Флибустьер

Я подумал, что надо было сразу идти в Брест. Не думаю, что нас кто-либо обвинил бы в трусости. Мы не кадровые военные и даже поучаствовали в сражении. Теперь не убежишь. Это уже будет неисполнением приказа и дезертирством с поля боя. Чертыхнувшись про себя, приказал ставить паруса и следовать к берегу.

Фрегат «Решительный» лег на грунт между «Королевским солнцем» и «Победоносным», а затем мой и дальше «Великолепный». В чем был смысл размещения фрегатов между линкорами, мне не сказали. Наверное, потому, что смысла не было. Во время отлива все корабли легли на мористый борт, наклонив мачты в сторону моря. Из-за этого стрелять из пушек гондека было невозможно, а с опердека — только высоко задрав стволы. При этом комендорам придется удерживать карронады, чтобы сразу после выстрела не скатывались сами по наклоненной палубе к борту. Баркас и катера вместе с мушкетерами и частью матросов забрали с фрегата, чтобы организовать защиту от вражеского десанта и брандеров. В итоге защищать корабль осталась менее половины личного состава. Хорошо, что рабочую шлюпку не забрали, иначе бы на берег можно было бы попасть только во время отлива.

Английский флот дрейфовал милях в пяти от гавани. Корабли были третьего и четвертого рангов. Это не считая мелочь трюмастую, из которых не меньше трех были брандерами. Англичане явно ждали высокую воду, чтобы войти в гавань и побеспредельничать.

— Кике, собери мои вещи и отвези на берег. Сними там лучший номер в лучшей таверне. Если ничего не случится до вечера, приеду туда ночевать, — приказал я слуге, потому что, лежа на грунте и с сильно уменьшенным экипажем, чувствовал приближение белого пушистого зверька по названию песец.

До вечера ничего не случилось. Англичане выслали три авизо для промера глубин. Их обстреляли из кулеврин, расположенных на башне. Одно ядро угодило в цель. Этого хватило, чтобы суденышко, кренясь на продырявленный борт, убралось по защиту линкоров, а два других последовали за ним.

После захода солнца я отправился на берег. В предыдущие жизни выработалась у меня привычка возвращаться в города по-светлому, иначе ворота закроют. Стен с воротами уже нет у многих городов, но привычка сидит у меня в подкорке, на изменение ситуации не реагирует, как раньше долго не хотела признавать, что ночью в город не попадешь ни за какие деньги. Таверна оказалась трехэтажной. Это уже была полноправная гостиница, хотя все еще нет стойки. Хозяин — мужчина под шестьдесят, с длинными седыми прямыми волосами, подрезанными на лбу скобкой, одетый в белую рубаху и темно-красную жилетку из шерстяной ткани — сидел за столом, застеленным темно-красной скатертью, свисающей почти до пола, в небольшом холле напротив входной двери и рядом с лестницей, ведущей и наверх, к номерам, и вниз, наверное, в подвал или погреб. В зубах у него была потухшая, глиняная трубка. Он сам принимал постояльцев, сам отводил их в комнату, но вещи уже нес мальчик-слуга — патлатый постреленок с красным сопливым носом. Мальчишка взял мою винтовку и спасательный жилет. Винтовку нес, как что-то супер ценное, а жилет — небрежно, не подозревая, что в нем спрятано драгоценных камней и денег столько, что хватит вооружить целый драгунский полк, а то и два.

— Что сеньор виконт хочет на ужин? — вынув трубку изо рта, спросил хозяин гостиницы, поднимаясь по лестнице впереди меня.

— Поужинал на корабле, — ответил я.

— А что изволите на завтрак? — как бы пытаясь услужить мне, но на самом деле — заработать еще несколько су, поинтересовался он.

— Приготовь яичницу, — сказал я.

— Завтра пост, — напомнил он. — Может, рыбу приготовить?

— Самая лучшая рыба — это колбаса, — поделился я советским опытом. — Приготовь яичницу с кровяной колбасой.

Хозяин гостиницы хмыкнул тихо, но ничего не сказал. Атеисты все еще удивляют, но уже не пугают и, тем более, не вызывают желание искоренить с помощью костра.

Мой номер был на втором этаже. Двухкомнатный, с большим окном в каждой комнате. Вид из окон в сторону моря, только вот дома через дорогу закрывали его. В передней, проходной комнате стоял овальный стол и четыре табуретки вокруг него, у стены — узкая кровать для слуги, рукомойник и таз для умывания, а в узкой коморке рядом с входной дверью — ночной горшок под табуретом с дыркой. Во вторую комнату вел проем без двери и даже занавески. Там стояла большая и широкая кровать на помосте, но без балдахина, а рядом с ней — большой сундук с ровной крышкой, на которой располагался подсвечник с тремя новыми сальными свечами и два пустых оловянных стакана.

Перехватив мой взгляд, хозяин гостиницы сказал:

— Если ночью захотите пить, у меня есть хорошее вино.

— Местное? — спросил я.

— Да, — ответил он.

— Тогда лучше принеси сидр, — распорядился я.

Слуга принес яблочную бражку в кувшине из толстого зеленоватого стекла. Такие кувшины я в этих краях видел лет двести назад. Не удивлюсь, если этот сохранился с тех времен. Нормандцы — народ бережливый. Их даже прижимистые жители южных районов Франции называют скупердяями. В ответ нормандцы называют южан мотами. Те обижаются и заявляют, что моты — это парижане. Для них — да, а для нормандцев парижане находятся где-то за пределами человеческого, поэтому получили прозвище телячьи головы.

68

Разбудил меня звук горна. Трубили тревогу. Солнце еще не взошло, за окном было серо, пасмурно. Прилив только начался, так что можно не спешить. Англичане сейчас просто не доберутся на дистанцию прицельного выстрела. Разве что десант высадят, но на такую глупость они вряд ли способны.

Слуга побрил меня. Раньше я не доверял свою шею другим людям с опасной бритвой в руке, но в этой эпохе привык. Тем более, что Кике брил виртуозно, хотя нигде не учился. Если бы не повстречал меня на своем жизненном пути, наверное, сейчас был бы известным брадобреем в каком-нибудь испанском портовом городе.

И яичницу приготовили именно так, как мне нравится, не пожалев кровяной колбасы. Скорее всего, вбухали всю, что осталась со вчерашнего дня, а то ведь до завтрашнего пропадет. В общем, день начался хорошо.

На берегу моря собралась изрядная часть шербурцев. Им интересно было посмотреть морское сражение. Такие представления здесь редко показывают, тем более, бесплатно. Зрителей не пугало даже то, что не только в партер, но и на галерку может залететь ядро. Матросы на рабочей шлюпке ждали меня. Когда я сел на носовую банку, два матроса, шагая по мелководью, потянули лодку к фрегату. Приливное течение журчало звонко, радостно, словно соскучилось по этой части морского дна. На глубине с полметра, оба матроса запрыгнули в лодку и сели на весла, помогая двум другим.

Через пару минут я оказался у борта фрегата, рядом со свисающим до воды штормтрапом. От обшитого медью корпуса тянуло гнилью, как будто металл способен на такое. Экипаж, точнее, те, кого мне оставили, находился на местах по боевому расписанию. Жан Мересс и Гильом де Сарсель стояли на шканцах, наклоненных в сторону моря, на возвышенном, левом борту, хотя удобнее было бы на правом. То ли хотели видеть, как можно дальше, то ли чтобы не мешать мне.

Английская эскадра медленно, поставив лишь марсели, как бы закрадывалась в бухту. Спешить им некуда — до полной воды еще не меньше часа. Впереди шли три авизо на дистанции метров сто друг от друга, на которых мерили глубину примитивными лотами — куском чугуна на веревке. Бросали его вперед по ходу судна и, когда подходили к этому месту, смотрели на метки и выбирали. Правило семи футов под килем пока не работает. Считается, что хватит двух-трех. Остальные корабли шли за ними толпой — не воевать, а надрать уши нашкодившим пацанятам.

— Что там слышно от адмирала? — спросил я Гильома де Сарселя, чтобы убить время.

— Пока ничего нового. Англичане не осмеливаются атаковать. Наши корабли стоят под защитой форта, и им помогают три двенадцатипушечные галеры, — доложил он.

Судя по всему, адмирал де Турвиль выбрал более удачное место для укрытия.

Бой начали кульверины, установленные на башнях. К тому времени вражеские корабли были на дистанции кабельтовых шесть от наших линкоров, сидевших вместе с фрегатами в линию на грунте на мелководье. Впрочем, мой фрегат, благодаря приливу, уже был на плаву. Теперь можно было открывать и пушечные порты на гондеке, что я и приказал сделать.

Наши корабли подключились к стрельбе, когда дистанция сократилась до полумили. У англичан впереди шли два корабля третьего ранга. Как мне сказал Гильом де Сарсель, это семидесятипушечный «Графтон» и шестидесятипушечный «Монах». У остальных английских линейных кораблей менее шестидесяти пушек. Вполне возможно, среди них и те, которых мы обстреляли во время сражения. Видимо, мало получили, хотят еще. Поскольку английские корабли находились носом к нам, я разрешил комендорам стрелять, в который им удобнее и по готовности залпом побатарейно. После первого же залпа образовалась такая густая туча из черного дыма, что разобрать было невозможно, попали ли, куда и кто именно. Как догадываюсь, начиная со второго залпа, мои комендоры палили наугад. Я не возражал: порох и ядра оплачивает король. Пусть комендоры потренируются за его счет. Расчеты карронад пока отдыхали. Их время придет, когда враг приблизится хотя бы на три кабельтова.