Француженки не терпят конкурентов

Филипп, подбежав, ловко поднял ее на ноги и принялся стряхивать с ее спины снег с гораздо большей, чем требовалось, тщательностью.

– Пардон, – извинилась Магали перед матерью, катившей коляску.

Но стильная дама, молча окинув ее хмурым взглядом, с явным неодобрением продолжила чинную прогулку.

Глянув вслед сердитой особе, Магали отметила про себя широкие, но высокие каблуки ее сапог и смущенно посмотрела на свои уличные сапожки на плоской подошве. Черт побери, может быть, зря она вчера отказалась от каблуков?

Филипп рассмеялся, прочитав ее мысли.

– Ты все наверстаешь, когда растает снег. У меня появилась масса идей по поводу того, чем мы можем заняться в твоих стильных сапожках. – Он издал подавленный хрипловатый вздох. – Подозреваю, что их даже слишком много.

– О, неужели? – Она подняла на него глаза, чувствуя, как, несмотря на холод, в ней быстро нарастает жар желания.

– En fait [120] , мы можем устроить своего рода натуральный обмен, ты, допустим, будешь исполнять все мои сексуальные фантазии, а я буду обеспечивать тебя любыми сапожками, по твоему выбору.

120

На самом деле (фр.).

Его предложение действительно прозвучало весьма заманчиво. Прокашлявшись, она постаралась изобразить равнодушие.

– А попадут ли в круг моего выбора сапожки от Живанши?

– Магали, не хочешь же ты сказать, что готова отдаться мне ради фирменной экипировки, а не ради моих фирменных макарун? Это просто убьет меня.

Ее плечи поникли.

– Вероятно, отныне все мои мечты будут сводиться только к твоим макарунам, – с грустью констатировала она.

Теперь, когда она попробовала его миндальное пирожное, у нее начинали течь слюнки уже от одной мысли, что она сможет еще раз отведать его. Она начисто потеряла силу духа. Проблема заключалась не в моральной устойчивости, поскольку, как и ее тетушка Женевьева, она считала, что раздражающие вопросы морали поднимались в основном тетушкой Эшей, а в потере обычной и славной твердости характера.

– Хотя я не возражала бы против дополнительной награды, – пылко добавила она.

Она видела такую роскошную пару сапожек…

Разразившись смехом, Филипп привлек Магали к себе и закрыл ей рот крепким поцелуем.

– Похоже, снег будет валить целый день, – прошептал он в ее замерзшее ухо. – Почему бы нам не пойти погреться часок-другой, а потом с новыми силами вернуться в эту прекрасную холодину? Говорят, в снегопад нет ничего лучше чашки горячего шоколада.

Когда он повел ее с площади Вогезов в сторону, противоположную его дому, она сначала подумала, что он пошутил насчет теплой передышки и ведет ее смотреть на заснеженные мосты Сены.

По набережным Правого берега они прогулялись до Нового моста и пересекли его, постояв немного перед возвышающейся посередине заснеженной конной статуей Генриха IV – прозванного Магали Зеленым королем. Над убегающим вдаль серым руслом реки сплошь белели, подобные призракам, укрытые снегом памятники и мосты. Возвращаясь через площадь Парви перед собором Парижской Богоматери, они увидели другую играющую в снежки парочку и множество оставленных кем-то по всей площади снежных ангелов, которые напоминали небесное воинство, собравшееся перед этим величественным собором.

Обойдя взмывающие ввысь контрфорсы, они постояли немного на горбатом мосту, соединяющем остров Сите с островом Святого Людовика, глядя на течение реки и снега.

По другой стороне моста прошла парочка, тесно обнявшись под красным зонтом.

Филипп вздохнул.

– Мне следовало захватить зонт.

Он посмотрел вслед красному куполу, покачивающемуся над уединившейся под ним парочкой в темных куртках, так интимно прижавшейся друг к другу, и внезапно перевел взгляд на Магали.

– Ты спрашивала меня прошлой ночью, в какую женщину я был влюблен. – Он сосредоточенно нахмурился, словно пытался разрешить серьезный конструктивный вопрос в плане выпуска одного из своих новых piиces montйes. – Однако, Магали, мне кое-что непонятно. Как ты сама могла этого не знать?

Снежинки садились на ее распахнутые глаза, устремившие на него пристальный взгляд, и наконец она невольно моргнула, и ледяные капли повисли паутинкой между ресницами.

Неужели они будут обсуждать эту тему? Одно дело прошептать что-то, засыпая после бурного секса, но, безусловно, даже ему не могло бы прийти в голову разбираться в столь щекотливом вопросе среди бела дня.

Хотя его, похоже, это совершенно не пугало. По крайней мере сейчас, под этим сказочно падающим снегом.

– Нет, правда, Магали… я весь поглощен работой. Порой случается, что один из моих десертов остается несъеденным на тарелке. Нечасто, конечно, – добавил он, словно подсчитывал разы личных обид, – но, возможно, их оставляли особы, страдавшие анорексией и любившие терзать себя диетами. Или беременные женщины, чьи гормоны внезапно восстали против их страстного желания. Или… или… ведущий совещание предприниматель, приболевший гриппом или насморком и начисто лишившийся на время вкусовых ощущений. То есть такое бывает.

Она взяла его под руку и утешительно погладила. Ее губы чуть дернулись, но поистине трудно было представить еще какую-то причину для того, чтобы кто-то мог оставить недоеденным десерт от Филиппа Лионне.

– Я не собираюсь лично обхаживать таких людей, предлагая им новые и еще более изысканные изделия до тех пор, пока они не перестанут ломаться. – Пауза. – В общем, не в прямом смысле, – признался он. – Мне самому интересно в моменты вдохновения придумывать новые и более интересные рецепты для всего мира, но я не стану пытаться угодить вкусу того склонного к мазохизму индивида, который, ломаясь, отказывается от наличного ассортимента.

Магали упрямо сжала зубы. Ей совсем не понравилось слово «ломаться». Она мгновенно представила себе шарик крем-брюле, соблазнительно ощетинившийся поблескивающей на нем карамельной крошкой, хотя достаточно пригладить его ложкой, чтобы обнаружить всю ту нежную и прелестную внутреннюю уязвимость.

Или сырое яйцо, вытекающее из треснувшей скорлупы. Она сердито нахмурила брови.

– Ты слушаешь, что я говорю, или просто сердишься?

Она взглянула на него. Снежинки усыпали его плечи, и выбившиеся из-под шапки волнистые пряди уже смочил растаявший снег, придав более темный оттенок их золотистому цвету. Он был статным и сильным красавцем, к тому же крайне целеустремленным, и ей хватило одного пристального взгляда, чтобы самой начать таять, как снег, таять от любви к нему. Но ее совершенно не привлекала идея превращения в водянистую субстанцию.

Филипп ответил на ее молчание резким тяжелым вздохом и тоже нахмурился.

– Насколько я понимаю, ты не влюблена в меня.

Магали ахнула, словно он вдруг попытался столкнуть ее с моста в ледяную воду.

– Я… то есть мне… нет, я вовсе не… и мне…

Ощущение его близости, обаяния, его смеха, способного разрушать и создавать мир. Необузданные, опасные взгляды. Одно пирожное за другим вызывающе проплывали перед ее мысленным взором. Ее полнейшая неспособность заставить его отступить хоть на шаг. Тактичное обаяние. Его бурное желание счастья. И то, как нежно он овладел ею вчера вечером в душе, ласково прижимая ее лицо к своему плечу. Волоски его руки под ее щекой, ох, господи… неужели он мог полюбить ее.

– Я…

Он не перебивал ее. Не торопил. Не терял терпения или не стремился оборвать момент неизвестности, защищаясь от нежелательного исхода. Он просто ждал, когда она перестанет запинаться и открыто взглянет на него. Дотянется до его откровенности. Казалось, этот колдовской снегопад играл ей на руку.

Но, казалось, окончательно онемев, она лишь взирала на него во все глаза. Размышляя, не собирается ли он резко развернуться и уйти.

– Intйressant [121] , – произнес он наконец с легким унынием, осознав, что она так ничего толком и не скажет.

121

Интересно (фр.).