Физиологическая фантазия

– Ну что, эксперт? – насмешливо спросила Фауста, подходя к стеклянной стене, выходившей на озеро. – Много увидел?

Марк вздохнул и пожал плечами:

– Да что тут можно увидеть! Как-то глупо все получилось. Я и сам толком не понимаю, зачем приехал.

– Раз приехал, значит, зачем-то это было нужно, – заявила доктор. – Ладно уж, если пришел, садись. Выпьешь чего-нибудь?

– Не знаю, – смутился он. Беспрекословный тон Фаусты отчего-то делал его робким, хотя молодой человек был вполне уверен в себе.

– Садись, садись, – повторила она, и он послушно сел на кремовый кожаный диван. Фауста пошла к бару и какое-то время возилась там, звякая стаканом и бутылками; Марк молчал.

– Что это ты притих? – спросила она, оборачиваясь, и увидела застывшее лицо молодого человека: он неотрывно смотрел на гравюру в золоченой рамке, висевшую на стене напротив дивана. – Что ты там такое увидел?

– Откуда это у вас? – проговорил Марк после паузы.

– Что?

– Вот эта гравюра.

Ах, эта... – Фауста подошла к дивану и протянула Марку стакан виски со льдом. – Это наследство моей прабабки-француженки. Меня назвали в честь нее. Знаешь, Фауста – старинное католическое имя, сейчас детей так не называют, даже во Франции. И церквей, посвященных святой Фаусте, больше не осталось.

– Нет, есть одна, – ответил он, не отрывая глаз от гравюры. – Романская церковь в центральной Франции, недалеко от Жеводана.

– Надо же, какие познания, – усмехнулась доктор.

– Я историк.

– А как же тебя в милицию занесло, историк?

Не отвечая, Марк поставил стакан на журнальный столик, встал с дивана и подошел вплотную к гравюре. Долго разглядывал ее, а потом сказал:

– Я сам им позвонил, когда узнал об этом из газет. Было так похоже, что я подумал: а вдруг я чем-нибудь смогу помочь, след найти.

– Когда же они успели об этом в газетах написать?

– Таких случаев уже много. В разных районах Москвы, – серьезно ответил Марк. – Это десятый.

– Н-да, – сквозь зубы сказала Фауста и сделала глоток; она пила не виски, а какой-то белый непрозрачный напиток. – И чем же ты собирался им помочь?

– Как ни странно, похожие случаи уже происходила. Давно, лет двести пятьдесят назад. В Жеводане.

– Это там, где церковь святой Фаусты?

– Да, там.

– Интересно, – протянула доктор и сделала еще глоток.

– А вы знаете, что изображено на этой гравюре? – спросил Марк.

– Ну что... – Фауста взглянула на картинку скучающим взглядом, как смотрят на давно знакомые предметы домашнего обихода. – Волк... нападает на человека...

– Это не волк, – заявил молодой человек. – Это Жеводанский зверь. Тот самый, которого я изучаю.

– А что это за зверь? – вдруг спросила Таня.

Она шла из лаборатории в приемную со стерилизованными инструментами, но, услышав обрывок разговора, застыла в дверях гостиной.

– Ты что здесь делаешь? – немедленно обрушилась на нее Фауста. – Инструменты простерилизовала?

– Простерилизовала...

– И что случилось? – вдруг спросила доктор, уловив в тоне ассистентки нотки вины.

– Я... Фауста Петровна... я случайно, так вышло... Я зашла в ванную с подносом, а там лежали иглы... ну, глазные копья. Одно копье упало в раковину и утонуло.

Фауста неодобрительно покачала головой.

– В старину девушки специально бросали иглы в воду, когда хотели завести жениха, – сказал Марк и улыбнулся хорошенькой девочке, стоявшей с подносом у дверей.

– Да, но это была моя игла, – ледяным тоном проговорила Фауста. – Иди работай, нечего тут болтаться.

Марк проводил глазами изящный силуэт девушки и опять посмотрел на гравюру.

– Этот зверь – самое жуткое создание, которое когда-либо появлялось на территории Европы. В течение трех лет оно держало в страхе весь Жеводан, – стал рассказывать он. – На самом деле, до сих пор точно не известно, что это за чудовище. Волк? Оборотень? Пес, науськиваемый маньяком? Напуганные люди называли его просто Зверь. Посмотрите, – обратился он к Фаусте, – даже на вашей гравюре он не очень похож на волка. Тело длинное, передние лапы слишком короткие. Чудовищные когти и клыки, большая голова с узкой хищной мордой, маленькие, торчащие вверх уши. Это может быть и волк, и тигр, и гиена – кто угодно.

– Да, правда, – словно с удивлением заметила доктор, взглянув на изображение. – А я никогда не замечала. Хороший глаз у тебя.

– Знали бы вы, сколько я таких картинок видел. В репродукциях, конечно. Такие оригиналы, как у вас, только в национальных библиотеках хранятся. Да и сама картинка, честно говоря, необычная.

– Что же в ней необычного?

– Как правило, на литографиях зверь нападает на женщин. Его часто изображают в полный рост: перед прыжком он вставал на задние лапы, а потом бросался на человека. Метил всегда в лицо. Раздирал жертве голову, грудь и живот. А на вашей гравюре жертва не женщина, а мужчина, и зверь не нападает на него, а сидит рядом с изувеченным телом – спокойно сидит, как будто охраняет.

– Виски-то выпей, – сказала Фауста.

Марк вернулся на диван и снова взял в руки стакан.

– Удивительная гравюра, – заключил он. А потом протянул просительно: – Не разрешите ли вы мне ее отснять? Это недолго. Я приду с профессиональной камерой и быстро все сделаю.

– Что ж, приходи, – спокойно разрешила доктор. – Когда ты хочешь прийти?

– А завтра вечером можно?

– Приходи, – повторила Фауста. – Чайку попьем, расскажешь нам с Таней о своем звере. Таня – это ассистентка моя, – объяснила она Марку. – Ей, видимо, так любопытно, что она уже давно стоит в коридоре и подслушивает.

Пунцово-красная Таня вышла из коридора и остановилась в дверном проеме.

– Ну как ты себя ведешь? – спросила Фауста. – Сначала опоздала, потом иголку утопила, теперь в холле прячется. Что за девочка, ей-богу!

– Так интересно было про зверя, – виновато сказала Таня.

– Да расскажет он нам завтра про этого зверя. Правда, Маркуша? – неожиданно ласково осведомилась доктор.

Марк, так до сих пор и не сделавший ни глотка, от растерянности поставил стакан обратно на стол.

– А где же Зверь жил? – спросила Таня, воспользовавшись минутой замешательства.

– Вообще-то неизвестно, куда он прятался, когда уходил от облав, – ответил Марк. – Я полагаю, что там было одно ущелье... Собственно, оно и сейчас есть. Но это долго объяснять, я вам потом расскажу. А на людей он обычно нападал на пастбищах. Он охотился не на быков – именно на людей. Пастушьи псы при его виде только дрожали и скулили, даже не пытаясь защищать хозяев. Правда, быки, за которых прятались пастухи, выставляли ему навстречу рога, но зверь был хитер. Он ловко избегал ударов, огибал быков и опять кидался на людей. А потом зверь так обнаглел, что перестал бояться людных мест и пожирал своих жертв буквально на пороге их собственного дома, в саду. При криках: «Зверь!» крестьяне, конечно, выскакивали из домов с топорами и вилами, но жертва с разодранным лицом, грудью и животом уже валялась на земле. Зверь же, заметив людей, презрительно встряхивал огромной головой и медленно трусил прочь, словно хотел показать, что он их не боится.