Флобер

Одна из таких незаурядных женщин появляется в жизни Гюстава. Это мадемуазель Леруайе де Шантепи, старая дева, которая пишет Гюставу восторженные письма. Она вовсе не сумасшедшая и не экзальтированная особа. Она проживает в Анжере, откуда никогда не выезжала. Флобер так никогда и не встретится с ней, но они будут вести переписку с перерывами около пятнадцати лет. Воспитанная в католицизме, но восставшая против его канонов и страдающая из-за узости и глупости системы воспитания, она причисляет себя к социалистам. Она прочитала «Госпожу Бовари» с огромным интересом, словно книга была написана про нее, и отомстила за все нанесенные ей оскорбления. Отныне только с этой женщиной Гюстав будет делиться своими сокровенными мыслями и писательскими переживаниями и сомнениями.

В этой скромной и боязливой женщине он распознал родственную душу. Она с большим успехом заменит Луизу Коле, поскольку ничего от него не требует и не ждет, разве что обмена мнениями по вопросам литературы или философии. Гюстав делится с ней мыслями, которые определяют его мироощущение в тот момент: «С большой радостью я готов броситься в огромную черную дыру. И между тем то, что меня влечет более всего, — это религия. Я хочу сказать — все религии, не выделяя какую-то одну из них. Отдельная догма отталкивает меня, но я рассматриваю чувство, которое лежит в их основе, как самое естественное и самое поэтичное в человечестве… Я не испытываю симпатии ни к одной политической партии, или, вернее, я презираю их всех… Мне ненавистен любой деспотизм. Я — ярый либерал. Вот почему социализм мне кажется жутким учением, способным убить любое искусство и всякую нравственность» [184] .

184

Письмо мадемуазель Леруайе де Шантепи. 30 марта 1857 года.

С этой старой девой (она на 20 лет старше Гюстава) и большой почитательницей его таланта он делится своими творческими планами. И сообщает ей основные сюжетные линии своего будущего проекта. Он задумал написать о восстании наемников в Карфагене, произошедшем за три века до рождения Иисуса Христа. И это будет «Саламбо».

«САЛАМБО»

Успехом «Госпожи Бовари» Флобер обязан своим новым друзьям. Франция — страна писателей… Нигде больше в мире не ссорятся с такой страстью из-за какой-то книги или идеи. Нигде больше в мире не возводят знаменитых писателей почти в лик святых, если даже они оскандалились. Влияние писателей на общество весьма большое, даже если они самозванцы или лица, виновные в плагиате. Отныне в круг его друзей и знакомых входят Шарль Бодлер, Эрнест Фейдо [185] , Сент-Бёв, братья Гонкур, Эрнест Ренан [186] . Он не имеет ничего против обрушившейся на него славы, хотя порой способен в полной мере оценить ее призрачность. Отныне Флобер — признанный писатель. На протяжении долгого времени презрительное отношение к любой публикации оберегало его от соблазна облегчить свой писательский труд. Теперь же, когда он достиг известности, — да еще какой! — он пожинает плоды своего тяжкого труда и получает от этого удовольствие.

185

Эрнест Фейдо (1821–1873) — французский писатель. — Прим. пер.

186

Жозеф Эрнест Ренан (1823–1892) — французский писатель, историк и филолог. — Прим. пер.

На тот случай, когда ему захочется уединения, где он смог бы подготовиться к работе над новым произведением, у него есть убежище — семейный тихий уголок в Круассе. Он приезжает туда весной 1857 года и принимается за новый роман. На этот раз, чтобы очистить душу от безобразных в моральном отношении реалий «Госпожи Бовари», Флобер выбирает диаметрально противоположный сюжет: дальняя страна, эпоха, о которой ничего или почти ничего не известно.

Вновь обратившись к тексту «Искушения святого Антония» с целью улучшения стиля некоторых отрывков, Гюстав садится за книги и очень много читает.

С романом «Госпожа Бовари», «полный жизненных тягот и невзгод» сюжет которого ему сильно претил, он задумал книгу ни о чем, которая заинтересовала бы читателя только «внутренней силой ее стиля» [187] . В «Саламбо» он задумывает войти в согласие с собственным темпераментом, «влюбленным в лирический рык» [188] . Он даже надеется, что новый замысел не займет много времени. Но и в этот раз он отправляется в весьма продолжительное путешествие, которое продлится целых пять лет.

187

Письмо Луизе Коле. 16 января 1852 года.

188

Там же.

В скором времени Флобер сможет оценить все трудности затеянного им предприятия. Нельзя сказать, что как писатель он был наделен слишком богатым воображением. Выражаясь литературным языком, он был чувственным, восприимчивым к визуальным эффектам романистом. Для того чтобы писать, ему необходимо представить себе визуальный ряд произведения или хотя бы, как в случае со святым Антонием, испытать на себе действие галлюцинаций. Возможно, из него мог бы выйти великий кинематографист. Для того чтобы сочинить ту или другую сцену, ему нужен богатый документальный материал. Он изучает его, копается в нем, по-своему его перерабатывает. Он охотно сравнивает себя с волом. Когда он работал над романом «Госпожа Бовари», он сосредотачивался на деталях, находясь уже на освоенной территории, поскольку речь шла о провинциальной жизни. Он описывал хорошо знакомую ему среду, например врачебную, которая окружала его с самого детства. Операция на ноге Ипполита, по словам Пьера Марка де Биази, — это почти семейная история. Доктору Флоберу однажды не удалось подобное хирургическое вмешательство, что позволило Биази сказать, что Гюстав этим пассажем стирает в памяти воспоминание детства… [189]

189

См.: Biasi P. М. Gustave Flaubert: une mani`ere sp'eciale de vivre. Paris: Grasset, 2009.

В случае «Саламбо» всё совсем по-другому: отдаленная эпоха, неизведанный мир, знания, почерпнутые из книг. Вот что он пишет Жюлю Дюплану 28 мая 1851 года: «От книг меня уже тошнит. Я перелопатил множество страниц. Только с марта я сделал выписки из 53 разных источников… Мне кажется, что я могу теперь иметь полное представление о том, каким был солдат в античные времена».

Флобер очень скоро поймет, что одним из подводных камней этого проекта будет психология персонажей, когда речь идет о том, чтобы «почувствовать себя человеком, который жил более двух тысячелетий назад в эпоху, не имеющую ничего общего с современной нам цивилизацией» [190] . Он представляет эту книгу в цвете, «что-то пурпурно-красное».

190

Письмо мадемуазель Леруайе де Шантепи. 12 декабря 1857 года.

Стоило Флоберу в июле 1857 года сесть за письменный стол, как его охватывает непреодолимое отвращение. Книга нагоняет на него тоску, а он, как ему кажется, будет, в свою очередь, докучать читателю. Впрочем, отныне ему суждено испытывать такие чувства всякий раз перед началом очередной работы. Написав первую главу романа, Флобер нашел ее «отвратительной». Он слишком мало времени был «беременным» [191] этой книгой. Неплохой предлог для того, чтобы дать себе передышку и подумать о том, в каком контексте будут развиваться события в этом произведении.

191

Эдмон и Жюль де Гонкуры. Дневник. 11 апреля 1857 года. См.: Гонкур Э. Дневник. Записки о литературной жизни. T. 1.

И о чем же она, эта история? Флобер давным-давно задумал написать «Восточную сказку». Это не будет роман о Египте, поскольку ему пришлось бы в подобном случае утонуть в историческом материале. Карфаген, напротив, остается неисследованной и непознанной территорией. Отсутствие некоторых исторических сведений может быть компенсировано писательским воображением. Вот какой монументальный замысел, достойный сценария голливудского фильма, вынашивает писатель: это история двух воинов, предводителей наемников, Мато и Нар Гаваса, которые становятся соперниками из-за красивых глаз Саламбо, дочери царя Карфагена Амилькара. Наемники представляют опасность для Карфагена. Воспользовавшись отсутствием Амилькара, они хотят захватить девушку. Ливиец Мато крадет в храме Танит заимф — священное покрывало, которое дает особую силу. Саламбо отдается ему, чтобы вернуть заимф. Тем временем, вернувшись, Амилькар подавляет мятеж наемников в ущелье Топора. Мато терпит поражение, и его бросают в темницу. Затем его отдают на растерзание толпы.

Флобер очень скоро понимает, что не сможет сочинить роман, если не увидит собственными глазами места, которые собирается описывать. Он решает отправиться в Тунис. В 1858 году Гюстав проводит всю зиму в Париже. Он принимает участие, хотя и не любит об этом говорить, в общественной жизни довольно узкого литературного сообщества. Конечно, он — затворник, но не навсегда. Гюстав сторонится «светского общества», но обожает вступать в литературные споры. В частности, с Эрнестом Фейдо он дискутирует на единственно стоящую, по его мнению, тему — стиль. Такое отношение к общественной жизни стоило ему злого замечания от братьев Гонкур на страницах их «Дневника»: «Нам показалось, что мы попали на дискуссию грамматистов времен поздней Римской империи» [192] . Впрочем, Фейдо, романист и археолог, становится его лучшим партнером по дискуссии на все время работы над «Саламбо».

192

Эдмон и Жюль де Гонкуры. Дневник. 11 апреля 1857 года. См.: Гонкур Э. Дневник. Записки о литературной жизни. T. 1.

Успех «Госпожи Бовари» не вскружил ему голову до умопомрачения. В эту зиму, в феврале, в то время как у него завязались тесные отношения с Жанной де Турбе, актрисой и дамой полусвета, впоследствии одной из самых известных кокоток Второй империи, Гюстав отказывается от предложения театра «Порт-Сен-Мартен» адаптировать свой роман для театральной сцены. «Хотят, чтобы известный мастер сделал вещь на скорую руку, — пишет он Леруайе де Шантепи. — Но погоня за наживой на почве искусства показалась мне недостойной моей натуры» [193] . В то же время он понимает, что, отказавшись пойти на сделку с совестью, он теряет 30 тысяч франков. «Черт, вот я какой, — бедный, но честный» [194] .

193

Письмо Леруайе де Шантепи. 23 января 1858 года.

194

Письмо Альфреду Бодри. 10 февраля 1858 года.