Френдзона

Отгораживаясь от вопроса Фионы, я тянусь за бутылкой красного вина на столешнице.

– Будешь бокальчик?
– спрашиваю я вместе того, чтобы ответить.

Мгновение она смотрит на меня, а потом пожимает плечами.

– Красное вино с донатами? Почему бы и нет?

Я не говорю, пока бокалы с вином не наполнены для нас обоих.

– Мне нравится печь. Это расслабляет.

– Конечно же тебе нравится. Это у нас в крови. То есть, я ненавижу заниматься выпечкой, но...
– она усмехается, а ее щеки немного округляются, а затем Фи снова становится серьезной.
– Но правда, Айви, почему ты разбиваешься в лепешку, словно пытаясь загладить за что-то вину этими донатами?

Я делаю глоток вина и отвожу взгляд.

– Я осознала сегодня, что пеку лучше всего, когда напряжена.

Под звуки тиканья кухонных настенных часов Фи наблюдает за мной.

– Ты много всего испекла, Долговязая Айви.

– Знаю,- передо мной простирается море из донатов, и каждый из них идеально покрыт глазурью.
– Я всегда думала, что мне следует присоединиться к маме, потому что я хороша в выпечке. Мне нравится работать руками, месить тесто и вникать в отличия новых ингредиентов. Нравится готовить для кого-то. Но недавно я начала думать о том, как хочу жить. И вот в чем дело, Фи, я хочу, чтобы дело моей жизни возбуждало меня.

– А выпечка тебя не возбуждает?
– она смотрит на донаты.

– Это вдохновляет меня, помогает чувствовать себя лучше, - но управление пекарней? Я ненавижу это, - румянец заливает лицо, когда сознаюсь. Потому что я ненавидела эту часть работы. Мне было ненавистно вставать еще до рассвета, постоянно находиться на ногах, волноваться о магазине и клиентах. Раньше я отбрасывала этот негатив на задворки своего разума, но сейчас слишком сложно его игнорировать.

– Так не занимайся этим.

Ставя на стол бокал, я начинаю вытирать ляпы из медовой глазури на столешнице. Фи наблюдает за мной, пока я делаю это.

– Если ты не хочешь управлять одной из пекарен мамы, - спрашивает она, - тогда чем ты хочешь заниматься? Не то, чтобы ты обязана это знать.

Мои пальцы сжимают влажную тряпку, и я отбрасываю ее.

– Я не знаю.

В действительности это ложь. Я, кажется, просто не могу озвучить то, что хочу, потому что это сродни безумию. Я не готова встретиться с этим лицом к лицу.

Потому делаю большой глоток вина и позволяю опьяняющему теплу разлиться по моей крови. Я ощущаю себя глупой и раздраженной. Сомнение крадется по моей спине, касаясь моей кожи своими липкими лапками. Возможно, это дурацкий полет фантазии.

– Мама и папа подумают, что я потратила время и возможности в пустую.

– Эй, - говорит нежно Фи.
– Я выбирала свой основной предмет в течение двух лет, шесть раз меняя его с одного на другой.

– Ты второкурсница. У тебя есть время. И ты любишь дизайн. Почему не выбрать его?

Рассеяно она кивает.

– Ага, возможно.

На мгновение мы обе замолкаем. А затем Фи ставит на стол свой бокал и тянется за еще одним донатом.

– Мне тебя жаль, - говорит она, обращаясь к донату.
– Но кажется, я не могу ничем тебе помочь, - ее взгляд встречается с моим.
– Я позвоню парню из студенческого братства, чтобы он забрал большую часть из них, пока мы с тобой не впали в сахарную кому. А потом мы отметим мой день рождения в стиле, который будет включать в себя распитие еще большего количества вина и разговоры о наших самых глубоких и темных секретах.

– Фи, - я пытаюсь не рассмеяться.
– Это по сути резюмирует все наши ночи вместе.

– Нет-нет! Напитки и еда во время таких посиделок каждый раз разная.

Я усмехаюсь и начинаю паковать донаты.

Через несколько часов мы обнаруживаем себя растянувшимися на моей кровати в огромной куче подушек. Вино уступило место мохито, а моя голова идет кругом.

– От красного вина мне хочется спать, - жалуюсь я.

– Это мой день рождения. Ты не можешь уснуть, - Фи перекатывается на бок и смотрит на меня.

– Ммммхммм, - мои губы немеют. Мысли уносятся потоком в неведанном направлении, но как только я забываю, где нахожусь, это странное смутное чувство тревоги возвращается. Думаю, я могла бы слечь с простудой. Но сейчас мне этого не видать.
– Фи?

– Что?
– бормочет она, а ее лицо уткнулось в подушку.

– Может ли человек... ну, даже не знаю... быть пресыщенным сексом, если он даже не занимается им?
– в то мгновение, как слова слетают с уст, мое лицо вспыхивает, и я хочу забрать их обратно. Но так или иначе, они уже поселились в наших головах, танцуя словно насмехающиеся надо мной феи, пока челюсть Фи отвисает.

Ее взгляд буравит меня, и мне приходится бороться с огромным желанием поерзать на месте. До того как я уступаю этому желанию, она пожимает плечами, совершенно легкомысленно, словно я не выпалила нечто смехотворное.

– Объясни.

Но я не хочу. Мой болтливый рот и так уже повлек достаточно неприятностей. Однако, мохито развязал мой язык.

– Боже, Фи, с чего бы начать? Я думаю о сексе. Сейчас почти что все время, - о членах. Погружающихся в меня. Заполняющих мою киску. Скользящих в мой рот. Черт.
– Мои груди ощущаются такими налившимися, а соски... давай не будем говорить об этом, - от этого волнения, они твердеют, и потому я прижимаю подушку к груди. Но это не затыкает мой рот окончательно.

– У меня все ноет. Так сильно, что внизу живота становится больно. Блин, между моими гребаными бедрами разгорается пожар, - сейчас я начинаю раздражаться и шлепаю рукой о матрас.
– Я невольно мечтаю о том, как провожу большими пальцами по впадинам на животе парня. По тем, которые ведут словно стрелки к его бедрам. Ну знаешь, о чем я? В форме буквы V, - мой рот наполняется слюной сейчас от одного лишь образа.

– О, - произносит Фи выразительно, - я отлично знакома с этими впадинами, - она усмехается, такая наглая, а ее брови приподнимаются.
– Они называются Линией Победы (V-victory) на пути в Членоленд.

– Вчера, - говорю я, вздыхая.
– Я смотрела на сосок в течение десяти минут.

Фи взрывается смехом.

– На сосок?

– Ага, - говорю я безнадежным голосом.
– В журнале Elle было фото с парнем без рубашки...

– О, мужской сосок.

– Конечно, мужской, - я прикусываю нижнюю губу.
– Хотя я, вероятно, возбудилась бы и от вида женского соска. То есть, грудь это сексуально, как ни крути.

Фи что-то бормочет себе под нос, а затем смотрит на меня.