Фронт без линии фронта
Шрифт:
говорит по-немецки, расспрашивает о чем-то офицера, что-то советует.
Оказывается, немец решил заказать себе кольцо с бриллиантом. И. проводив
клиента с той же мягкой радушной улыбкой, говорит Марии Ильиничне:
– - Одна сторона дела выполнена. Теперь приступим к другой... И достает
из стола пачку копирки.
Алексей был такой же "крышей", как и Мария Ильинична, только более
эффектной, и прикрывал он не Кудрю, а Митю Соболева, и не только прикрывал,
но и обеспечивал его деньгами,
Однако весной 1942 года неожиданно для всех барон был арестован гестапо.
Арестовали его якобы за незаконную продажу золота. Правда, спустя десять
дней он был освобожден. Но у Максима было такое правило: если человек
побывал в гестапо, дел с ним больше не иметь. И это было верно, потому что
за "бароном", как оказалось потом, вели непрерывное наблюдение пять агентов
гестапо и абвера. Вдобавок выяснилось, что радист "барона" также вызывался в
гестапо. Пользоваться его рацией Кудре было нельзя.
Последняя ниточка, связывавшая его с Центром, порвалась.
И Максим решил идти в Москву. В попутчики он выбрал себе Жоржа Дудкина,
бывшего работника Киевского уголовного розыска, парня атлетического
телосложения и отчаянной храбрости. Руководство группой на время отсутствия
он передавал своему помощнику Мите Соболеву, старому чекисту, работавшему в
органах еще с 1918 года.
Он был готов ко всему и придумал хороший предлог на тот случай, если по
дороге его схватят гестаповцы. Иван Кондратюк, сын священника из Мерефы,
расстрелянного Советской властью, идет в Харьков, чтобы восстановить свои
права на наследство. На базаре он накупил всякой мелочи -- камешков для
зажигалок, крестиков, карандашей, чтобы кормиться, продавая их крестьянам.
На всякий случай в подкладку зашил золотые монеты.
Было начало апреля, но в полях еще лежал снег, и Днепр стоял скованный
льдом. Зима в тот год была на редкость долгой и холодной. Вдвоем с Дудкиным
они тайно перешли на левую сторону Днепра.
И надо же так случиться, что через несколько дней в дом Марии Ильиничны
постучались и, назвав условный пароль: "Чи здесь живе Иван Данилович?",--
вошли двое наших разведчиков. Это украинские чекисты позаботились о Максиме
и прислали ему денег. А когда они попрощались, в дверь снова кто-то тихонько
стукнул. Мария Ильинична открыла. На пороге стоял грязный оборванный мальчик
и держал в руке смятую бумажку.
– - Ты что?
– - Вам от Ивана Даниловича.
Ноги у нее подкосились, когда она прочитала несколько слов, наспех
написанных карандашом: "Я задержан. Ты, как жена, можешь меня выручить". Она
отогрела и накормила мальчика, и он рассказал, что Иван Данилович был
схвачен жандармами где-то в 80 километрах от Киева, избит и брошен в
Дарницкий
лагерь, где находится в специальном отделении полевого гестапо.Живыми оттуда не выходили.
Две старухи -- мать Груздовой и ее свекровь, и она сама всю ночь
обсуждали, что делать. Решили: надо выручать. Иного мнения был Соболев:
нельзя идти на явную смерть. Мария Ильинична сама отдавала себя в руки
гестапо, могла быть провалена вся организация.
Она еще раз обдумала все и рассудила так: я отвечаю за жизнь Ивана. Раз
он просит -- значит, надо.
Рассказ Груздевой о том, как она выручала Максима, мы воспроизводим с
ее слов.
Смелость города берет
Лишь рассвело, я бросилась к Лантуху -- помните нашего соседа, который
так нетерпеливо дожидался немцев? "С Иваном несчастье, выручайте!" -- и
рассказала ему, что немцы забрали много студентов мединститута, в том числе
и Ваню, бросили в Дарницкий лагерь и должны вывезти в Германию и что якобы я
уже была в лагере и мне посоветовали подать заявление на имя коменданта,
подписанное людьми, знавшими Кудрю с положительной стороны.
– - Ай-ай-ай, -- развел руками Лантух,-- такого щирого украинца забрали.
Нет, Ивана Даниловича мы не отдадим.
И он побежал к соседям, сочинил бумагу, сходил в
домоуправление, и скоро я с листом, в котором свидетельствовалась
полная благонадежность Ивана Даниловича Кондратюка, летела домой.
Идти в лагерь -- это недалеко от Киева -- я решила не одна, а со
свекровью Прасковьей Яковлевной: пусть товарищи узнают, что со мной
случится. Добрались до Дарницы, подошли к охране. По правде сказать, руки,
ноги дрожат, но иду. Прошу полицаев:
– - Пустите к коменданту.
– - Не велено.
– - Даю пятьсот рублей.
– - Проходи.
Вхожу в кабинет коменданта. Чувствую, внутри все похолодело. Но ничего,
беру себя в руки. Рассказываю, что разыскиваю Ивана Кондратюка,-- он шел на
родину, в Мерефу, и, как мне известно, попал сюда.
– - Можете говорить по-русски,--усмехается немец.-- Я долго жил в вашей
стране. Так вы говорите, Кондратюк ваш муж?
– - Муж.
– - Какой же он муж, если уверяет нас, что у него нет жены.
Я даже растерялась.
– - Как это нет?
– - спрашиваю.
– -Я его жена, вот и документы.
И тут меня осенило.
– - Пусть он сам мне это скажет, -- говорю я с возмущением и с ходу
разыгрываю сцену ревности: дескать, если муж меня бросил, то хочу слышать
это от него, а не через немецкого коменданта.
Немец с явным интересом посмотрел на меня. Что поделаешь, женская
логика -- странная вещь.
– - Хорошо, -- недоверчиво говорит комендант,-- предположим, что он