Франкенштейн (илл.)
Шрифт:
„Что тебя печалит?“
Всю неделю перед свадьбой я думал о том, как мне защититься от чудища. Я повсюду носил с собой кинжал и пистолеты и непрестанно был начеку.
День свадьбы приближался, и я делался все спокойней, мне удалось себя убедить, что то была пустая похвальба, и незачем терзаться.
Церемония состоялась у нас дома, потом было много гостей. Мы были счастливы, я и Элизабет, а с нами вместе и мой отец.
Медовый
Сияющий солнечный день, снежный Монблан вдалеке — как же мы были счастливы оба! Но вдруг я заметил, что к радости в глазах Элизабет подмешалось выражение испуга.
Надо защититься от врага.
Я взял ее руки в свои, я улыбался, я уверял ее, что все хорошо, я люблю ее, я счастлив и горд тем, что у меня такал жена. Но в душу мне закралась мысль, что, быть может, она боится моей страшной тайны… тайны, которую я обещал ей открыть завтра.
От этого завтра нас отделяло всего несколько часов, солнце садилось, когда мы вышли на берег в Эвиане. Закат словно вернул мне мои прежние страхи, я опять слышал голос: „Я буду с тобой в твою брачную ночь“.
Впереди медовый месяц!
ГЛАВА 20. Жертва брачной ночи!
Виктора терзают страхи.
Настала ночь. Проливной дождь обрушился на нашу маленькую гостиницу. Из своих окон мы смотрели, как ветер взбивает на озере волны. Грозовая темень и буря снова пробудили в душе моей тысячи страхов. Единственное утешение мое был пистолет, спрятанный под рубашкой.
Элизабет молча смотрела, как на лице у меня проступает выражение страха, и наконец она спросила:
— Чего ты так боишься, любимый мой Виктор?
— Просто ночь такая ненастная, душа моя, — попытался я ее успокоить. — Вот пройдет она, и все опять будет хорошо.
Потом я подумал, что, если нам с врагом придется столкнуться нынче, негоже Элизабет быть тому свидетельницей. И потому я ее попросил:
— Прошу тебя, душа моя, пойди вниз, в спальню, полежи, отдохни. У меня был трудный день. Скоро я к тебе приду.
Едва Элизабет ушла в спальню, я обшарил каждый уголок каждого коридора маленькой гостиницы. Чудовища нигде не было.
Я стал уже надеяться, что какое-то немыслимое мое счастье помешало ему исполнить свою угрозу… как вдруг услышал снизу, из спальни, душераздирающий крик!
И тогда я понял истинный смысл его угрозы! Я бросился в спальню. И застыл на пороге от того, что представилось моему взору!
Поперек постели лежала моя бесценная, моя дорогая Элизабет, неподвижная и бездыханная. Голова свисала сбоку с постели, волосы прикрывали белое лицо, на котором застыло выражение ужаса.
< image l:href="#" title="Надо осмотреть каждый уголок." />Надо осмотреть каждый уголок.
Ноги подо мной подкосились, и я упал на пол без памяти.
Когда я пришел в себя, я был на диване в нашей гостиной, окруженный бледными служащими. Я вскочил и снова бросился в спальню. Элизабет теперь аккуратно лежала на постели. Лицо и шея были покрыты простыней.
Я сдернул эту простыню, я взял Элизабет на руки. Она казалась спящей, мирно спящей, но холод ее тела меня убедил в том, что все кончено… и эти страшные черные отметины на шее!..
Я поднял глаза, чтобы воззвать к небесам, но увидел страшное осклабленное лицо в открытом окне! Своей гнусной усмешкой он издевался надо мной, своим мерзким пальцем он показывал на тело моей Элизабет.
Чудище исполнило свое обещание!
— Я отомстил тебе, мастер, — хрипло прокаркал он. — Как пообещал, что буду с тобой в твою брачную ночь, так и сделал. Я отнял у тебя все твои надежды на счастье, как ты у меня отнял мои!
Я кинулся к окну, на бегу вытаскивая из-под рубашки пистолет. Я выпустил в него весь заряд. Но он был слишком проворен.
Отскочив от окна, он метнулся к озеру и нырнул в воду.
На мои выстрелы ко мне сбежалась толпа. Мы вместе бросились к озеру, кто сел в лодку, кто забросил сети, кто стал обшаривать ближний лес… Много часов прошло прежде, чем мы наконец сдались. Убийца скрылся.
Едва живой вернулся я в гостиницу. Больше я ничего не мог сделать для Элизабет. Надо было немедленно отправляться домой, чтобы уберечь от чудовища моего отца и брата.
"Я тебе отомстил, мой создатель!"
ГЛАВА 21. Я начинаю розыск по всему миру
Отец умер от горя.
Я вернулся в Женеву. Отец и брат были здоровы и невредимы. Но печальная весть оказалась последним ударом для ослабевшего отца. Он попросту не мог дальше жить, когда два любимых им существа погибли такой страшной смертью. Через несколько дней после моего приезда он испустил последний дух на моих руках.
Для меня это тоже был последний удар. Уильям, Жюстина, Элизабет и вот теперь еще отец! Душа моя не могла с этим смириться, разум отказывался это принять. Я совершенно лишился рассудка, и на много месяцев меня заперли в сумасшедший дом.
Когда, наконец, ко мне вернулся рассудок, жажда мести меня снедала еще больше, чем прежде. И на сей раз я готовился к решительным действиям.
Я пробовал было искать помощи у женевской полиции. Я рассказал судье всю свою историю, во всех подробностях, без малейшей утайки. Он, казалось, поверил мне, но решил, что из-за сверхчеловеческой силы чудовища, да и значительного времени, миновавшего со времени преступлений, пожалуй, никому не удастся его поймать.