Флибустьер

62

Продаже призов затянулась почти на месяц. И сами захваченные суда, и груз в трюмах стоили мало. Галеон и четыре шхуны собирались в Африку за рабами, а остальные были нагружены шерстью и овчинами. Галеон купили те же самые «датские» купцы, а шхуны и бригантины разобрали французские судовладельцы, часть которых приехала из Сен-Мало, который сейчас стал столицей корсаров. Шхуна, показавшаяся мне знакомой, была бывшей моей, а то того — Мишеля де Граммона. Поскольку мы оба и еще англичанин, который купил шхуну на аукционе, потеряли ее, я решил не выкупать. Пусть принесет несчастье и следующему хозяину, но уже не мне. Всего мы захватили на восемьсот тридцать тысяч ливров с хвостиком. На пай вышло по тысяче сто тридцать одному ливру и шестнадцать су.

Во всех припортовых забегаловках начался праздник длиной в несколько недель, потому что я решил в этом году больше не выходить в море. Пока продавали трофеи, пришло известие, что английский флот вернулся в Ла-Манш и захватил нескольких французских корсаров. Следом за ним вернулся из океана и французский флот, но в пролив сунуться побоялся, встал в Бресте на зиму, хотя до нее еще полтора месяца. Я решил последовать их примеру.

Оба брига благополучно сходили в Вест-Индию и вернулись с полными трюмами колониальных товарах, подорожавшими за год еще процентов на десять. Заморская торговля практически встала. Флибустьеры всех воюющих стран поспособствовали этому. Впрочем, и я приложил руку, причем неслабо.

В ноябре приехал из армии тесть Матье де Кофлан и рассказал, как воевал. В общем, почти никак. Сидели в осаде и сопровождали обозы. В апреле захватили город Монс, а в сентябре маршал Люксембург во второй раз надрал задницу князю Вальдекскому, причем противника было почти в четыре раза больше. Мой полк в этой стремительной и дерзкой атаке не участвовал, но тесть рассказал о ней с такими подробностями, словно был главным участником. Умеют французы гордиться победами, особенно чужими.

Зиму я провел в своем имении в компании стремительно полнеющей жены. Нет, она не была беременна. По ее словам, в мои долгие отлучки Малу становится скучно и тоскливо. Чтобы справиться с этими неприятными чувствами, она ест что-нибудь сладенькое, несмотря на предупреждения, что толстые женщины мне не нравятся. Подозреваю, что кто-то уверил мою жену, что богатая и, что важнее, знатная женщина не может быть худой.

Весной, во время подготовки фрегата к выходу в море, ко мне пришел капитан Жан Мересс. Выглядел он неважно. Одет, конечно, не в лохмотья, но, как мне показалось, в то, в чем ходил три года назад. Капитаны сейчас нужны только на корсарские суда, а Жан Мересс не производил впечатления отчаянного человека.

— Вы вернули свою шхуну, а меня до сих пор никто не хочет брать, потому что считают виноватым в потере ее, — пожаловался капитан. — Но вы ведь знаете, что я не виноват!

— Я же написал об этом в рекомендательном письме, — подтвердил я.

— Его никто не читал, — сообщил Жан Мересс. — Я знаю, что вам сейчас не нужны капитаны, но если бы вы взяли меня в поход своим помощником или шкипером на призовое судно, тогда бы все поняли, что вы меня простили. Глядишь, и доверили бы мне какое-нибудь судно.

— Ладно, возьму в следующий поход, — решил я.

Снялись в конце марта. По сведениям, которые я получил от губернатора Батиста де Буажурдана, английский военный флот сейчас стоит возле острова Уайт. Следовательно, в Ла-Манш соваться рискованно. Фрегат, конечно, убежит от любого крупного английского военного корабля, но при условии, что будет ветер, дующий в нужную сторону и с нужной силой. Поэтому я повел свой корабль к южному побережью Ирландии. Вспомнил, как сам возвращался из Вест-Индии, и решил подождать там английские или голландские суда. Они будут большими и трюмы полны дорогими колониальными товарами. Захватывать лоханки с овечьей шерстью мне надоело.

Ирландию еще называют Зеленым островом. Зима здесь теплая, лето не жаркое, и круглый год высокая влажность, поэтому все двенадцать месяцев, за редким исключением, остров покрыт зеленой травой. Издалека Ирландия смотрится в некоторых местах, как огромное поле для тенниса. Мы смотрели с дистанции миль пять-семь, и именно такой она нам и казалась.

Добыча появилась на девятый день крейсирования. Это были три трехмачтовых корабля с широкими корпусами и водоизмещением тонн на шестьсот-семьсот. Явно рассчитаны на неспешное и продолжительное плавание в северных широтах. Под бушпритом свисал блинд, на фок- и грот-мачте паруса в три яруса, на бизань-мачте — латинский парус. Я бы отнес эти суда к галеонам, если бы не низкие кормовые надстройки. Вооружение у них было хиленькое — от восьми до двенадцати орудий калибром три, шесть, девять фунтов. Этого хватит, чтобы отбиться от пары десятков флибустьеров на катере или отсалютовать о своем прибытие в порт. На палубах стояло на рострах по несколько баркасов и катеров, из-за чего я подумал, что это китобои, и удивился, почему от них не воняет тухлой рыбой за несколько миль?

Они заметили нас издалека и сразу развернулись носами на нечастый в этих местах, северо-восточный ветер. Паруса легли на мачты, гася инерцию переднего хода. В таком положении и оставались, пытаясь определить, кто и с какой целью несется к ним под всеми парусами?

Когда дистанция сократилась до одной мили, я приказал поднять французский флаг. У них было время подготовиться к встрече, так что то, что мы — враг, не будет сюрпризом. Наверняка пушки уже заряжены, а команда вооружена и расположена по боевым постам. Я видел суету на палубах. Может быть, нервы не выдержат и пальнут по нам с дальней дистанции. Корабли дрейфовали правыми бортами к нам, и я решил, что хотят встретить дружным залпом. Приказал взять левее, чтобы зайти к корме корабля, самого дальнего от берега.

Как ни странно, залпа не последовало.

— Они спускают на воду баркасы! — доложил Жан Мересс, который, несмотря на бедность, был обладателем прекрасной подзорной трубы.

Может быть, взял ее в долг, под будущую добычу. У всех членов экипажа фрегата кредит в банках и магазинах Нанта. Процент, конечно, грабительский, но при той добыче, что мы захватывали в прошлом году, довольны оставались обе стороны. А я вот имел возможность заказать великолепную подзорную трубу настроенную именно под мое зрение, но не делаю это. Я и биноклем пользовался редко в будущем. Даже после пятидесяти зрение было хорошее, с небольшим уклоном в профессиональную дальнозоркость. Появившиеся в конце двадцатого века компьютеры вырабатывали близорукость, благодаря чему компенсировалась дальнозоркость.

Когда фрегат приблизился к корме корабля, самого дальнего от берега, там уже не было ни одного члена экипажа. И не только на нем. На баркасах и катерах команды всех трех кораблей сноровисто и быстро гребли к ирландскому берегу. Видимо, здраво рассудили, что погибать рановато, в плену сидеть скучно, а так хоть личное имущество сберегут. За ними уж точно никто гоняться не будет, тем более, против ветра.

Суда оказались рыболовецкими базами. Трюма были забиты бочками с засоленной треской. Поскольку никаких документов в капитанских каютах не нашли, я предположил, что ловили рыбу на Ньюфаундлендской банке. Она находится возле острова Ньюфаундленд. Там встречаются теплый Гольфстрим и холодное Лабрадорское течение, из-за чего постоянно туманы. Глубины от пяти до ста метров — самое то для трески и не только. Я еще застал времена, когда там собирались целые рыболовецкие флота со всего мира. Затем Канада, а это ее двухсотмильная зона, ввела ограничения, потому что запасы рыбы оказались не безразмерными, как думают в семнадцатом веке. В мирное время рыбаки из Нанта тоже промышляли там. Я даже подумывал, не припомнить ли датский опыт и не заняться ли рыболовством?

— Рыбу и корабли можно выгодно продать в Бресте, — подсказал Жан Мересс. Искупая былую вину, он постоянно лез с советами, доказывал свою профессиональную пригодность. — До войны там было несколько таких флотилий и покупатели на улов.

Я тоже подумал, что до Нанта эти тихоходы будут тащиться на неделю дольше, чем до Бреста. Проведаю знакомые места, посмотрю, что там и как сейчас. Заодно продадим добычу.

63

Жан Мересс был прав. Покупатели на наши призы и на их улов нашлись сразу. Захваченными кораблями заинтересовались местные хозяева рыболовецких флотилий, а почти всю солёную треску купил интендант Антуан Герье, снабжавший французскую военно-морскую эскадру, которая в количестве тридцати девяти линейных кораблей, двух десятков вспомогательных судов и семи брандеров стояла на рейде.

Интендант был полным мужчиной высокого роста. С такими данными ему бы в гренадеры, но, наверное, отстегнул не тому, кому надо, за что был сослан в снабженцы. На грушевидной голове объемный парик из завитых, черных, длинных волос, ниспадающих на широкие покатые плечи. Жюстокор черного цвета украшен желтыми шнурами, вшитыми в самые неподходящие места. Вокруг толстой шеи намотан белый платок, верхний край которого посерел от пота. Кюлоты темно-красные с маленькими пуговками из желтого металла, судя по маленькому размеру, золотыми. Чулки шелковые, белые, с золотистыми вертикальными стрелками, а башмаки черные, остроносые, на высоком красном каблуке и с большой прямоугольной пряжкой у подъема, изготовленной из желтого металла, судя по большому размеру, не из золота. При ходьбе опирался на трость из черного дерева с овальным набалдашником из красного. Тростью ударял по палубе так сильно, точно лакей перед тем, как объявить о входе в зал нового гостя.