Физиологическая фантазия
Шрифт:
– Ты уверен? – спросила доктор. На ее обычно бесстрастном лице было написано разочарование.
– Да, поздно уже, – быстро сказал Марк.
А потом, отведя глаза:
– Так можно мне вернуться завтра отснять гравюру?
Прежде чем ответить, Фауста долго молчала. За стеклянными стенами пентхауса бесился, бушевал ветер, словно сердился, что вот, все было так хорошо, еще бы немного потерпеть, поскучать – и можно к чистым, вслед за паломниками, а теперь опять все, все сначала...
Что сначала?
Все сначала: снова эта нелепая любовь, и это желание, и ты знаешь, что удовлетворишь его в любом случае, любой ценой. А цена всегда одна – перемена тела без перемены души, и это значит: опять большие деревья у воды, зверь
– Приходи, – проговорила, в конце концов, доктор. – Что же тут поделаешь?
– Спасибо большое, – с облегчением выдохнул Марк. Несмотря на страх он все же не хотел просто так, насовсем покинуть этот хрустальный дом. Слишком многое притягивало его туда. Проще всего это было объяснить любовью к простой и милой Тане, на которой он сознательно сконцентрировал все накопившееся в нем эмоциональное напряжение. – До свиданья, Фауста.
– До свиданья, Марк.
Глава пятая
ИГЛА ВИДАЛЯ
На следующий день, когда Таня ехала к Фаусте Петровне после собрания в институте, на душе у нее был сумбур. За слишком короткое время произошло слишком много событий, которые путались и заплетались в непонятные узоры. Позавчерашнее убийство, загадочная старуха в чепце, появление Марка, кровяная колбаска в банке из-под этого... как его... какие-то два слова, вроде бы разные, а вроде и одно и то же – да-да, суффиксы разные, а корень-то один... вот, бензол-бензоат... Потом возвращение Марка, история о Жеводанском звере и то, как Фауста выставила ее за дверь вчера вечером. Неприятно, честно говоря. Интересно, что там у них было после ее ухода? Впрочем, что толку об этом думать! Тогда о чем? Понять взаимозависимость случившегося Таня все равно была не в состоянии: временами казалось, что вот уже она, логическая связь, сейчас все станет ясно, но вдруг откуда-то коварно выплывал новый необъяснимый элемент, рушивший всю предыдущую конструкцию. История не раскладывалась на классические пары: маньяк – жертва, зверь – человек, молодой человек – зрелая женщина, девушка – старушка. Все компоненты сливались в отвратительный липкий комок, разлепить который не представлялось никакой возможности.
– Ладно, – решила Таня, – это же не детективный роман, а жизнь. А в жизни всегда все запутанно.
И побежала скорее к дому-кораблю по мосту над озером. Ветер бесился еще хуже, чем обычно. Таня опять сняла с шеи платок и повязала его на голову, прикрыв уши.
Она часто носила теперь красивые шелковые платки, затянутые оригинальными узлами: научилась этому у Фаусты Петровны. У доктора была умопомрачительная коллекция платков от лучших французских стилистов: всех узоров, всех цветов и оттенков, под любой наряд. Кажется, их было сто тридцать четыре. Под них был отведен специальный шкафчик в зеркальной гардеробной. А носила их Фауста с такой неподражаемой элегантностью, что Таня просто заболела этими платками. И на первую же зарплату купила себе неописуемо дорогой платок от Гермес. Но он того стоил – большой, роскошный, ярко-красный, с классическим черно-золотым орнаментом.
Защитясь гермесовским платком от ветра, Таня благополучно дошла до дома Фаусты и поднялась наверх. Доктор открыла ей дверь, и, хотя ее лицо было, как обычно, бесстрастным, девушка интуитивно поняла, что и у Фаусты настроение не из лучших.
Ничего не сказав, даже не дав ассистентке поручений, доктор развернулась и побежала в глубь квартиры: из спальни раздался истошный вой зверечка. Таня слышала, как там, за зеркальными стенами, Фауста говорит живоглотику:
– Ну что ты разорался? Ты же только час назад ел. Что, опять? Ну на... на... ты мой намурлюпчик... Собака ты ненасытная, а не кот.
Немного постояв
в передней, Таня так и не придумала, чем ей заняться, и побрела в лабораторию. Там она, как всегда, остановилась у окна и стала смотреть на паломников с ракушками, карабкающихся по косогору.Паломники шли медленным усталым шагом; некоторые заметно хромали. Иногда, если Фауста Петровна бывала не занята и в хорошем настроении, она приглашала зайти самых увечных и лечила их – бесплатно, как и своих любимых прыщавок. Доктор чем-то мазала их опухшие, кровоточащие от долгой ходьбы ноги, прокалывала гнойные пузыри на пальцах, дула на них сверху, и болячки мгновенно исчезали, нарывы рассасывались. Если пациенты приходились ей по вкусу, она даже давала им с собой флакон с чудодейственным дезинфицирующим лосьоном – большой флакон, целую бутыль, чтобы хватило до края земель.
Паломники благодарили доктора и кланялись до земли, касаясь пола рукой. У многих были страшные багровые лица, словно изрытые оспой; Фауста подвела одного из них к свету и показала Тане, словно это был дерматологический атлас.
– Видишь, Таня, что бывает, если не лечить клещдемодекс, – сказала она назидательно. – Он распространяется по стенкам сосудов, нарушается кровоснабжение, и начинается заболевание «розацеа». Запомнила? Ро-за-цеа.
Паломник стоял тихо, не сопротивлялся, только жалобно жмурился под садистским светом лампы. Доктор вылечила ему ноги, и теперь он легко дойдет до чистых. Доктор добрая, так что ничего, можно и потерпеть.
– Великолепный образец розацеи, – сказала Фауста с удовлетворением, выключая лампу.
Но это было»давно, а сегодня не было никакой надежды на то, что доктор пригласит паломников и начнет выхаживать их раны на ногах или брать соскоб с покрытых паршой тел, безошибочно ухватывая юркого клеща и наглядно демонстрируя Тане разницу между чесоткой и постчесоточным дерматитом. Нет, сегодня Фауста явно не в духе.
Пока Таня размышляла, стоит ли ей осведомиться у доктора насчет того, чем заняться, или лучше вообще не попадаться на глаза, Фауста зашла в лабораторию и сказала:
– Ты бы, Таня, прибралась немного. Сейчас эксперт этот опять придет.
«Ну вот, конечно. Он придет опять. Значит, все у них хорошо. Так я и знала...» – мгновенно полыхнуло в груди у девушки, но она спросила послушно:
– На стол накрывать?
– Нет, – отрезала Фауста. – Что, нам теперь его на полный пансион взять? Обойдется.
Стало быть, не так уж все хорошо.
– Вот отснимет гравюру, и хватит. Я устала.
– Хорошо, хорошо, – торопливо ответила Таня.
Марк пришел, как и накануне, в восемь часов. На этот раз с профессиональной фотокамерой. Произнес несколько вежливых фраз и прошел в гостиную: снял гравюру со стены, аккуратно вынул из рамочки, открыл объектив. Женщины, сидевшие на диване, молча наблюдали за ним.
– Готово, – сказал он с удовлетворением и стал вставлять лист обратно в рамку. На этот раз он возился гораздо дольше: вставить гравюру на место оказалось намного труднее, чем вынуть.
– Конечно, ломать не строить, – прокомментировала Фауста.
Марк все же справился с задачей. Пошел вешать гравюру на стену и опять застрял.
– Ну, что еще? – спросила доктор.
– А вон та... Не разрешите ли мне отснять еще и ту гравюру?
– Уж эта-то тебе зачем понадобилась? – удивилась Фауста.
– Да все затем же, для диссертации.
– На ней же волка нет. Этого зверя твоего.
– Неважно. Эта сцена тоже имеет прямое отношение к волку.
Над каждой из гравюр висел маленький плоский светильник, как в хорошем музее, поэтому изображение было прекрасно освещено. Сцена происходила в старинном интерьере крестьянского дома; на первом плане стояла безобразная старуха в нелепом рогатом чепце, а рядом с ней – девочка в повязанной на голову косынке.
– Что-то я не вижу связи, – сказала Фауста.