Фокус гиперболы

По окончании гражданской войны какое-то время Георгий Петрович был на военной службе, затем по состоянию здоровья из армии был уволен и направлен на ускоренное обучение в Промакадемию. В 1928 году с началом индустриализации страны назначен начальником Самарского речного пароходства с задачей приведения его деятельности к нормам социалистического хозяйствования путем ликвидации

последствий НЭПа. Последствия же были таковы, что за эти годы пароходство обросло как сучка блохами неимоверным количеством всякого рода посреднических и явно жульнических контор. Вот эту то, как тогда говорили, гнилую капиталистическую коросту на здоровом теле важного народнохозяйственного предприятия со всей пролетарской ненавистью и принялся рубать бывший чапаевский конник. И все бы славно, но случилось то, что предвидеть было нельзя ну никоим образом. Наш герой влюбился и женился. Его избранницу звали Александра – Шура. И все бы ладно, и все бы складно, но на ту беду у Шуры была красавица сестра Елена. Она с семьей: мужем Анатолием – инженером-путейцем, выходцем из дворянской семьи – и двумя малыми детьми – Борей и Надей, трех и пяти лет соответственно, – тоже жили в Самаре. Далее события развивались в жанре любовного романа. Семенов воспылал неукротимой страстью к Елене – сестре жены. Любовь накрыла его, как конная лава накрывает захваченного врасплох врага. Трагическая развязка наступила 7 ноября 1930 года. Праздник революции. Митинги и шествия, революционные речи и воспоминания, подогретые, конечно же, развесёлыми и не всегда умеренными праздничными возлияниями. Вечером этого дня разгоряченный герой прямо за столом на глазах семьи застрелил мужа Елены из именного чапаевского нагана. На следствии Семенов утверждал, что застрелил родственника как «социально-чуждого элемента» и заявил, что намерен оставить свою бездетную жену Шуру и сочетаться законным браком с сотворенной им вдовой Еленой, усыновить ее детей и воспитать их как родных в духе революционных традиций и коммунистических идеалов. Судить коммуниста, орденоносца, чапаевского героя, родственника высокопоставленного чекиста и потенциального кормильца двух малолеток, не стали, и тихо отправили на работу в Киргизию начальником нефтебазы железнодорожной станции Пишпек. Вместе с ним уехала и Елена с детьми. «Как же так? – спросишь ты, – она стала жить с убийцей собственного мужа?» А вот так! Надо вспомнить: на дворе 1930 год, а над страной уже встал во весь рост призрак ужаса – страшнейшего голода! Все помнили и голод 1922-23 годов, который, как тогда говорили, переселил почти треть населения из губернии Самарской в губернию «Могилевскую». Да. А на руках двое малых детей. И их надо кормить! О, Боже, Боже!

Семенов Георгий Петрович слово сдержал. Детей он принял как своих, и они со временем полюбили его (дети!) и почитали как родного отца.

Когда началась Отечественная война, Георгий Петрович сразу же попросился на фронт. Но медкомиссия признала израненного, постаревшего и больного добровольца негодным к воинской службе. В октябре 1941 года, когда немцы вышли к Москве, Семенов отправил в областной комитет партии (высший орган местной власти) письмо, где изложил, что не может в такое тяжелое время отсиживаться в тылу, уходит на войну и просит позаботиться о семье. Прихватил именное оружие и ушел. Ушел, и больше никаких известий о нем не было.

Елена детей все же вытянула и поставила на ноги. Боря и Надя повзрослели и стали жить своей жизнью. Елену и сестру Шуру жизнь вновь прибила к одному берегу, они примирились и друг с другом, и с прошлым и, представь себе, доживали свой век под одной крышей. И даже похоронены рядом на алма-атинском кладбище: Семенова Елена и Семенова Александра.

Теперь о втором деде, о Гриневе. Дед Гринев происходит из семиреченских казаков. В Первую Мировую войну дослужился до офицерского звания. В гражданскую войну командовал эскадроном в Каппелевском корпусе армии Колчака. Красный дед Семёнов и белый дед Гринев воевали друг с другом. Георгий против Георгия. О, Боже, Боже! Белому деду повезло. После разгрома Белого движения ему удалось уйти сначала в Монголию, затем в Маньчжурию, а позже легально вернуться из Маньчжурии в СССР. Он даже получил высшее образование – закончил Уральский Политехнический институт. В 1935-м полоса везения прервалась. Арестован, приговорен к расстрелу, затем расстрел заменили на 25 лет лагерей.

В 1939 и1941 годах освобождался из мест заключения для участия в боевых действиях. Геройски воевал с фашистами, был ранен, имеет множество боевых наград. Живет в ближнем Подмосковье.

Но вернемся в 1930 год к убитому «социально-чуждому элементу». Его имя – Соколов Анатолий. Он был двоюродным братом Петра Соколова.

Петр отложил листки с фотографией в сторону: – «Ах, вот в чем дело! Значит настоящая фамилия кандидатки в невесты Натальи не Семенова, а Соколова! Итак, Наталья – внучка убитого Соколова и, стало быть, двоюродная внучка Соколова Петра! Так, посмотрим следующую кандидатуру. Мария. Проживает в городе Чите. И тоже родственница Петра Соколова! Так! Следующая. Нина. Проживает в Ростовской области в поселке Соколово-Кундрючинский. Хм, какое необычное название! Нина, разумеется, тоже родственница! Вот он принцип свахи: все кандидатуры являются родственницами Петра Соколова. Ах, отец, отец!»

Жизнеописания Соколово-Кундрючинской и Читинской девиц Петр читать не стал, зевнул, устало провел рукой по лицу и потер глаза. Сказывались и ночной перелет, и дневная суета, и долгое чтение. Противная щетина на лице напомнила о вещах, оставленных в отеле «Клеопатра». Молодой человек поместил закладку между страниц, закрыл и отложил в сторону «Ветхий завет», пододвинул к себе сервисную карту пансионата, просмотрел ее, позвонил менеджеру и попросил подготовить машину. Перевел взгляд за окно. Солнце уже ушло. На пляже перед пансионатом собралась группка любителей вечернего морского купания. Петр вздохнул еще раз, покинул апартаменты и спустился в холл.

– Охрану? – предложил менеджер. – Петр отрицательно качнул головой и пошел к выходу. Бросив взгляд вслед отъехавшей машине, менеджер скользнул за портьеру, поднялся на второй этаж, открыл своим ключем апартаменты, проследовал в кабинет и склонился над книгой «Ветхого Завета». В его руках появился миниатюрный фотоаппарат «Минокс». Из кабинета человек проследовал в спальню, какое-то время поколдовал со стоящим в изголовье кровати торшером, стилизованным под ствол пальмы, поворачивая его вокруг своей оси, словно определяя нужное положение. Удовлетворенно качнул головой и бесшумно покинул помещение.

Спустя пару часов, когда уже стемнело, Петр вернулся в апартаменты, сразу проследовал в спальную комнату, разделся и рухнул в постель. И тут же провалился в сон. Это был какой-то странный сон. Будто он верхом на коне во главе множества вооруженных всадников движется по извилистому и нескончаемому каменистому ущелью, медленно восходящему на подъем. И все время хочется пить, и ему подают воду в мешке из воловьей кожи, и он жадно пьет, пьет, но жажда не уходит. Но, вот, наконец, он выбирается на гребень невысокой гряды и видит перед собой долгий пологий спуск, и там, в низине, в трехстах шагах, длинную растянувшуюся колонну римского легиона. Какая-то сила толкает его, в руке оказывается клинок, указывающий на римлян, конь срывается в галоп и летит на колонну. Всадник видит, как слева и справа его догоняют конники и выстраиваются в линию атаки. И когда до римлян остается сто шагов, страшный грохот обрушивается на всех сверху. Коня понесло влево, и всадник увидел перед собой на земле что–то блестящее. Это что-то, неотвратимо приближаясь, вспыхнуло перед конем ярким зеленым светом. Ноги коня подломились, земля стремительно приблизилась и.. И в этот момент Петр проснулся. Посмотрел на часы. Оказалось, что спал он всего лишь час. Во рту пересохло и хотелось пить. Обильная обеденная рыба требовала воды. Встал с постели, подошел к мини-бару, открыл его, увидел бутылку «Лутраки» и сразу вспомнил назидание отца в Афинах: «Если ты без женщины, никогда не пей на ночь «Лутраки», не заснешь». Взял «Аква минерале» и здесь же с наслаждением выпил всю бутылку. Улегся в постель, устроился поудобнее и..и.. понял, что не заснет и без «Лутраки». Стоило лишь закрыть глаза, как где-то в мозгу вспыхивала зеленая вспышка и возникал силуэт лежащего на ложе человека, укрытого плащом с меховым подбоем. – «Талисман, чертов талисман с Тиберием не дают спать». – Петр еще немного поворочался в постели, встал, пошел в кабинет, включил настольную лампу и придвинул к себе Красную папку.

Глава V. Доктор «SS”. Тиберий. Продолжение.

Лагерь затих. Только со стороны Главных ворот ветерок иногда доносил приглушенные голоса, бряцанье металла и мягкий конский топот. Это уходили в лунную ночь и возвращались сторожевые конные дозоры. Тиберий опустил руку и проверил: удобно ли лежит рядом с ложем его пояс с мечом и ножом, и только после этого закрыл глаза. Сразу же перед глазами возникли строчки: «Западный склон в июльские календы. На заходе солнца от родника под скалой. Талисман укажет». Загадка. Все это с самого начала было загадочным. А началось это два месяца тому назад. Тиберий прибыл с галльскими легионами в лагерь Виндобону (Римский лагерь Виндобона – ныне город Вена. Прим. авт.) и узнал, что здесь его уже дожидается приказ императора Августа, предписывающий ему со всей возможной поспешностью прибыть с Пятым легионом «Алауда» в Коринф. Никаких разъяснений: почему именно с этим легионом и зачем в Коринф – не последовало. Преодолев по Ахейской дороге неблизкий путь через Верхнюю Паннонию, Далмацию и Македонию, Тиберий предстал перед ожидавшим его в Коринфе императором. Не дослушав приветствий и доклада, император Август выразил желание немедленно провести смотр легиона. Делать нечего: пришлось уставшим, злым, потным, голодным и покрытым дорожной пылью легионерам дефилировать на гипподроме перед трибуной императора. Август же был в восторге и не скрывал этого, восклицая: – Какие солдаты! Нет, не зря Цезарь в свое время переселил в Косматую Галлию квадов и гельветов. (Квады и гельветы – воинственные кельтские племена, проживавшие на территории современной Швейцарии. Прим. Авт.)

Каковы, а? Они – лучшие, их я отправлю в Армению, – и стал спускаться с трибуны. Тиберий и легат легиона Корнелий с недоумением переглянулись и последовали за императором.

Все прояснилось и стало на свои места вечером за ужином в роскошном дворце Цезаря на Истмийской горе. Разгоряченный любимым ретийским вином, пребывая в благодушнейшем настроении, император Август заявил: – Пришло время завершить дело Цезаря. Цезарь полагал, что обеспечение мира в наших восточных провинциях недостижимо, пока существует угроза объединенного противостояния Риму со стороны Понтийского Царства, Армении и Парфии. Походы Лукулла, Красса, Сакса и Антония доказали это. И посему Цезарь поставил перед собой цель: уничтожить Понтийское Царство и умиротворить Армению, лишив, таким образом, Парфию союзников, и, следовательно, возможности наносить Риму удары в спину. Цезарь разгромил Понтийское царство, поделив его земли на две части и передав их Вифинии и Каппадокии. Это было мудро, как и все его дела. Но Фортуна и боги Ларов не дали ему завершить начатое. Значит, завершим мы. Теперь дело за Арменией. – Август покинул ложе и направился к открытой дворцовой террасе, нависающей над каменистым склоном горы. Гости подхватились и последовали за ним. С террасы открывался великолепный вид на Истмийский залив, заполненный огромным количеством судов. Отсюда, с террасы, издалека и сверху, они казались щепками, брошенными в воду чьей-то гигантской рукой. – Август простер туда руку: – Вот! Либурнийская флотилия! Самые быстрые и надежные суда в мире. Эти суда возьмут на борт вас и легион «Алауда». – Глядя на удивленные лица гостей, Август продолжил: – Да! Вам предстоит морское путешествие в Трапезунд, затем марш-бросок в Армению через Понтийский перевал к Гюмри и далее через Ширакское нагорье к долине Эребуни и Арташату. Да, к Арташату! К этому, по выражению Цезаря, «Армянскому Карфагену». Нет, нет! Брать его в осаду и сокрушать вам не придется. Вы понесете мир. И должны принести его к стенам армянского Карфагена стремительно и мощно, показав всем могущество и величие Рима! – Император хлопнул в ладоши, подзывая слуг. Лиловолиций африканец, выслушав распоряжение Августа, принес деревянный резной ларец и с поклоном передал его императору. Август указал гостям на расставленные на террасе за ложами кресла и, когда все расположились в них, передал ларец Тиберию. Тиберий открыл крышку, извлек из ларца золотую диадему с кроваво-красным рубином и вопросительно посмотрел на Августа.

– Это царская диадема. В Армении произошла смена династий. Эта диадема – подарок Рима новому армянскому царю Тиграну. Вам выпала честь вручить ему этот подарок. – Тиберий вернул диадему на место и достал из ларца свиток. Август кивнул, и Тиберий развернул свиток. Это была подробная карта предстоящего маршрута движения легиона от Трапезунда до Арташата с указанием в милях расстояний дневных переходов. (Римская миля – mille passuum – 1000 шагов. Прим. авт.). Тиберий передал свиток Корнелию и осторожно заметил: – Мой император, здесь обозначены максимально возможные дневные переходы для равнинных условий, в горах же все может быть иначе, – и вновь посмотрел на Августа. Император недовольно поджал нижнюю губу и процедил: – Именно поэтому я выбрал тебя, Корнелия и легион «Алауда». У вас не может быть иначе, у вас будет как надо. – Помолчал немного, чуть наклонился вперед и, понизив голос, сказал: – Там, в Армении, к вам обратится человек. Он назовет свое настоящее имя – Клодий Крисп – и передаст вам что-то. Вы должны хранить это что-то как зеницу ока и по возвращении вручить мне. Итак, запомните – Клодий Крисп. – Август поднялся с кресла и направился, было, в дворцовые покои, но вдруг резко остановился. Его взгляд был устремлен вниз, на дорогу, огибающую гору и уходящую за ней на север. Вдоль дороги были вкопаны десятка два крестов. Лицо императора потемнело, глаза заблестели нехорошим блеском. Он хлопнул в ладоши, и когда к нему подбежал тот же лиловолицый слуга, Август тихо произнес: – Я еще утром приказал убрать «Кресты милосердия Цезаря». – Толстая фиолетовая нижняя губа слуги отвисла и затряслась. Африканец согнулся в поклоне и стал пятиться задом, но император остановил его: – Стой! Один крест за поворотом оставьте. – Видя недоумение на лицах гостей, Август поведал им: – Когда – то в этих местах Цезарь попал в плен к пиратам. Они сорок дней удерживали его на острове Фармакусса, пока в провинциях и Риме собирали деньги для выкупа. Пираты его не обижали, хорошо кормили и, зная его женолюбие, даже привозили к нему красивых женщин. А Цезарь посмеивался и говорил, что когда он получит свободу, то все равно непременно переловит и перевешает всех своих тюремщиков. Шутка пиратам не очень нравилась, но они посмеивались тоже. Как очень скоро выяснилось: – зря посмеивались. Их таки переловили, и когда доставили сюда, во дворец, Цезарь мирно поговорил с ними, попенял им за их упорство – выкуп и награбленное золото пираты так и не вернули – затем вздохнул и сказал, что коль так, то и он не может нарушить свое слово и посему придется всех их распять. Еще подумал, вспомнил, что к нему во время пленения и заточения на острове пираты относились, в общем, неплохо, и решил проявить милосердие. И тут же приказал перерезать пиратам глотки и только потом распять. Так появились «Кресты милосердия Цезаря».

Вечером, расставшись с Августом и возвращаясь верхом в лагерь, Тиберий и Корнелий увидели на оставшемся за поворотом единственном «Кресте милосердия» распятого бедолагу. Он был еще жив, его голова время от времени вскидывалась с груди вверх, и тогда он бессвязно говорил с кем-то видимым только ему одному. С перебитых голеней на землю медленно капала кровь. «Император Август тоже милосерден», – оценил Тиберий. Голени перебивали только тем, кому хотели сократить мучения на кресте. И вдруг припомнил еще один акт милосердия Августа, когда, после взятия во время гражданской войны мятежной Перузии, он осмотрел огромную толпу пленных и отобрал только триста человек. Только триста! По его приказу их перебили у алтаря божественного Юлия Цезаря, как жертвенный скот. Те, кто остался в живых, славили милосердие Августа.