыдала, не переставая.

CCLV

Когда увидел Африко живою Вдруг Мензолу, что, мнилось, уж мертва, — Воскрес сердечной радостью одною, Заговорил утешные слова: «О роза ароматом и красою, Я за тебя страдаю, ты права; Но лишь не бойся и не ужасайся, Моей защите крепкой доверяйся.

CCLVI

Ты мне всех благ дороже и желанней — И ты теперь в объятиях моих. Нет сердцу моему больней страданий И безутешней — мук и зол твоих. И горе мне, я мнил — предел терзаний! — Что держит смерть тебя в цепях своих. Моя рука меня разить готова, Как слышу вздох твой и живое слово».

CCLVII

«Злосчастная, о, как я истомилась! — Она сказала, взоры подняла. — Зачем я, глупая, на свет родилась, Зачем жива? — и слезы все лила. — Зачем сама в тот день не задушилась, В день первой встречи? Или б умерла, Как облеклась в Дианины покровы: Кабан бы растерзал меня суровый!»

CCLVIII

Ей молвил он: «Ах, не томись душою. Смотрю — и сердце падает в груди: Какою ты поражена тоскою, Не видя утешенья впереди, Считая жизнь свою такою злою. Но от меня тревог себе не жди: Сильней себя — тебя люблю; со мною Ты будь навек желанною, одною.

CCLIX

А чтобы ты свободно доверяла Такой любви, как я сказал сейчас, Все расскажу я с самого начала: Тому четыре месяца как раз, Охотился, не думая нимало, Я тут один; иду, не торопясь, Вдруг из лесочка — голоса людские; Я подошел взглянуть, кто там такие.

CCLX

У вод я вижу светлую поляну И нимф сидящих, вижу между них Всех выше я владычицу Диану, И вас она, служительниц своих, Сурово учит, как прилично сану; Тут встретил взгляд мой взор очей твоих И всю красу твою; любви стрелою Тут поражен я был перед тобою».

CCLXI

Потом он рассказал ей, как сокрылся, Стоял и долго на нее глядел, И как по ней желанием томился И ею глаз насытить не умел, И милым этим ликом как пленился (Так говоря, лобзать его хотел), И как, когда уж нимфы разбредались, «Пойдем же, Мензола!» — слова сказались.

CCLXII

Поведал слезы ей и воздыханья, Обильно сеянные для нее, И все свои томленья и терзанья, И как дала Венера за житье Послушливое — в сонном обаянье Надежды слово крепкое свое, И сколько раз найти ее пытался, И обо всем ей рассказать старался.

CCLXIII

Потом — как раз ее в уединенье Он повстречал — и бросилась бежать — И лепетал он робкое моленье — Н как жестоко было не внимать. И о копье, что в страшное мгновенье Вонзилось в дуб — а то б не миновать! О крике «Берегись!», о том, как скрылась И больше не сказалась, не явилась.

CCLXIV

Потом о приношении Венере, О том, какой дала она ответ, Как быстро он, вполне предавшись вере, Преобразился и, переодет, Явился с нимфой схожим в полной мере И бросился сыскать единый след, Что нынче тут судьба ему судила. «Ты знаешь, как и я, что дальше было.