Фиалки по средам (сборник рассказов)
Шрифт:
(141)
– - Да, сравнение вообще опасно. Но ведь мы у вас в гостях, и ваш долг -- развлекать нас. Вы просто обязаны заменить Женни, раз уж она нас покинула.
– - Ну что ж! Я попытаюсь рассказать вам историю фиалок по средам... Боюсь только, как бы она не показалась слишком сентиментальной по нынешним временам...
– - Не бойтесь,--произнес Бертран Шмит.--Наше время жаждет нежности и любви. Под напускным цинизмом оно прячет тоску по настоящим чувствам.
– - Вы так думаете?.. Что ж... Если так, я постараюсь утолить эту жажду... Все вы, здесь сидящие, слишком молоды, чтобы помнить, как хороша была Женни в годы высшего расцвета своей славы. Огненно-рыжие волосы свободно падали на
– - А вы красноречивы, Леон!
– - Боюсь, что мое красноречие несколько старомодно. Но все же благодарю... Женни окончила консерваторию в 1895 году с первой премией и сразу же была приглашена в Комеди Франсез. Увы, я по собственному опыту знаю, как тяжело приходится новичку в труппе этого знаменитого театра. На каждое амплуа имеется актер с именем, ревниво оберегающий свои роли. Самая восхитительная из субреток может лет десять дожидаться выигрышной роли в пьесах Мариво и Мольера. Чаровница Женни столкнулась с властными, цепкими королевами сцены. Всякая другая на ее месте смирилась бы со своей участью или, промаявшись год-два, перебралась бы в один из театров бульвара Мадлен. Но не такова была наша Женни. Она ринулась в бой, пустив в ход все, что у нее было: талант актрисы и блестящую образованность, все свое обаяние и свои восхитительные волосы.
Очень скоро она стала одной из ведущих актрис театра. Директор в ней души не чаял. Драматурги наперебой требовали, чтобы она играла созданные ими трудные роли, уверяя, что никто, кроме нее, не сумеет донести их до публики. Критики с небывалым постоянством пели ей дифирамбы. Сам грозный Сарсэ, и тот писал о
(142)
ней: "Один поворот ее головы, один звук ее голоса способен очаровать даже крокодила".
Мои отец, который в те годы был с ней знаком, рассказывал, что она страстно любила свое ремесло, судила о нем с умом и неустанно отыскивала новые, волнующие актерские приемы. В ту пору в театре увлекались реализмом довольно наивного толка. Если роль предписывала Женни умереть в какой-то пьесе от яда, она всякий раз перед спектаклем отправлялась в больницу -взглянуть на мучения тех, кто погибал от отравы. Борьбу человеческих чувств она изучала на самой себе. Служа искусству, она выказывала то же полное отсутствие щепетильности, которым отличался Бальзак, описавший в одном из своих романов собственные страсти и чувства любимой им женщины.
Вы, конечно, догадываетесь, что у девушки двадцати двух лет, ослепительно прекрасной и молниеносно завоевавшей громкую славу, должно было появиться множество поклонников. Приятели по театру, драматурги, банкиры -все пытались завоевать ее расположение. Она избрала банкира Анри Сталь. Не потому, что он был богат,--Женни жила вместе с родными и ни в чем йе нуждалась. А потому, что он, как и она, обладал редким обаянием, и главное -- предлагал ей законный брак. Вы, возможно, знаете, что брак этот состоялся не сразу,-- родители Сталя долго не давали своего согласия. Анри и Женни поженились лишь спустя три года, но вскоре разошлись--Женни с ее независимым характером не в силах была подчиниться семейному рабству. Но это уже другая история. А сейчас вернемся к Комеди Франсез, к дебюту нашей Женни и... к фиалкам.
Представьте себе артистическое фойе в тот самый вечер, когда Женни вновь появилась в "Принцессе Багдадской" Дюма-сына. Пьеса эта не лишена недостатков. И даже у меня, склонного восхищаться такими добротно сделанными пьесами, как "Полусвет", "Друг женщин", "Франсийон", капризы Дюма в "Чужестранке" и "Принцессе Багдадской" вызывают улыбку. Однако все, кто видел Женни в главной роли, писали, что она сумела создать правдоподобный
образ. Мы часто говорим с ней о тех временах. Как ни странно, Женни сама верила тому, что играла. "В свои юные годы,--призналась она мне,--я рассуждала почти так же, как какая-ни(143)
будь героиня Дюма-сына, и до чего же удивительно было играть на залитой светом сцене то, что зрело во мне, в самых тайниках моей души". Добавьте еще, что эта роль позволяла ей прибегнуть к эффектному приему: она распускала свои чудесные волосы, которые падали на прекрасные обнаженные плечи. Одним словом, Женни была великолепна.
В антракте, после овации, которую устроила ей публика, она вышла в артистическое фойе. Все тотчас столпились вокруг нее. Женни опустилась на диван, рядом с Анри Сталем. Она весело болтала с ним, вся во власти того радостного возбуждения, которое дает победа.
– - Ах, мой милый Анри!.. Вот я снова выплыла на поверхность! Наконец-то я дышу полной грудью... Вы сами видели, как я играла три дня назад... Правда, ведь я никуда не годилась?.. Фу! Мне казалось, что я барахтаюсь на самом дне. Я задыхалась. И вот наконец -- сегодняшний вечер. Сильный .рывок--и опять я на поверхности! Послушайте, Анри; а что, если я провалюсь в последнем акте? Что, если у меня недостанет сил доплыть до конца? О боже, боже!
Вошедший капельдинер вручил ей цветы.
– - От кого бы это? А, от Сен-Лу... От вашего соперника, Анри... Отнесите букет в мою уборную.
– - И еще письмо, мадемуазель,-- сказал капельдинер.
Распечатав послание, Женни звонко рассмеялась:
– - Записка от лицеиста. Он пишет, что они создали в лицее "Клуб поклонников Женни".
– - Весь "Жокей-клуб" ныне превратился в клуб ваших поклонников...
– - Меня больше трогают лицеисты... А это послание к тому же заканчивается стихами... Послушайте, дорогой мой...
Скромные строки: "Я вас люблю" -
Не судите и не отвергайте,
И бедного автора -- нежно молю -
Директору не выдавайте.
– -Ну, разве не прелесть?
– - Вы ответите ему?
– - Конечно, нет. Таких писем я получаю ежедневно не меньше десятка... Если я начну на них отвечать, я
(144)
пропала... Но письма меня радуют... Эти шестнадцатилетние поклонники еще долго будут мне верны...
– - Как знать... В тридцать лет они уже будут нотариусами.
– - А почему бы нотариусам не быть моими поклонниками?
– - Вот еще просили вам передать, мадемуазель,-- сказал подошедший снова капельдинер.
И он протянул Женни букетик фиалок за два су.
– - О, как это мило, поглядите, Анри! А записки нет?
– - Нет, мадемуазель. Швейцар сказал мне, что фиалки принес какой-то студент Политехнической школы.
– - Дорогая,-- воскликнул Анри Сталь.-- Позвольте вас поздравить! Право, потрясти этих "икс-игреков" не так-то просто.
Женни глубоко вдохнула запах фиалок.
– - Какой дивный аромат! Только такие знаки внимания и радуют меня. Терпеть не могу солидную, довольную собой публику, ту, что является поглазеть, как я буду умирать, в полночь, точно так же, как в полдень спешит в Пале-Рояль -- послушать, как стреляет пушка.
– - Зрители -- садисты, -- ответил Анри Сталь.-- Они всегда такими были. Вспомните бои гладиаторов... Каким успехом пользовалась бы актриса, вздумавшая проглотить набор иголок!
Женни рассмеялась:
– - А если какая-нибудь актриса вздумала бы проглотить швейную машину, слава ее достигла бы апогея! Послышался возглас: "На сцену!" Женни встала:
– - Ну что ж, до скорого... Пойду глотать иголки!.. Вот так, по рассказу Женни, и началась вся эта история.
В следующую среду во время последнего антракта улыбающийся капельдинер снова принес Женни букетик фиалок.