Французская сюита
Шрифт:
В полдень к нему поднялась консьержка и стала прибираться, нанять прислугу он еще не успел. Значительные события, счастливые, несчастливые — не важно, не меняют человека, но выявляют его склад (так порыв ветра, сдув сухие листья, показывает, каково дерево), они выводят на свет то, что пряталось в тени, направляют человека в то русло, в каком отныне он будет расти. Шарли был всегда осмотрителен в отношении сбережений. По возвращении из скитаний он почувствовал себя скупцом — экономить всегда было для него удовольствием, а тут он отдал себе отчет, что ему это приятно, ибо после скитаний стал еще и циником. Раньше ему бы и в голову не пришло возвращаться в разоренную запыленную квартиру; одна мысль, что в день приезда придется обедать в ресторане, внушала бы ему ужас. Но теперь он столько всего пережил, что его уже ничего не пугало. Когда консьержка
— Вам придется справиться, мадам Логр. Работайте поскорее, вот и все.
— Скоро хорошо не бывает, сударь!
— Придется совместить, — сурово ответил Шарли. — Сейчас нельзя давать себе слабину, время послаблений прошло. Я вернусь в шесть часов. Надеюсь, все будет готово, — добавил он.
Величественно взглянув на консьержку, он умолк. В душе он негодовал, но фарфоровые фигурки, как всегда, вызвали у него нежность, он ласково взглянул на них и вышел. Спускаясь по лестнице, он прикидывал, на чем сможет сэкономить — не будет, например, больше оплачивать обеды мадам Логр. Какое-то время она занималась его хозяйством, уделяя ему по два часа в день; теперь, после большой уборки, поддерживать в квартире порядок не составит большого труда. Он спокойно найдет себе слуг, семейную пару, разумеется. У него всегда была семейная пара — камердинер и кухарка.
Он отправился обедать на набережную в маленький ресторанчик, где бывал уже не раз. И очень неплохо пообедал, учитывая наставшие времена. Впрочем, Шарли ел немного, но всегда пил хорошие вина. Хозяин шепнул ему на ушко, что у него сохранилось немного настоящего кофе. Шарли закурил сигару и почувствовал, что жизнь прекрасна. Нет, конечно, не совсем так, жизнь не была прекрасной, как можно было забыть о поражении Франции, о страданиях и унижениях, которые неизбежно всех ожидали, но она была прекрасной для Шарли, потому что он принял ее такой, какой она была, не оплакивал прошлого и не пугался будущего.
«Что будет, то будет, — думал он, — меня это мало заботит…» Он стряхнул пепел с сигары. Свои деньги он перевел в Америку, теперь они были заблокированы, и значит, налоги ему уменьшат, а то он и вовсе не будет их платить. Франк еще долго не поднимется. К тому дню, когда он сможет получить свое состояние, оно увеличится чуть ли не вдвое. Что же касается текущих расходов, то он постарается свести их к минимуму. Продавать и покупать золото уже запретили, и на черном рынке за него давали бешеные деньги. Шарли с удивлением подумал о паническом шквале безумия, который чуть было не подхватил его: неужели он собирался покинуть Францию и намеревался жить в Португалии или в Южной Америке? Кое-кто из его друзей так и поступил, но он, слава Богу, не был ни евреем, ни франкмасоном, подумал он с брезгливой улыбкой. Он никогда не занимался политикой и, значит, не видел оснований, почему бы его стали беспокоить — спокойного безобидного человека, который никому не причинил вреда и любил на этом свете только фарфор. Он признался сам себе, что секрет его счастья среди всех этих потрясений таится в любви к фарфору. Живое подвластно времени, оно смертно, он не любил его и был прав, что не женился, не завел детей… Господи! Все вокруг поддались на обман, он один сохранил мудрость.
Немыслимое намерение переселиться в другую страну возникло у него под влиянием необычайной, почти безумной мысли: ему показалось, что за несколько дней переменится все, что жизнь превратится в ад, станет непроходимым ужасом. И вот, пожалуйста… Похоже, ничего не переменилось. Он стал припоминать священную историю и описание земли перед потопом: как же тогда-то было? Ах да: люди строили, женились, ели, пили… Но Святое Писание не досказало все до конца. Там следовало еще добавить: «Воды после потопа схлынули, и люди снова начали строить, жениться, есть и пить…» Впрочем, люди не так уж и важны. Нужно сберечь произведения искусства, музеи, коллекции. Чем была страшна Испанская война? Тем, что разрушила столько шедевров. Сейчас главное — спасти замки, особенно те, что расположены на Луаре. Будет непростительно… Но вино за обедом было так хорошо, что Шарли настроился на волну оптимизма. Впечатляют и руины, великолепные бывают руины. В Шиноне, например, значительнее всего выглядит зал без потолка, его стены видели Жанну Д'Арк, а сейчас там птицы вьют гнезда, и в уголке цветут дикие вишни.
После обеда Шарли
решил немного пройтись, но нашел, что улицы выглядят уныло. Непривычная тишина, отсутствие автомобилей и повсюду огромные красные полотнища с черными свастиками. Перед дверями молочной столпились женщины, ожидая своей очереди. Для Шарли это была первая война. Толпа показалась ему мрачной. Он поспешил к метро, единственному действующему виду транспорта, собираясь заглянуть в бар, куда обычно заглядывал в час дня или в семь часов вечера. Оазисы благоденствия — вот, что такое бары. Цены в них высокие, посетители — богатые люди в возрасте, ни мобилизация, ни война их не коснулась. Какое-то время Шарли сидел один, но к шести часам появились и другие старинные завсегдатаи, все прекрасно себя чувствующие, здоровые, невредимые, цветущие, сопровождая прелестных, ухоженных, умело подкрашенных женщин в очаровательных шляпках.— Но это же он! Это же Шарли! — восклицали они. — Вы не слишком устали? Когда вернулись в Париж?
— Париж ужасен, не правда ли?
И сразу же, словно встретились они после самого обычного мирного летнего сезона, затевался легкий оживленный разговор, где касались всего, но ни на чем не задерживались — «скользите дальше, не сосредотачивайтесь», [4] называл такие беседы Шарли. Среди множества новостей он узнавал, что одного молодого человека убили, другого взяли в плен, и говорил:
4
Строка из стихотворения П.Ш.Руа, ставшая расхожим выражением. (Примеч. перев.)
— Да не может быть! Подумать только! А я и не знал. Как это ужасно! Бедняжки!
Муж одной из очаровательных дам находился в плену в Германии.
— Я регулярно получаю от него письма, нет, он не чувствует себя несчастным, он скучает, и это понятно. Надеюсь освободить его в ближайшие дни.
Слушая, принимая участие в беседе, Шарли все больше оживлялся — к нему вернулось его хорошее настроение, ненадолго омраченное видом пустынной парижской улицы, но окончательно умиротворила его шляпка, которую он увидел на только что появившейся в баре женщине; все вокруг были одеты изысканно, но с подчеркнутой простотой, говоря: «Сами понимаете, сейчас не до нарядов, во-первых, денег нет, во-вторых, не то время, я донашиваю старое», — но новая гостья с лихостью, отвагой и бесстыдством счастья щеголяла рыжей вуалеткой на золотых волосах и восхитительной новой шляпкой — маленькой, чуть больше тарелки, из соболя. Едва увидев эту шляпку, Шарли просветлел. Времени было уже много, а он до ужина намеревался еще заглянуть к себе; пора было уходить, но расставаться с друзьями не хотелось. Кто-то предложил:
— А не поужинать ли нам вместе?
— Чудесная мысль, — горячо откликнулся Шарли.
И тут же предложил маленький ресторанчик, где так хорошо сегодня пообедал, — он был из породы кошачьих и привязывался к месту, где с ним хорошо обошлись.
— Придется снова ехать на метро. Какая гадость! Метро отравляет жизнь, — пожаловался он.
— У меня появилась возможность достать бензин и разрешение на вождение автомобиля. Я не предлагаю вас отвезти, потому что пообещала дождаться Надин, — сказала женщина в новой шляпке.
— Как же вам это удалось? Как отрадно, что у вас это получилось!
— Да, получилось, — улыбнулась она.
— Так, значит, увидимся через час или час с четвертью.
— Заехать за вами?
— Нет, спасибо, вы очень любезны, но ресторан от меня в двух шагах.
— Будьте осторожны, на улицах хоть глаз выколи. Они требуют неукоснительного исполнения правил.
«В самом деле, сумрачно», — отметил Шарли, выбравшись из теплого, ярко освещенного погребка на темную улицу. Шел дождь в этот осенний вечер, а Шарли так любил парижские осенние вечера с отсветами огней на горизонте. Но сейчас вокруг, будто в глубине колодца, сгустились темнота и мрачность.
К счастью, устье метро было рядом. У себя Шарли застал мадам Логр, она еще не закончила уборку и подметала с сосредоточенным и сумрачным видом. Зато гостиная сияла. Шарли решил поставить свою самую любимую севрскую статуэтку — Венеру с зеркалом — на лакированную поверхность столика «чиппендейл». Он вытащил статуэтку из ящика, освободил от шелковой бумаги, в которую та была обернута, и залюбовался. Когда он понес ее к столику, в дверь позвонили.
— Посмотрите, кто это там, мадам Логр.