Folie a Deux

Кэтрин переступает через порог. По-моему, в её движениях есть что-то нервное, но я не могу быть уверена. Преимущественно она так и останется чужим для меня человеком. Несмотря на всегда уважительный и вежливый тон.

— Я всё ещё удивляюсь тому, что дом совершенно не похож на городской, — я и сама продолжаю удивляться. Вот уже три месяца большие окна и высокие потолки не устают меня поражать. Даже не верится, что таунхаус находится в самом сердце Манхэттена. Наверное, потому, что благодаря новому интерьеру в тёплых тонах с небольшими вставками мрамора, металла и винтажной, но изумительно красивой мебелью изнутри это скорее европейская вилла где-нибудь на побережье. Для меня одним из главных мест является кухня-гостиная, откуда открывается вид на небольшой садик с фонтаном. Это всего лишь крошечный задний двор с глухой стеной, но я люблю этот кусочек зелени и личного пространства под открытым небом. Даже больше, чем уютную веранду на крыше. — Хотя он довольно большой. Ты справляешься?

— Да, — кратко отвечаю я, потому что не желаю распространяться о своей личной жизни. Мы связаны, я и Кэтрин, но это не подразумевает мою способность разговаривать с ней о том, как мы отличаемся, и что я со всем могу справиться сама, не желая посторонней помощи за деньги. — Можешь подождать в гостиной. Я скажу Райану, что ты здесь.

— Я хотела бы поговорить с вами обоими.

— О, — я удивлена, и наверняка это очевидно. Мальчики не слишком меня жалуют, хотя и здороваются, проводят у нас выходные, едят мою еду, благодарят за неё после того, как опустошают тарелки, отвечают, если я что-то спрашиваю, и прощаются, уезжая, и, разумеется, видели мой живот, но Кэтрин ещё никогда не вовлекала меня в их с Райаном разговоры. Они обсуждали различные моменты, когда она привозила или забирала сыновей, но каждый раз я оставалась внутри и просто ждала, когда он вернётся с улицы и всё расскажет. — Тогда мы скоро спустимся.

— Я подожду столько, сколько будет нужно.

Я поднимаюсь на третий этаж с ванной комнатой и спальней в светлых тонах. Здесь же располагаются две детские со стильным и позитивным дизайном. Комната, к которой я направляюсь, находится в конце коридора. Животные и птицы на обоях, плюшевые жираф и мишка на полу, приятный для босых ног ковёр в серую и сиреневую полоски, уютное кресло с бордовыми узорами и подушкой у спинки им в тон, торшер между подлокотником и надёжной кроваткой с мягкими бортиками на завязках. Райан стоит около одного из окон слева, что-то тихо напевая нашей Серене. Нашей девочке, появившейся на свет две недели назад. Пятьдесят один сантиметр и два килограмма восемьсот пятьдесят грамм счастья. Комбинезон пастельного цвета в бледно-коричневую крапинку и шапочка соответствующей расцветки. Я помню, как захотела, чтобы ещё безымянная малышка прежде всего ощутила руки своего отца, так, словно всё это было только вчера. Мне не было страшно взять её в первый раз, отнюдь нет. Я просто жаждала увидеть, действительно ли он будет любить дочку не меньше, чем сыновей. Действительно ли счастлив именно ей, как мне показалось на обследовании, чётко показавшем, что у нас будет девочка. И моему взгляду предстала самая совершенная картина на свете. Картина, убедившая меня в правильности слов, сказанных мною маме однажды зимним вечером, когда мы с Райаном впервые приехали в Форкс вдвоём. Родители сразу поняли, что я беременна, и то, как все мои прошлые поступки обрели для них новый смысл при первом же взгляде на мужчину, невозможно было не прочувствовать. Казалось, что близкие восприняли всё без особых переживаний, но лишь пару дней спустя, сидя близ камина в гостиной, пока папа чистил снег снаружи, а отец моего ребёнка отлучился для важного разговора на второй этаж, мама позволила волнению просочиться в её голос, чтобы сопроводить не совсем однозначный вопрос:

— Неужели ты не хочешь обычной жизни простой женщины? Мы с твоим отцом не должны были этого делать, но Райан показался нам знакомым, и… Я вспомнила, где его видела, когда прочла о разводе. Он упоминался среди прочих новостей из жизни известных людей. Там промелькнуло несколько семейных снимков. Миллиардер. И двое детей, верно?

— Да, мама, верно, — ответила я, сначала сделав глоток зелёного чая, чтобы смочить внезапно пересохшее горло, — Лукас и Лиам. Но я люблю Райана и его мальчиков и не хочу никакой другой жизни.

— И дело не в том, что вы, вероятно, прилетели на личном самолёте?

— Я счастлива, мама, и знаю, что не изменюсь из-за всех этих денег.

И я действительно не изменилась. Разве что стала счастливее, когда увидела свою красивую и новорождённую девочку около груди и помогла Серене начать кушать. Это мгновение навсегда останется в моей памяти. Так же, как и Райан, укачивающий нашего маленького человечка на руках или опускающий его в кроватку, или держащий подогретую бутылочку, или помогающий мне с купанием. Каждый этот миг и есть жизнь. Она складывается по кирпичикам из подобных моментов, но её наполняет смыслом и то, что мы делаем не только для себя. Совсем скоро откроется мой приют, ремонт в здании которого подходит к концу, и это дополнительно усиливает сумасшедшую удовлетворённость внутри каждой клеточки тела.

— Я хочу тебя трахнуть, — шепчу я, едва пение затихает. Улыбка Райана видна, даже несмотря на то, что он стоит полубоком ко мне и аккуратно поправляет соску. Я подхожу к двум своим самым любимым людям на целом свете. Мои руки обнимают мужчину со спины, пока глаза смотрят на закрытые глазки Серены. На них подёргиваются реснички, но, убаюканная, спокойная и не знающая страха в руках папы, она крепко спит. В наших силах сделать всё, чтобы ей никогда не довелось столкнуться с тем, что мир за стенами этого дома не настолько безопасен и добр, как нам бы того хотелось.

— Это было первое, что я тебе сказал, а теперь… Теперь моя жизнь совершенно другая, нежели тогда, и ты только посмотри, что мы создали вместе, — Райан опускает Серену в её кроватку, бережно поддерживая головку, и мы наблюдаем за нашей крохой ещё некоторое время прежде, чем он поворачивается ко мне и проводит руками по моим бёдрам сближающим нас движением. Прикосновения становятся особенно неистовыми, когда устремляются под платье на пуговицах, поэтому я почти удивляюсь, почувствовав перемену настроения и ласковый медленный поцелуй. Но и от него мне хочется Райана сильнее, чем когда-либо раньше. После родов я всё время заведена, а в моих глазах он стал ещё более сексуальным с тех пор, как впервые прижал Серену к груди. Трижды папа, переживающий всё так, будто до дочери у него не было детей, и обычный мужчинами с присущими любому человеку эмоциями, а не слишком много возомнивший о себе миллиардер из дня нашей встречи. — Я не был бы здесь без тебя, Моника. Иногда, когда ты спишь, а я засиживаюсь допоздна или просыпаюсь чуть раньше тебя из-за плача и иду в детскую, мне становится жутко от мысли, что всё это счастье могло обойти меня стороной. Что я мог его упустить.

— Но ты не упустил, и я всегда буду рядом. Мы будем. А теперь давай возьмём радионяню и спустимся вниз. Кэтрин о чём-то хочет поговорить с нами обоими.

— Так мне не послышался звонок в дверь?

— Нет, не послышался.

Мы спускаемся на нашу кухню, выполненную в изумительной карамельной гамме. Кэтрин стоит в зоне гостиной около камина и смотрит в огромное окно, пока не поворачивается на звук наших шагов. Признаться, первое время, видя женщину в этом доме, куда мы переехали за полтора месяца до родов, я нервничала, что она может всё ещё любить Райана и что-то предпринять, чтобы его вернуть, но её взгляд… обычный. Дружеский. Отпустивший человека и выражающий готовность к новым эмоциям.

— Привет.

— Привет. Моника сказала, что ты здесь. Что-то случилось?

— Нет. Всё замечательно.

— Давай сядем, — говорит Райан, указывая на кресло, — хочешь чего-нибудь?

— Нет, ничего, — качает головой Кэтрин и наблюдает за мной, когда я опускаюсь в соседнее с Райаном кресло, — а ты ведь изменился. Стал гостеприимным. И тебе идут все эти перемены. Знаешь, я рада за тебя. За вас обоих. Признаться, мне несколько странно говорить это, но я, правда, так чувствую. Всё было к лучшему. У тебя дочка, и это прекрасно, как и вы оба вместе. Знаю, тебе тяжело, что Лукас и Лиам приезжают сюда, но ещё ни разу не видели её, а ты при этом не давишь на них, но, по-моему, они готовы. Вчера они спросили, можем ли мы что-то ей купить, и я свозила их в магазин. Они сами всё вам покажут.

— Спасибо тебе, Кэтрин. Я счастлив, что мы хорошие родители для них, несмотря ни на что.

— Я тоже счастлива. Но есть ещё кое-что, что ты должен знать. Я думаю, что встретила хорошего человека.

Я не касаюсь Райана, но интуитивно чувствую, как в его голове за короткую долю секунды появляется великое множество мыслей. Кто этот мужчина? Действительно ли он хороший? Будет ли таковым с моими детьми? И что дальше? Может быть, когда-то Кэтрин думала то же самое и про меня. Может быть, ей всё ещё случается задавать себе подобные вопросы и сейчас. Но совершенно точно мы все связаны между собой глубже, чем кажется.

— Ты выходишь замуж?

— Нет. В смысле не прямо сейчас и даже не в ближайшее время. Мы ещё только пытаемся понять, насколько всё серьёзно, но он предложил уехать куда-нибудь вдвоём ненадолго, и я согласилась. Что, если я привезу Лукаса и Лиама накануне твоего Дня рождения, и они поживут здесь, скажем, недели полторы?

Кэтрин вращает золотое кольцо на правом указательном пальце. Никаких других признаков волнения я не вижу. Терпеливо ждущая, она смотрит то на Райана, то на меня, будто в надежде на мою помощь, но при всей любви к мальчикам сейчас мне, возможно, не время вмешиваться.