Финно-угры и балты в эпоху средневековья

При общем богатстве орнаментации особо следует выделить узоры типа взаимопроникающих заштрихованных треугольников и наклонных «лесенок» (табл. LXXXVI, 4, 6, 11), отличающих керамику оронтурского типа от посуды других синхронных культур лесной полосы Западной Сибири.

Композиции из взаимопроникающих треугольников и ромбов сохраняются в наиболее поздней вожпайской группе памятников, датированных В.Н. Чернецовым (Чернецов В.Н., 1957, с. 200) концом VIII–IX в., когда превалировали гребенчатые узоры.

Своеобразна керамика памятников Заполярья. В.Н. Чернецов отмечает наличие у части сосудов поселения Тиутей-Сале кольцеобразных поддонов, усматривая в этом пережитки традиций усть-полуйской культуры (Чернецов В.Н., 1957, с. 194). Здесь же есть сосуды с утолщенным венчиком в отличие от валика под венчиком. Наряду с характерными для южных областей уголковыми и полулунными штампами в орнаментации встречаются нетипичные для юга штампы — «копытный», «стреловидный» и редкие формы овального и овально-ромбического штампов. Подобная керамика представлена и на других поселениях субарктических районов — в устье р. Таз у зимовья Мамеева, а также на стоянках Мой-Ярей и по р. Колва-Вис в Большеземельской тундре (Чернецов В.Н., 1957, с. 194).

Некоторые отличия прослеживаются и в керамике поселений бассейна Тавды. Здесь наряду с распространенной посудой оронтурского облика встречены сосуды с гребенчато-шнуровой орнаментацией, что является следствием соседских контактов с населением бассейна Туры, где такая керамика распространена на памятниках молчановского типа (Викторова В.Д., 1969, с. 16).

На памятниках оронтурского типа встречаются также антропоморфные глиняные фигурки, подобные находкам на синхронных памятниках лесного Зауралья. Наибольшее количество их — десять — обнаружено на городище Барсов Городок I/31. По одной фигурке встречено на городищах Карым, Базабырь, поселении Согом, в могильниках Кинтусово и Барсов Городок (Федорова Н.В., 1979а, с. 145–151, рис. 1; Чернецов В.Н., 1957, табл. XLII, 9; Arne Т.J., 1935, fig. 162).

Большинство фигурок схематично изображает сидящего человека в расшитой орнаментом меховой одежде, и только в двух случаях люди изображены стоя. У всех поделок намечена голова, руки отсутствуют, у одной схематически показаны ноги. Размеры их довольно одинаковы: длина 3,5–4,5 см, ширина 3,5–5 см, толщина на сгибе 0,7–1,5 см, по краям — 0,5–0,8 см, размеры головки от 0,5x0,9 до 0,8x0,8 см. Орнамент, выполненный аккуратно зубчатым штампом, обычно покрывает только лицевую поверхность. Оборотная сторона чаще гладкая, иногда на ней сделаны защипы или проведены глубокие борозды сверху вниз. По мнению Н.В. Федоровой, развитие стиля этих изображений шло от реалистического к схематичному (Федорова Н.В., 1979, с. 148).

О назначении подобных фигурок говорилось выше. Видимо, они имели культовый характер. В погребения клали только их обломки, целые фигурки найдены исключительно в жилищах.

Вещевая коллекция с памятников оронтурского типа немногочисленна. На городище Ус-Нёл обнаружены кузнечные клещи (табл. LXXXV, 18), а на городище Люликар — железные местного производства (табл. LXXXV, 14) ножи с довольно массивной спинкой и почти прямым клинком (Чернецов В.Н., 1957, табл. XXIII, 9, 10). На костищах найдены железные и костяные наконечники копий, костяные наконечники стрел, железные ножи, умбоновидные бляшки, полые металлические подвески, а также импортные стеклянные бусы. Среди последних имеются крупные мозаичные с шашечным узором VIII–IX вв. бусы, украшенные волнистыми полосами, шаровидные позолоченные VI–IX вв., мелкие белого и голубого цвета, в форме пуговиц из прозрачного стекла (Викторова В.Д., 1969, с. 15).

На поселении Тиутей-Сале встречены железные скребки для обработки кожи, обломок ножа, наконечник стрелы вильчатой формы, костяные наконечники стрел, а также небольшие листочки меди и бронзы. Скорее всего, вещевой инвентарь этого памятника был более обильным, но землянки здесь неоднократно перекапывались ненцами в поисках медных предметов и годной для обработки кости (Чернецов В.Н., 1957, с. 194, 196). Изделиями из кости и дерева пользовались очень широко. В частности, из кости делали наконечники стрел, ложки, орудия для разминания кожи и разглаживания швов. Из дерева и кости вырезали рукояти ножей и шильев, проколки. На поселении Тиутей-Сале найден деревянный ножичек, который, по мнению В.Н. Чернецова (Чернецов В.Н., 1957, с. 196, табл. XXVI, 1), копировал железные ножи и служил игрушкой или использовался в культовых целях, во время медвежьего праздника. Из дерева изготовлены также некоторые предметы неясного назначения (табл. LXXXV, 16), в которых В.Н. Чернецов (1957, с. 196) склонен усматривать колодки для стружков, являвшихся своего рода рубанками, где роль железки исполнял обыкновенный нож.

По мнению В.Н. Чернецова, каменные орудия в быту не употреблялись. Возможно, для обработки кожи служил кварцитовый скребок, а, судя по конической форме сверлины на оленьем роге, каменные сверла могли использоваться для сверления кости. Камень применялся также для оселков.

С памятниками оронтурского типа связан ряд случайных находок вещей из разных районов Нижнего Приобья, хранящихся преимущественно в Тобольском музее и опубликованных большей частью В.Н. Чернецовым (Чернецов В.Н., 1957, табл. XVIII; XXI; XXII) и в какой-то мере А.А. Спицыным (Спицын А.А., 1906б, рис. 4; 9; 276). Среди них имеются бронзовые круглопроволочные браслеты, гладкие и из перекрученной проволоки, импортная бронзовая бляха с изображением крылатого собакоголового грифона (табл. LXXXV, 11), найденная на мысу Ялпинг-Нёл на Северной Сосьве и датируемая серединой I тысячелетия н. э. или немного позднее (Чернецов В.Н., 1957, с. 188). Бляха с подобным изображением, отлитая местными мастерами по привозному образцу, происходит из Кинтусовских юрт в Сургутском Приобье. Прототипы этих блях имеют восточное, вероятно иранское, происхождение.

Большой интерес представляет найденная около г. Березов бронзовая бляха с изображением на ней, по мнению В.Н. Чернецова (Чернецов В.Н., 1957, с. 189, 190), трех менквов — духов фратрии Пор — в позе священной пляски с саблями (табл. LXXXV, 12). Характерные для образов менквов сочетание человеческих и медвежьих черт, трехпалость, одно-, двух- и трехголовость, выражающаяся в скульптуре хантов в виде зубцов на темени, ярко отражены в изображениях на бляхе. Помимо трактовки мифологических сюжетов, изображения сабли позволяют рассматривать ее как один из предметов вооружения воинов Нижнего Приобья. На фигурах подчеркнуто выделены пояса с наборными бляхами, очевидно являвшиеся аксессуарами костюма наиболее знатных воинов. Подобные фигуры воинов или духов с саблями выгравированы на сасанидских серебряных блюдах (Спицын А.А., 1906б, рис. 9), которые в Приобье имели сакральную символику и помещались в святилища.

К оронтурскому этапу относится также часть бронзовых литых зооморфных изображений. Датировать их довольно трудно, поскольку обнаружены они вне комплексов, как случайные находки. Для определения их хронологии важны аналогичные изображения, происходящие из датированных объектов, таких, как могильники Релка (Чиндина Л.А., 1977), Барсов Городок (Arne Т.J., 1935), Ликинский (Викторова В.Д., 1973) и др.

В VI–VIII вв. были распространены полые объемные зооморфные изображения, выполненные в реалистическом стиле. Отдельные детали их выделены продольными полосами-углублениями, иногда с мелкоточечным орнаментом, который в X–XIII вв. в основном заменяется узором в виде насечки и крупных «жемчужин». Наряду с объемными полыми фигурками представлены односторонние выпукло-вогнутые изображения, исполненные также в реалистическом стиле (табл. LXXXV, 3–5, 7–9). Среди изображаемых сюжетов представлены образы хищной птицы (орла, филина), а также водоплавающие и, видимо, глухарь. Из животных имеются изображения медведя, оленя, коня (табл. LXXXV, 4), изредка и других.

Примечательно, что в Нижнем Приобье пока не известны находки бронзовых литых антропоморфных изображений второй половины I тысячелетия н. э., кроме личин на груди птиц, в то время как они представлены в синхронных памятниках лесного Прииртышья и Нарымского Приобья (Heikel А., 1894, pl. III, 2; IV, 9; X, 4; ОАК за 1911 г., с. 128; Чиндина Л.А., 1977, рис. 34). Антропоморфные изображения Нижнего Приобья даны в гравировке на блюдах и бляхах (Heikel А., 1894, pl. XX, 1; Спицын А.А., 1906б, рис. 9). Исключением является упомянутая литая бляха из Березова, но здесь пляшущие фигуры с тремя треугольными выступами на темени и саблями, поднятыми вверх, аналогичны по стилю гравированным. В то же время присутствие трех выступов на темени не свойственно стилю антропоморфных фигур Нарымского Приобья и лесного Прииртышья. Параллели подобной манере изображения представлены в гравировке на некоторых блюдах из Прикамья, например, на двух находках из Слудки (Спицын А.А., 1906б, рис. 7, 10). Отмеченные особенности объясняются, очевидно, этническим своеобразием населения Нижнего и Сургутского Приобья VI–IX вв.

Определение хронологии памятников оронтурского типа представляет значительную трудность ввиду малого объема имеющегося материала. В.Н. Чернецов (Чернецов В.Н., 1957, с. 185, 200) датировал оронтурский этап VI–IX вв., отмечая наличие в нем двух переходных групп памятников — люликарской, сохраняющей в керамике черты предшествующего карымского этапа IV–V вв., и вожпайской конца VIII–IX в. Такая датировка базировалась в значительной мере на размещении памятников оронтурского типа в хронологическом отрезке между относительно лучше датирующимися памятниками предшествующего карымского и последующего кинтусовского этапов.