Фирсов Русские флотоводцы
Шрифт:
За время перехода заболело 10 матросов, и доктор сказал, что вылечить их можно только на берегу. Расходы на лечение не предусматривались никакими по ложениями и статьями, но Михаил Петрович снял нм берегу специальный дом, окруженный садом, в котором поместил больных матросов. Сухой береговой воз* дух быстро оказал благотворное влияние на больных, и уже через 10 дней большинство из них перебрались на фрегат.
Сердца моряков рвались на родину.
...5 августа, после трех летней разлуки, Кронштадт радушно встретил мореплавателей. В шканечном журнале «Крейсера» появилась последняя запись: «В плавании 1084 дня, из них под парусами — 457». На следующий день фрегат посетил начальник Морского штаба, прошел по всем палубам,
«Я осмотрел фрегат, — донес он в тот же день Александру I, — и нашел его во всех отношениях не только в отличной, но даже необыкновенной, превосходной исправности».
Окончание плавания для Нахимова совпало с радостными известиями: 22 марта 1823 года он был произведен в лейтенанты, а за кругосветное плавание удостоен первой награды — ордена Святого Владимира IV степени.
В рапорте начальнику Морского штаба об итогах плавания Лазарев упомянул лейтенантов Никольского, Куприянова, Нахимова. «...Осмеливаюсь представить на благоуважение в. пр-ва тех отличных г.г. офицеров, которыми я имел честь командовать в продолжение трехгодичного сего плавания... Они на самом деле удостоверили меня в отличных своих достоинствах и тем приобрели право на совершенную мою признательность».
Видимо, эти качества Нахимова учитывал Лазарев, комплектуя экипаж строящегося на верфях Архангельска, 74-пушечного линейного корабля «Азов». Вернувшись в марте 1826 года из отпуска, Нахимов на перекладных отправился в Архангельск. В экипаже • Алова» он встретил прежних сослуживцев по «Крей геру*: Путятина, Домашенко, Бутенева. С первого дня Нахимов с головой отдается службе. Деятельный И опытный Лазарев неустанно занимается разными переделками и усовершенствованиями в конструкции п вооружении «Азова». В этом деле он нашел верного помощника, Нахимова, который без устали трудится им верфи.
«С пяти часов утра до девяти вечера, — сообщает ом другу, — бывал на работе, после должен был идти отдать отчет капитану обо всем, откуда возвратился не ранее одиннадцати часов, часто кидался и платье на постель и просыпал до следующего утра. Таким образом протекал почти каждый день, не выключая и праздников...»
19 сентября 1826 года на Кронштадтском рейде ггал на якоря отряд кораблей, прибывших из Архангельска под командой Лазарева. На борт сразу поднялся командующий Балтийской эскадрой адмирал Роман Кроун. Придирчиво осмотрел «Азов».
Из доклада командующего эскадрой Балтийского флота морскому министру: «С удовольствием уведомляю вас, что прибывший на Кронштадтский рейд корабль «Азов» примерной опрятностью и чистотой обращает на себя внимание/»
Выслушав похвалу в докладе министра, Николай вспомнил фрегат «Крейсер» и приказал:
— Пускай с пристрастием перепроверит правильность похвалы Кроуна Адмиралтейств-коллегия.
Комиссия собралась солидная — ушаковцы, вице-адмирал Семен Пустошкин, капитан-командор Федор Митьков, генерал-интендант Василий Головнин и другие важные чины. Проверяли дотошно пять дней.
На всех кораблях «найдена должная исправность, — доносили комиссары, — что касается до корабля «Азов», то комиссия, входя в подробное рассмотрение устройства оного, по силе означенного предложений начальника морского штаба, нашла многие устройства действительно отличными, ибо расположение и части того корабля отделаны отменно, удобны и полезны для флота, которым и описание комиссия вскорости засим имеет представить вместе с чертежами».
Император не вытерпел, услышав похвалу адмиралов, сам приехал на «Азов». Молча прошел по всем палубам, задержался на артиллерийских деках. Слушал объяснения командира, придирчиво осматривая новшества.
Все эти дотошные проверки, инспекции новшеств, смотры волновали Нахимова. Ведь во многое и он вложил свой труд, отдаваясь с душой любимому делу. Наконец-то «Азов» признан образцовым не только начальством, но и всеми моряками Кронштадта.
Нахимов преисполнен гордости за своего командира и делится впечатлениями с другом: «Надо послу шатъ, любезный Миша, как все относятся о капитане, как все его любят. Право, такого капитана рус ский флот не имел, и ты на будущий год без всяких оговорок изволь переходить в наш экипаж, и тогда с удовольствием моим ничего не в состоянии будет сравниться».
Прелюдия закончилась, «Азов» готовился к походу к берегам далекой Эллады на боевую службу, вызволить греков от турецкого ига.
В начале июня 1827 года эскадра под флагом адмирала Сенявина тронулась в путь. Головным флагманом шел «Азов». Умудренный опытом, адмирал Сеня-вин, гордость моряков в прошлом, присматривался не только к состоянию и выучке экипажа «Азова», но и заведенным порядкам. По приходе в Портсмут, подводя итоги, он издал приказ:
«...Замечено мною, что гг. офицеры употребляют весьма часто во время работы на корабле вовсе неприличные слова, также и то, что на многих кораблях служители употребляют между собою ругательства. Видя, что таковые гнусные изречения нисколько не уменьшаются, для отвращения сего предписываю t: командирам кораблей, фрегатов и прочих судов прикатить всемерное старание, дабы искоренить тако- 1 Ы<‘ дурные обыкновения и, в случае неисполнения сего Запрещения, взыскивать и наказывать строго.
('верх того, дошло до сведения моего, что гг. офице-pi.i корабля «Азов», хотя часто и по усердию к службе, ait переступают меры наказания, дозволяя себе, сверх того, в минуту запальчивости ударять людей во вре-м и работы своими руками. Поставляя сие на замеча ние капитану корабля «Азов», предписываю ему арестовать на три дня капитан-лейтенанта Кутыгина, лейтенанта Нахимова и мичмана Розенберга, сделав им строгий выговор, дабы впредь остерегались подоб ии! х поступков».
Приказ адмирала произвел сильное впечатление на офицеров, особенно на молодых. Среди наказанных щ усердие был Нахимов. Прежние его взгляды на службу, на матросов, от которых требовали прежде исего беспрекословного повиновения, казались незыблемыми. Упрек боевого адмирала прозвучал властно, шставил задуматься и пересмотреть многое.
8 августа эскадра с попутным ветром направилась и Средиземное море. Миновали Гибралтар, не доходя 11алермо, корабли попали в сильный шторм. На «Азо-не» в один из шквалистых порывов упал за борт матрос, крепивший паруса. В кают-компании мичман А.А. Домашенко услышал крик матроса за кормой. Не раздумывая, через окно сиганул за борт, схватил брошенный в воду кем-то стул, подплыл к матросу и отдал ему стул. К ним уже приближалась спущенная С корабля шлюпка, но в этот момент водяной вал накрыл моряков, и они оба скрылись в пучине.
Всех офицеров, матросов «Азова» глубоко взволновал благородный поступок Домашенко: «...какой великодушный поступок! Какая готовность жертвовать собой для пользы ближнего! Жаль, очень жаль, если этот поступок не будет помещен в историю нашего флота...» — сообщает другу Нахимов.
Спустя месяц русские корабли встретились с английской и французской эскадрами. Они уже крейсировали несколько недель неподалеку от Наваринской бухты, где был сосредоточен турецко-египетский флот.