Физрук и вот это вот все
Шрифт:
Очевидно, что на финальной стадии этого предприятия у одиночки больше шансов, чем у целой толпы. Одиночка может пробраться на побережье, просочиться на борт идущего на остров корабля, во избежание таможенного осмотра вовремя спрыгнуть за борт, вплавь преодолеть последние километры до острова, вылезти на берег, осмотреть сооружения защитного периметра, сокрушенно схватиться за голову и уплыть обратно. Но не менее очевидно, что на ранней стадии этого предприятия его сожрут степные крысоволки, стоит ему только от рудника на пару сотен метров отойти.
Ну ладно, меня, допустим, они не сожрут, потому
В принципе, схема рабочая, просто она потребует много времени и усилий. Так много времени и усилий, что день-два, проведенные мною на руднике, погоды точно не сделают и ни на что, кроме уровня моей информированности, не повлияют, так что я решил не торопиться.
Потому что, на самом-то деле, этот рудник-тюрьма на планете-тюрьме был самым безопасным местом, в котором мне довелось побывать, наверное, с самого начала игры.
Допустим, враги знают, где я, но что это им дает? Добраться сюда не так просто, а у тех, кто доберется, будут срезаны девяносто процентов всех характеристик, что сделает их для меня легкой добычей. Ладно, пусть они и не догадываются, что я остался при своих, сам факт потери личного могущества должен их остановить. Соломон Рейн на собственном примере показал, как местные деятели не любят возвращаться к своим исходным параметрам.
Отогнав пять тачек породы, получив новую кирку, заплатив штраф за старую и вернув Бро одолженный жетон, я снова уединился в своем отнорочке и вернулся к добыче, на этот раз очень осторожно, аккуратно, и, можно даже сказать, нежно.
Эксперименты показали, что легкий тюк по стене откалывает руды примерно на половину объема тачки, а значит, мне придется очень много ходить. Чтобы не вызывать подозрений, я немного постучал по стене, позволяя кирке падать под ее собственным весом, снова одолжил лопату и принялся толкать тачку на выход.
Самое обидное, что за все эти достижения Система мне даже профессию горняка открыть не удосужилась. Или достижение вроде «почетного шахтера» выдать.
И кстати, интересно, если тут нет магии и не работают никакие технологии сложнее колеса, как тут вообще инфосфера существует и Вычислители в ней выживать умудряются? И чем больше я об этом думал, тем больше приходил к мысли, что все эти ограничения искусственные и придуманы самой Системой, потому что… ну, черт его знает, почему.
Как-то очень искусственно все это выглядело. Надуманно и не по-настоящему.
Ближе к концу рабочей смены у меня скопилось полтора десятка жетонов и я решил притормозить с добычей, чтобы не устраивать демпинг, инфляцию и обвал галактического рынка тримерита. А попросту говоря, мне надоело ходить и толкать перед собой тачку, что пустую, что полную.
Поэтому я потушил не успевший догореть факел и отправился на поиски бригадира.
Бро тоже уже не работал. Он отдыхал, вытянувшись на полу шахты во весь свой немаленький рост.
Я присел рядом на камень и начал разговор издалека.
— А зачем этот тримерит вообще нужен?
— Есть разные способы применения, бро, — сказал он. — Убежища из него делают, помогают во время всяких магических катаклизмов. Сейфы для особо ценных сокровищ. Индивидуальные спасательные капсулы. Кто-то вообще на украшения пускает. Но главный рынок
сбыты, конечно, это оружейники.— Оружейники?
— Пули из него льют, бро, — сказал он. — Пули и наконечники для стрел. Выходит по цене дороже, чем если бы их из золота лили, причем раз так в десять дороже, если не больше, и на обычную пехоту ты такой боеприпас тратить не будешь, но… Тримеритовая пуля пробивает любое силовое поле или магический купол, понимаешь?
— Спецназ?
— А так же киллеры и всяческие ассассины, бро, — сказал он. — Вернее тримеритовой пули ничего нет.
— А она способности стреляющего не блокирует?
— Режет немного, — сказал Бро. — Поэтому их ящиками никто с собой и не носит. Ну и еще потому что они, заразы, очень дорогие.
— Никогда не слышал о таком, — сказал я. — А стреляли в меня из очень разного.
— Видимо, ты еще не дорос до того уровня, бро, чтобы на тебя тримеритовый боеприпас тратить, — сказал он. — Хотя меня терзают смутные сомнения.
— Например? — спросил я.
— Ладно, не будем, — сказал он. — У нас тут нет прошлого. Будущего, впрочем, тоже.
— Тебе сколько тут сидеть-то осталось? — спросил я.
— Вообще такие вопросы задавать не принято, — сказал он. — Но тебе я отвечу. Шестнадцать лет, бро.
— А сколько ты уже отсидел?
— Слишком много, — сказал он. — И такие вопросы тут тоже не принято задавать.
— А как же тогда люди узнают друг друга?
— Что тебе надо знать? — спросил он. — Вот кирка, вот тачка, вон порода. Иди долби и надейся, что тебя подземные крысоволки до конца твоего срока не схарчат.
— Бывали прецеденты? — поинтересовался я.
— Да каждую неделю нападают, — сказал он. — Я должен был тебя предупредить, но забыл, так что считай, что сейчас предупредил. Если нападут, беги на выход и кричи.
— Что кричать?
— Неважно, что. Главное, громко.
— Полезный совет, — оценил я. — Слушай, а вот я тебя хотел спросить, как орка, давно тут сидящего… У вас… э… какая-нибудь связь с этническими сообществами из других бараков поддерживается?
— Чего-то расизмом попахивает, бро, — сказал он.
— Вовсе нет, — сказал я. — Я просто хотел бы знать, есть ли на руднике еще орки и много ли их.
— Много, — согласился Бро. — Незаконопослушный народ, те еще беспредельщики.
— А это, выходит не расизм?
— Мне можно, бро, — сказал он. — Так в чем вопрос?
— С кем-нибудь из серых орков хотел бы я перетереть, — сказал я. — Желательно из тех, кто постарше.
— Старики тут долго не живут, — сказал Бро. — Шаман не в счет, он такой долбанутый, что его даже крысоволки стороной обходят. Зачем тебе серый орк, бро?
— Хочу обсудить кое-что из их фольклора, — сказал я.
— Сказочки-страшилки?
— В основном, страшилки, — сказал я.
— А мне это зачем?
— За пять жетонов.
— Гони монету, — сказал он, протягивая ладонь в мою сторону. — Я серый орк.
— А чего такой зеленый?
— Это плесень, бро. Отсиди с мое, еще не так позеленеешь.
— Я серьезно, — сказал я.
— Ну, так и я тоже, бро, — он перестал тянуть руку и ухмыльнулся. — У нас в бараке серых нет, но есть один парень во втором. Сидом его звать, по-моему. Гони жетоны.