Фронтир

Все, они все здесь.

Первый шок начал проходить, так что он наконец смог заметить десятки, сотни беснующихся беженцев. Криков их, благодаря хорошей звукоизоляции, слышно не было, и за то спасибо, вяло подумал Сержант сквозь монотонный шум в ушах, сквозь кровавую пелену запоздало накрывшей его ненависти. Столько смертей. Столько напрасных смертей.

Психика не справлялась с неудержимым потоком событий, но это было даже хорошо. Сержант понемногу привыкал к подобной безучастности, глухая стена пропускала внутрь только точечные уколы — когда-нибудь ему придется обдумать весь этот кошмар, а уж тогда помоги ему свет самому с ума не сойти вслед окружающей действительности.

Мысли его текли жёсткими, колючими импульсами, прорываясь сквозь шоковую блокаду, в душе было пусто, словно после затянувшейся попойки, вот только похмелье никак не наступало. Даже чувство приближающегося конца было до невозможности спокойным и отстранённым. Голос возник ниоткуда, будто он всегда был где-то поблизости. Кажется, впервые один из тех двоих снизошёл до разговора.

Плохо, Сержант, ой как плохо. Необходимо твёрдо смотреть в глаза врагу. Вот он, не отвлечённый неживой механоид из дальних миров, а самый что ни на есть одушевлённый. Близкий тебе человек. Я слышу страх? Ты боишься его? Нельзя прятать взор при подобных обстоятельствах. Ведь часть вины за содеянное висит и на тебе!

«Схожу с ума», — жёстко подумал Сержант, однако взгляд его мгновенно потвердел, подчиняясь бестелесному голосу.

— Я полагаю, вам есть, что мне сказать, перед тем, как я последую за ними.

Реакция на реплику последовала странная, Учитель вскинул голову и громко захохотал. Руки его затряслись и выронили аппарат. Смех был отрывистым и судорожным, вскоре он сменился судорожным кашлем. Сержант никак не реагировал, он предпочитал дождаться ответа. Наконец Учитель успокоился.

— Да, необходимо отдать вам должное, вы отлично просчитали ситуацию, но вот чего вам не хватает, так это элементарного воображения. Ну неужели я похож на человека, который, дабы устрашить своих жертв, перед смертью с ними проводит душеспасительные беседы? — лицо Учителя вновь стало каменным. Его твёрдый голос теперь выплевывал слова с четкостью церебра, но глаза Гостя уже глядели мимо Сержанта.

— Мне достался в конце жизни плохой ученик. Доверие к Учителю должно стать стержнем, на котором крепится всё остальное. Так вот, скажу я вам одну вещь: тот медальон, что достался ворвавшимся к Кеире, действительно при жизни принадлежал Самоину. Медальон Гостя стал ключом в её убежище. Однако именно вы сделали так, чтобы Кеире в будущем этой несчастной планеты не было места.

Сержант, а не морочит ли он тебе голову? То, что он сказал, не несёт новой информации, кое-что ты и сам знаешь, о чём-то догадываешься, всё остальное — голая эмоция. Силой только одной логики невозможно восстановить здание реальности по паре кирпичей — это будет не дом, а будка для собаки. Хорошая, крепкая, но все-таки будка. Учитель хочет запутать тебя своими словами, разрушить твои представления о действительности, чтобы… возвести новое здание? Или все-таки восстановить старое?

«Схожу с ума». Сержант вдруг почему-то испугался. Да, пожалуй, скоро он совсем тронется, но до этого нужно разок постараться, хотя в последнее время ему это почему-то плохо удаётся. Вспомнить эпизод на холме, тогда тоже всё, казалось, было потеряно… Теперь снова можно попытаться.

Нервный импульс, который для умирающего послужил бы последней каплей, был безвреден для здорового, это в замшелых террианских дорамах герои и злодеи могли швырять друг в друга огненные шары, вызываемые силой мыли. Но сейчас всё будет иначе. Даже спящая матрица Избранного невольно повторяет действия своего носителя, являясь до времени лишь зеркалом, усилителем, резонатором. Копией без оригинала.

Ярость, которая клокотала сейчас в душе Сержанта, выплеснется наружу, он был сейчас в этом уверен. Этот импульс можно отклонить, но не отразить. Шансы велики. А уж мощность удара, на которую он был способен, возрастала с каждой секундой под одобрительные взгляды тех двоих.

Воин бережёт свою честь, пронося её через смертный порог. Когда я лежал, мёртвый, на поле брани на Тёмной Стороне, я оставался абсолютно честен перед своим прошлым. И ты будь таким, Сержант.

Смертоносная сила потекла жаркими каплями, будто кровь, сочащаяся из раны. И тут же глаза Учителя сверкнули в полумраке.

— Так вы готовы слушать, Сержант? Выйти отсюда по собственной воле достоин только способный услышать собеседника в любой ситуации, при любых обстоятельствах. Довольно околичностей. У меня полно дел, мне некогда с вами попусту пререкаться.

Чего же он всё-таки добивается? Впрочем, Сержанту терять было нечего.

— Я слушаю. Слышу и слушаю.

— Хорошо. Точнее, будем на это надеяться. Моя задача была предельно сложна и без вас. Но вы — самая большая моя проблема. И хотя вы с достойным лучшего применения упорством не желаете вторить, пусть неосознанно, ничему тому, что претит вашему внутреннему кодексу, я попытаюсь. Учтите, я не связан да текущий момент никакими обязательствами. Сегодня Первый отдал в эти руки мой последний проваленный эксперимент, и как я с вами сегодня поступлю — мой и только мой выбор. При всём прочем, вы всё ещё мой ученик, пусть и отвернувшийся от своего учителя. С горя или по недомыслию — неважно. А теперь стойте и слушайте, ибо только правда решит всё.

Новая интонация Учителя невольно привлекла моё внимание, но отступать уже поздно. Ощущение было странным. Не пугающим, нет, скорее пьянящим. Так решают задачу, являющуюся целью всей твоей жизни. Ту, что тянет из тебя сок подобно плоду, зреющему под сердцем у женщины. И только отдавая ей силы, ты бываешь счастлив. Только так.

И вот она сформулирована. Полюс, цель, ядро, фокус, особая точка твоих помыслов, чаяний и стремлений. Так человек, некогда страдавший амнезией, разом вспомнив свою жизнь, начинает восхищенно перебирать в памяти вновь обретённые серые камешки воспоминаний. Так, вернувшись в родные места, ты находишь их другими, но с упоением разглядываешь старый заброшенный парк — место, где было твое Царство Детства. Учитель знал, что делал. Вся выданная им информация уложилась в памяти за мгновение. Сержант теперь мог смотреть на проблему сверху, наблюдая её целиком. И принялся вспоминать.

Единственный спутник красного карлика Теты Дракона B, звёздной системы 328А-613 Сектора Сайриус в Галактическом Каталоге был третьей по счёту планетой, заселенной едва нашедшим в себе силы выжить после Века Вне человечеством. Синие моря, красивейшие горы, искусственно выращенные зеленые равнины степей и саванн, тёмные прохладные леса и кристально чистые озёра. Колония росла быстро, так что вскоре её название Альфа стало обретать тот смысл, который не увидели пионеры-колонизаторы: Первая. Мир, ставший новым символом человечества, занял место потерянной навсегда Терры. Лицо планеты не было искорежено громадами заводских комплексов, оставаясь чистым и нетронутым. Рои кораблей не бороздили ее Зону Влияния, этот мир задуман и воплощён с научной точностью, став недостижимым идеалом, к которому могли прикоснуться немногие, интеллектуальная элита поверившего в свои новые возможности звёздного человечества. Или просто мечтой о рае. В ней так нуждались.

Это спасло Альфу, одновременно сгубив её. Когда снова пришёл враг, первыми пострадали промышленные центры Галактики. Откуда механоидам было понять особую ценность одинокой опаловой капли, плывущей по черноте неба? Гремела Бойня Тысячелетия, трещал по швам Первый Барьер, рвалась огненная спираль Второй Эпохи. Альфа оставалась в стороне. Когда о ней вспомнили, на всей планете не было никого, кто слышал хоть что-нибудь о далёкой Галактике.

Движение Архитекторов лишь вскользь коснулось Альфы, её оставили в одиночестве на долгие три тысячелетия. Но потом началось то, что позже назовут главным провалом за всю историю Службы Планетарного Контроля.

Год за годом оперативники смотрели с небес на эту прекрасную планету и пытались сохранить её для Галактики. Но Альфа не желала слушать чужих советов, идти по чужому пути. Она словно намертво пригорела к мысли о тупиковом пути развития. Закон Бэрк-Ланна скрежетал ржавыми шестерёнками своего несмазанного механизма, а планета переживала свои маленькие радости и большие трагедии, постепенно забывая, что это такое — не быть под постоянным и всё более пристальным наблюдением.

Технологические революции, промышленный бум, потом откат к аграрной культуре на волне движения последователей Тетсухары, клановое субгосударственное устройство общества, несчастье состояло в том, что в каждой букве этого букваря была видна рука оперативников СПК. Некоторые жители планеты, Посвящённые, знали об этом явно, некоторые подозревали, остальные чувствовали это почти подсознательно. Однажды всё окончательно открылось, и мир рухнул.