Folie a Deux
Шрифт:
— В моей голове столько мыслей, и я не могу понять, как могла быть такой глупышкой. То, как ты избегала меня и не была рада мне, как резко захотела завершить всё после звонка будто по работе, и твой отъезд, когда я проявляла слишком много эмоций в телефонном разговоре с Моникой, а ты сидел рядом и всё слышал. Вы смеялись надо мной потом? Вы двое… вас это забавляло? Ты знала, как я переживаю в том числе и за мальчиков, ты ужинала с нами за одним столом, когда я позволила себе выговориться, и не сказала ничего, что могло бы успокоить меня за одно мгновение. К-н-и-г-о-е-д-.-н-е-т
— Прекрати это, Грейс, — голос Райана повелевающий и строгий,
— Нет, она права. Мы не смеялись. Ни разу. Я хотела тебе сказать. Правда, хотела. Чтобы ты знала, что я не сделаю больно тому, кого ты любишь, но я боялась… Боялась осуждения. Что ты просто не поймёшь.
— Я бы поняла, Моника! Тебе было прекрасно известно, что я не удивлюсь разводу, и что он меня не расстроит. Думаешь, я назвала бы тебя шлюхой? — Грейс повышает голос, и я чувствую, как вздрагиваю, а потом чуть поворачиваю голову влево, прижимаясь к плечу Райана и вдыхая запахи ткани и кондиционера для белья, исходящие от толстовки. Движение грудной клетки за спиной напоминает мне, что я не одна. Это всего лишь несколько не совсем приятных минут. Наверное, им суждено было настать. Рано или поздно.
— Вот теперь достаточно, Грейс! Хватит. Я всё сказал. Если не можешь принять происходящее, то просто уйди.
— Ты всё не так понимаешь, Райан, — вздыхает Грейс, — вы оба мне дороги, каждый по-своему и в то же время одинаково сильно, поэтому, если у вас всё будет хорошо, реально хорошо, то я рада, что это ты, Моника. Лучше ты, чем кто-то другой.
Глава двадцать первая
— Тебе не нравятся авокадо и белая фасоль?
— Почему ты так решила?
— Потому что ты совсем не притронулся к салату, да и курицу с грибами почти не ешь, — говорю я, ощущая странное бессилие. Меня волнует не столько то, что Райану не всегда может нравиться моя еда в случае нелюбви к отдельным продуктам, сколько то, в каком расположении духа он приехал с работы. После вопроса о моём самочувствии мне не довелось услышать сильно много слов. — У тебя что-то случилось?
— Нет.
— Ты не читал моё сообщение?
— Читал.
— Если ты не хочешь говорить о том, что в твоём дне прошло не очень хорошо, то расскажи, что чувствуешь сейчас. Я постараюсь не комментировать и потом спокойно поделюсь своей точкой зрения.
После этих моих слов Райан становится значительно более расслабленным. Когда он прислоняет нож и вилку к тарелке с обеих сторон, кожа на прежде нахмуренном лбу постепенно разглаживается, и я наблюдаю за метаморфозами с гораздо меньшей напряжённостью.
— Я снова организую благотворительное мероприятие. До двадцать четвёртого числа осталось несколько дней, и мне хочется чего-то доброго и неформального.
Не аукциона для избранных подобно тому вечеру, на котором мы встретились, а мероприятия, в которое смогут быть вовлечены обычные люди с улицы.— Тебе нужна моя помощь?
— Я буду рад придумать что-нибудь вместе, — с небольшой улыбкой подтверждает Райан. Он весь открыт передо мной. Душой, глазами и тем, как его правая нога придвигается к моей левой стопе под столом. На мне носки, но я чувствую тепло кожи и через их довольно плотный материал.
— Скоро День благодарения. Давай оттолкнёмся от этого. Мы должны не только быть признательными за что-то, но и делать хорошие вещи и совершать правильные поступки в ответ. Если удастся согласовать с властями города, то можно установить высокие буквы где-нибудь в центре, образующие фразу «подари благо», к которой люди смогут прикреплять специальные замочки в форме сердец. Возможно, на месяц. Средства, что будут заплачены за замки, и пойдут на благотворительность. Специальный хэштег в социальных сетях обеспечит широкую огласку.
— Моника.
— Что?
— Когда сегодня я получил твоё сообщение о том, что у ребёнка не выявлено вероятности развития серьёзных диагнозов, в моей груди разлилось небывалое тепло. Знаю, жизнь переменчива, но этот миг был лучшим мгновением дня. И то, что мы сейчас сидим здесь и просто общаемся… Я очень ценю нашу близость и хочу, чтобы, если в будущем тебя что-то заденет, какая-нибудь моя фраза или поступок, ты немедленно сказала мне. Чтобы это не создавало между нами обиду и недосказанность. Пообещай мне.
— Обещаю, — отвечаю я, — и я тоже очень ценю нашу близость, Райан.
— Спасибо, что подсказала мне отличную идею.
— Тебе, правда, нравится?
— Она замечательная. Если сделать ещё и подсветку букв, то с наступлением темноты надпись продолжит привлекать внимание. Как тебе эта мысль?
— Потрясающе. Надеюсь, власти города поддержат твою инициативу, и её удастся воплотить в жизнь.
— Я умею быть убедительным, но ты и так это знаешь.
— Знаю, — соглашаюсь я, после чего мы заканчиваем ужин в комфортном молчании. Райан уходит в гостиную, и, прибравшись, я присоединяюсь к нему, открывая свою книгу там, где прервала чтение.
— У тебя блестят волосы.
— Что?
— Твои волосы выглядят блестящими, а кожа на ощупь более гладкая. И твоя красивая грудь стала больше. Я почувствовал это вчера.
— Из-за потемнения кружки вокруг сосков выглядят ужасно, — не до конца осознавая, что изрекают мои губы, произношу я. В тексте как раз идёт речь об изменениях во внешнем виде грудных желёз, связанных с подготовкой протоков к вскармливанию, и хотя я рада, что болезненные ощущения и зуд, сопровождавшие увеличение, почти исчезли, мне не нравится, как визуально грудь меняется не совсем в лучшую сторону.
— В тебе нет ничего ужасного, и больше никогда не говори о себе подобных вещей. Но тебе точно надо поменять гардероб на более просторный. То же самое касается и бюстгальтера. И ещё нужно каждый вечер омывать соски тёплой водой, чтобы избежать воспаления. Насколько я помню, ты прочтёшь об этом в конце абзаца. Буквально через пару предложений.
— Когда ты…
— Я дочитал всё про тринадцатую неделю беременности сегодня утром. Ты ещё спала. И я видел твою грудь, когда с неё сползло одеяло. Она потрясающая. Её ничто не испортит. Иди ко мне. Я покажу тебе, что чувствую, глядя на неё, и как её обожаю.