Форс-мажор

Они недоуменно переглянулись.

– Это важно? – спросила Неля.

– Естественно. Если я – директор, а платежные поручения подписывает главный бухгалтер или посторонний дядя, значит, директор финансовыми потоками не распоряжается, коллектив узнает об этом и через месяц такого директора уже никто ни во что не будет ставить.

Мои будущие компаньоны молчали, было видно, что этого вопроса они не ожидали.

– Невозможно эффективно управлять коллективом без уважения и поддержки подчиненных, – продолжил я.

– Ты – директор, – задумчиво сказал подполковник, растягивая слова. – Значит, ты за все отвечаешь, значит, ты все подписываешь.

– Хорошо, – сказал я. – Раз я все буду подписывать, значит нужно перепечатать карточку подписей для банка и заверить ее у нотариуса. Я этого сделать не смогу, потому что у меня нет учредительных документов и печати…. И полномочий.

– Учредительные документы у юристов, – сказал подполковник. Было видно, что он не привык вникать в такие мелочи. – В них вносят изменения исходя из сложившейся ситуации, затем отдадут на регистрацию в исполком.

– Отлично, – сказал я. – Пусть эти юристы и подготовят карточку. Чем быстрее, тем лучше.

– К чему такая спешка? – удивилась Неля.

Я посмотрел ей в глаза. В них золотом светились звезды с погон Спарыкина. Женские глаза обладают удивительной избирательностью. Если в них отражаются погоны, то не ниже подполковника, а если машины, то – «Мерседеса». Сержантов и «запорожцы» они отражать отказываются.

– Без этой карточки наша фирма остается полностью парализованной. Мы не можем заплатить ни за свет, ни за телефон. Не дай Бог, что-нибудь отключат, пойдут слухи. Мы рискуем потерять клиентов. Зачем нам терять репутацию? Да, Игорька больше нет, но с фирмой все о,кей. Все механизмы смазаны. Платежи идут вовремя. Про пропавшие деньги тоже молчок. Ни какой растерянности на лицах!

Подполковник очень внимательно смотрел на меня, пока я произносил этот монолог, но я так и не понял, что таит в себе этот взгляд. Потом он достал из внутреннего кармана записную книжку в кожаном переплете и демонстративно что-то записал в ней.

– Мы тебя поняли, – сказал он. – Карточку сделаем так быстро, как это только возможно.

– Сколько в ней будет подписей? – спросил я.

Мои гости опять переглянулись. Тупари, бизнесмены хреновы.

– В платежном поручении может быть одна или две подписи. Обычно директора и главного бухгалтера, но можно оставить и одну, – объяснил я.

– А как лучше? – спросила Неля.

– Все зависит от степени доверия. Если вы мне доверяете, то удобнее оставить одну, тогда я могу, имея на руках печать, изменить платежку где-нибудь в городе, например, в банке, и отправить срочный платеж, когда бухгалтер отсутствует.

– Мы тебе доверяем, – осторожно сказала Неля.

– Отлично, тогда скажите юристам, пусть готовят карточку на одну подпись, но у нотариуса я, разумеется, должен присутствовать сам. А бухгалтер пусть мне закажет пропуск в банк.

– Ты что, в банк сам собираешься ездить? – спросил Спарыкин после того, как поставил в своей книжечке еще одну отметку.

– Разумеется, особенно в первое время. Я должен со всеми познакомиться, в каждом банке свои прибамбасы, тем более что именно банк составляет справки для налоговой. Личный контакт есть личный контакт. Я уверен, что Игорь в своем банке знал абсолютно всех. Тем более, если придется брать кредит.

– Мы не работаем с чужими деньгами, – сказал Спарыкин.

– Очень хорошо, но иногда без кредита невозможно увеличить оборот.

– Мы не работаем с чужими деньгами, – жестко повторил милиционер.

– Ладно, ладно. Я еще хотел бы попросить вас не оставлять у меня в тылу стукачей, – я не дал им возможности вставить ни слова. – Человек, наделенный такими полномочиями, будет чувствовать себя значительной персоной. Более значительной, чем я. Возможен конфликт. Я захочу его уволить, вы мне скажете: нет. Тогда конец моему авторитету.

– Ты любишь власть, – сказал подполковник.

– Я хочу выполнить порученную мне работу и заработать деньги. Я вам сам буду все докладывать. При больших суммах советоваться. Все будет открыто.

Только сейчас я заметил, что блюдце опустело, колбаса кончилась, а Спарыкин наконец перестал жевать. Лишь у меня и у Нели чай оставался нетронутым.

– Еще? – спросил я у подполковника.

– Да.

Неля наполнила чашку.

– Пока у меня вопросов нет, остальное по ходу дела, – сказал я.

– Без консультации с нами кадровые вопросы не решай, – сказал Спарыкин, подтвердив мою догадку на счет стукачей. Меня от него тошнило, я еще до конца не понял почему, но уже кое-что стало вырисовываться, уже появилась смутная догадка.

– Вы хотели выслушать какие-то мои соображения, – сказал я.

– Даже не знаю, что сказать, – осторожно произнесла Неля. Она вопросительно посмотрела на Спарыкина.

– Еще рано что-либо говорить, – сказал я. – Я еще не знаю схемы.

– Какой схемы? – спросил подполковник тоном тупого ученика.

– Схемы, по которой «Дисконт» приносит прибыль. Я, например, не знаю, почему ваша водка дешевле чем у других дилеров. Схемы ухода от налогов, наконец. Я еще ничего не знаю. Поэтому говорить о стратегии или тактике моей работы еще рано.

– Принято, – неожиданно добродушно сказал подполковник. – Я только одно хочу тебе сказать, парень: не бойся.

– Чего? – поинтересовался я.

– Ничего, – в его голосе послышались нотки крестного отца мафии, контролирующей небольшую деревню. Он положил мне правую руку на колено и проникновенно посмотрел в глаза. – Один раз испугаешься – можешь испортить себе всю жизнь.

– Не понял, – сказал я.

Он многозначительно прищурился и смачно закурил. Может, их специально учили таким замашкам какие-нибудь ментовские психологи на каких-нибудь специальных ментовских курсах, только его ужимки на меня не действовали.

– Если ты что-то знаешь, скажи мне, не бойся. Если ты о чем-то догадываешься, тоже скажи мне. Понимаешь… – он сделал вид, что задумался. – Вот представь себе такую ситуацию. Тебе семнадцать лет, ты влюблен в девушку, но боишься подойти к ней и сказать об этом. Ты крутишься вокруг да около, дурачишься, ведешь себя как полный идиот, но подойти и сказать три слова не можешь. Проходит время, окончена школа, институт, техникум, не важно. Вы расстаетесь. И встречаетесь в сорок лет. Представляешь? Случайно, на улице. Она так же прекрасна, как двадцать лет назад, свежая, стройная, умная. Начинаете разговаривать. Ты говоришь: «Я ведь был в тебя влюблен по уши». А она отвечает: «И я в тебя». Вы смеетесь с грустью в глазах, вспоминаете старых друзей, и расходитесь, даже не обменявшись телефонами. Потому что понимаете – в этом нет никакого смысла. Ты идешь домой и бесишься, потому что у тебя дома сидит сварливая бочка весом в восемьдесят пять килограмм, дети, похожие на маму, и ты не в силах ничего изменить. И все из-за того, что когда-то просто побоялся сказать кому-то несколько приятных слов.