Формирование боярской аристократии в России во второй половине XV — первой трети XVI в.
Шрифт:
Особое, промежуточное — между удельными князьями и боярством — положение занимали так называемые служилые князья. Их владения, как показывает Александр Александрович, были наследственными вотчинами, которые они получали от великого князя под условием несения военной службы; в то время как удел — часть общерусских земель, завещанных великим князем своим прямым потомкам. Как отмечает автор, если удельные князья имели хотя бы формальное право занять великокняжеский престол (что и происходило во время феодальной войны второй четверти XV в., когда удельные галичско-звенигородские князья претендовали на московский великокняжеский стол, более того, временно занимали его, выгнав великого князя Василия II Темного из Москвы), то княжата-слуги не смели об этом и мечтать, поскольку их княжения находились полностью под суверенитетом великого
Вторая часть книги посвящена нетитулованной знати, ее роли в деятельности Боярской думы. Прежде всего Зимин останавливается на службах Протасьевичей, Ратшичей, Кобылиных, Сабуровых, Плещеевых — фамилий, возвысившихся в Москве еще в первой половине XIV в. Тесно связанные экономическими интересами с Москвой (их владения располагались по Подмосковью, ближнему и дальнему), будучи в составе Государева двора, они были кровно заинтересованы в централизации, усилении Русского государства, его территориальном расширении.
Далее идут фамилии, поднявшиеся в конце XIV—начале XV в.: Редегины, Всеволож-Заболоцкие, Морозовы, Старковы; наконец, роды, пополнившие Думу в XV—начале XVI в.; Кутузовы, Новосильцевы, Басенковы, тверские и рязанские бояре, выезжие иноземцы Траханиоты, Ласкарисы и др. Все они, как прослеживает Зимин, продвигались наверх благодаря личным качествам, преданности великому князю, фавору. Немалую роль в возвышении «новых людей» сыграла та же феодальная война второй четверти XV в., которая свела на нет влияние сторонников звенигородских и прочих князей — смутьянов, выдвинула вперед преданных московскому правителю людей.
Детальный историко-генеалогический анализ состава русской феодальной аристократии дает Зимину возможность обобщить богатейший материал, им препарированный, в обширном заключении. По его наблюдениям, в работе Боярской думы принимали участие представители двух думных чинов — бояре и окольничие, а также лица дворцовой администрации (печатники, дворецкие, казначеи, конюшие и др.). Чин думных дворян оформляется только в 1560-е годы, до этого в думных дворянах бывали, и то лишь изредка, фавориты великого князя Василия III (И. Ю. Шигона Поджогин) и царя Ивана IV (А. Адашев, И. Вешняков).
В обобщенном виде автор характеризует состав Думы на протяжении всего рассматриваемого времени, отмечает малейшие в нем изменения, связывает их с теми или иными политическими, военными событиями, позицией, устремлениями московских правителей, борьбой между княжеско-боярскими группировками за власть и влияние. Постоянным было, как отмечает Зимин, стремление московских великих князей пополнить ряды своих ближайших советников из числа деятелей, которые пользовались их особым доверием, в частности из представителей старомосковской нетитулованной знати.
С помощью последовательной политики подчинения Москве князей Северо-Восточной и Юго-Западной Руси, их включения в состав Боярской думы великокняжеская власть успешно, хотя и не без осторожности, вела борьбу с пережитками феодальной раздробленности. Происходил, по наблюдениям Александра Александровича, процесс трансформации титулованной аристократии из полусамостоятельных правителей в советников великого князя всея Руси. Из представителей, обломков княжеских и боярских фамилий, вышедших из земель эпохи феодальной раздробленности, которые влились в состав Русского государства, складывалось постепенно феодально-аристократическое сословие. Этот процесс предвещал появление в середине XVI в. сословно-представительной монархии в России.
Здесь же Зимин выявляет наличие и упадок удельных Боярских дум — тверской, дмитровской, угличской, волоколамской, вологодской, ростовской, старицкой и др., которые «были в своем роде миниатюрной копией московской». Родство и свойство удельных бояр с московскими (как и удельных князей с великим князем всея Руси) способствовали ослаблению позиций удельных правителей, безболезненному падению самой удельной системы.
Остроумно и убедительно опровергает Зимин традицию, идущую от Григория Котошихина, согласно которой московские бояре — это некая безликая масса людей бесталанных, бездарных, сидящих в Думе, «брады уставя» и никакого дела не разумея.
Он с полным правом выделяет из их среды выдающихся военачальников — «удалого воеводу» Ф. В. Басенка (победы над Дмитрием Шемякой в годы его борьбы с Василием II Темным), кн. Д. Д. Холмского (новгородские походы 1470-х годов, победа над Ахмед-ханом в 1480 г. на р. Угре, взятие Казани 1487 г.), кн. Д. В. Щеню из Гедиминовичей (блестящие победы 1500 г. под Ведрошей над литовцами, под Гельмедом над Ливонским орденом, взятие Смоленска в 1514 г. И др.) и т. д. Далее идут выдающиеся администраторы — из Шуйских, Ростовских, Горбатых, Захарьиных; дипломаты — Ф. И. Карпов, Ю. Д. Траханиот, Д. В. Ховрин и др.Очень интересна у Зимина и характеристика местничества, порядка назначения на должности. Разбирая имеющиеся известия источников (местнические «памяти», разряды, родословцы, летописи, местнические дела и др.), он приходит к выводу, что следы существования местничества во второй половине XV—первой трети XVI в. весьма незначительны. Причем сначала оно носило служилый, а не родовой характер: старомосковские бояре не могли равняться в знатности с княжатами, поэтому они «считались» между собой службами, так как их происхождение не давало оснований для более «высокого места» одного рода сравнительно с другим. Только со вхождением служилых княжат в Думу в годы «боярского правления» представители старомосковского боярства начали с ними «считаться местами», так как те и другие сравнялись по своему положению.
Очень важны наблюдения Александра Александровича относительно практической деятельности Боярской думы, которая играла наряду с великим князем большую роль в осуществлении законодательных, судебных, военно-административных функций центральной власти. Но она, как показывает автор, редко заседала в полном составе (члены Думы служили наместниками, исполняли дипломатические и иные поручения, попадали в опалу и т. д.). В ее работе, помимо собственно бояр, участвовали окольничие, члены дворцовой администрации. Многие дела великий князь поручал «боярским комиссиям», в которые, помимо одного или нескольких бояр, входили дворецкие, казначеи и прочие представители дворцового ведомства, дьяки, наконец, лица, которым только на время (например, в ходе посольских переговоров) присваивали («сказывали») чин боярина. В конечном счете положение чинов Думы, их роль в формировании и проведении политики зависели от воли великого князя. Только в малолетство Ивана IV Боярская дума стала играть решающую роль во всех делах. Но и это, как известно, продолжалось недолго.
По своим общеисторическим выводам публикуемая книга Зимина близка к его же «Опричнине Ивана Грозного» и другим работам, в которых он пересматривает традиционные тезисы о завершении создания в России в XVI в. централизованного государства, показывает, что главная линия его внутреннего развития пролегала не по пути противоборства «боярства и дворянства» (а на дворянство опиралась-де великокняжеская, царская власть в борьбе с княжеско-боярской аристократией), а в борьбе с пережитками, остатками удельной старины, децентрализации. И в этом, как он пишет в публикуемом исследовании, крепнущее российское самодержавие находило опору среди прочих социальных сил, и в старомосковском боярстве, и в служилых княжатах, которые постепенно и неуклонно подчинялись власти московских государей. Так историко-генеалогическое исследование, биографический справочник превращаются в фундаментальный труд с важными, во многом новыми наблюдениями и выводами общеисторического характера.
Зимин всю жизнь не покладая рук собирал знания, факты по истории России, обрабатывая их, занимаясь историописанием, создавая портреты исторических деятелей и целых эпох, он всегда оставался глубоким исследователем, тонким аналитиком, чутким на новые, неожиданные оттенки в сообщениях источников, их ошибки, противоречия, недоговоренности.
Творческий, исследовательский дар, присущий Александру Александровичу, раскрывается в его книгах и статьях, он передал его своим ученикам, последователям, ибо был убежден, что наука истории никогда не остановится в своем движении, пока жив род человеческий. За несколько дней до кончины, когда многочисленные ученики собрались у него в доме, они по его просьбе рассказывали о своем пути в науку. И он, знавший, что конец его жизни недалек, был искренне счастлив, сознавая, что молодые и не очень молодые ученые, его последователи, продолжают его дело сейчас и продолжат в будущем.